Эль Гнидо

Эль Нидо де Ладронес - Гнездо Воров - занимает пятьдесят тысяч квадратных километров на границе между Колумбией и Перу, в западной части Амазонской низменности. Искусственные растения Эль-Нидо разрослись овалом среди настоящих джунглей, хотя провести границу между естественным и генно-модифицированным лесом было трудно. Общая биомасса системы приближалась к триллиону тонн. Триллион тонн строительных материалов, осмотических насосов, солнечных сборщиков, клеточных химических заводов и биологических вычислительных и коммуникационных ресурсов - и за всем следила команда проектировщиков.

Карты и базы данных давно устарели. Растительность управляла гидрологией и химией почвы, она повлияла на закономерности осадков и эрозии и тем самым помяняла ландшафт до неузнаваемости. Река Путумайо текла в новом русле, старые дороги утонули в болотах, а где через болота шли новые, торные тропы, не знал никто. Биогенный ландшафт менялся безостановочно, и свидетельства очевидцев и редких перебежчиков из Эль-Нидо очень скоро теряли ценность. Снимки со спутников пользы тоже не приносили - лесной купол скрывал или подделывал данные на каждой частоте излучения.

Токсины и дефолианты не помогали. Связка растений и их симбиотических бактерий перестраивала метаболизм и превращала отраву в пищу быстрее, чем наши эксперты в области агрикультурной войны придумывали новые яды. Биологическое оружие соблазнялось, переманивалось, приручалось - гены последнего подосланного вируса всего через три месяца нашли в доброкачественном векторе сложной коммуникационной сети Эль-Нидо. Вирус-убийца превратился в посыльного. Пожары мгновенно пресекались углекислым газом, а когда использовалось самоокисляющееся топливо, лес выделял антипирены посложнее. Однажды мы даже закачали несколько тонн питательного вещества, пропитанного мощными радиоизотопами, заперев их в соединениях, химически неотличимых от естественных аналогов. Рентгеновские снимки показали - Эль-Нидо определило молекулы, нагруженные изотопом (вероятно, отличив их по скорости диффузии через органические мембраны), отделило их, разбавило, а затем вывело наружу.

Поэтому, когда я узнал, что перуанский биохимик Гильермо Ларго ушел из Бетесды в штате Мэриленд и исчез в Эль Нидо, прихватив с собою несколько крайне секретных генетических инструментов собственной разработки - принадлежавших, впрочем, компании - я подумал: "Ну наконец-то, повод для Огромного Бабаха". Компания уже лет десять выступала за "термоядерную рекультивацию" Эль Нидо. Совет безопасности поставил бы штампик не глядя. Номинальные правители региона пришли бы в восторг. Сотни жителей Эль Нидо подозревались в нарушении законов - а у президента Голино руки чесались показать, что она и за южной границей жёстко играть может, и плевать, каким языком она пользуется в собственной спальне. Потом она бы объявила с телеэкранов, что нация должна гордится операцией "Откат к природе", так же, как гордились её решительностью и отвагой тридцать тысяч фермеров-беженцев, скрывавшихся в Эль Нидо от необъявленной гражданской войны в Колумбии, ныне освобождённые от притеснения наркобаронов и марксисистов-террористов.

Я так и не понял, почему бомбу не скинули. Не получалось сберечь редких, но очаровательных на телеэкранах зверушек ниже по течению священной Амазонки от последующего вымирания хотя бы до конца нынешнего президентского срока? Боялись, что ближневосточные тираны посчитают пуск руководством к действию и сами применят проржавевшую ядерную ракету из своих закромов против какого-нибудь беспокойного меньшинства, тем самым погружая весь регион в нежелательный хаос? Опасались торговых санкций со стороны Японии? Эко-помешанные, выступавшие против всего ядерного, как раз набирали силу.

Ну, с выводами геополитических симуляторов меня не ознакомили. Пришёл только приказ - проскользнул между обновлений ценников в местном K-Mart, люминесцентные лампы в магазине замерцали кодом, дополнительный слой нейронов в сетчатке левого глаза разгадал шифр. Кроваво-красные слова проявились на фоне радушной, сдержанной палитры супермаркета.

Я был должен проникнуть в Эль Нидо и захватить Гильермо Ларго.

Живьём.

* * * *

Приодевшись, как местный агент по продаже недвижимости - вплоть до позолоченного телефона-браслета и наихудшей возможной стрижки не дешевле трёхсот долларов - я посетил бывший дом Ларго в Бетесде. Северный пригород Вашингтона, недалеко от границы с Мэрилендом. Квартира современная, просторная, со вкусом обустроенная, но не излишне пышная - как раз такая, какую предложила маркетинговая компьютерная программа, оценив средства корпорации, содержавшей генетика на беззарплатной основе.

Ларго всегда описывали так: "гений, но неуравновешенный" - то есть риск для безопасности есть, но таким талантом разбрасываться ещё дороже. Слежку с него не снимали ещё с 2005 года - тогда его, только-только выпускника Гарварда, наняло Министерство Энергетики - министерство, известное своим, мягко говоря, эвфеместичным названием. Да, надзор с тех пор расслабился, что неудивительно - тридцать лет безупречного поведения цели усыпили всякую бдительность. Ларго не скрывал политических взглядов. Иногда, конечно, осторожничал - не из скрытности, из вежливости. То есть футболок с Че-Геварой в Лос Аламосе он не носил. Но, с другой стороны, взгляды свои действием он никогда не подкреплял.

На стене гостиной в инфракрасных тонах (то есть шарящие подростки из Вашингтона увидели бы, а их родители - нет) аэрографом была нарисована копия печально известного «Панно самолета с героями нового мирового порядка» авторства Ли Хин-чунга - изображения, широко прогремевшего в компьютерных сетях на рубеже столетий. Политические деятели девяностых, нагишом и вперемешку, без промежутков - как если бы Эшер рисовал Камасутру - откладывали парящие фекалии друг другу в раскрытые, пустые головы - а вот этот мотив художник позаимствовал у немецкого сатирика Джорджа Гросса. Иракский диктатор восхищался собственным отражением в карманном зеркальце - его портрет полностью перенесли с обложки журнала, слегка обработав усы, чтобы они больше походили на гитлеровские. Президент США держал под мышкой, едва не опрокидывая, будильник-несушку, который должен разбрасывать вокруг яйца, но вместо яиц в нём сидели измождённые заложники - их освобождение президент задержал, чтобы сорвать победу своего предшественника на выборах. Каким-либо образом вписали всех - можно было найти даже премьера Австралии в образе лобковой вши, тшетно пытавшейся обхватить мандибулами могучий президентский член. Да, некоторых дикарей-неомаккартистов припадок хватит, если во время расследований всплывут такие подробности о Ларго - но нам-то тогда что оставалось делать? Отказывать человеку в работе из-за репродукции "Герники" на полотенце?

Перед побегом Ларго очистил каждый компьютер, включая развлекательную систему - но с его музыкальными пристрастиями я уже ознакомился. Прослушал несколько часов дрянного корейского ска, отобранного из файлов прослушки. Никаких народных революционных славословий, никакого нудного гудения из Анд - жаль, конечно, я бы его предпочёл. На книжных полках стояли потрёпанные университетские учебники биохимии, хранимые, видимо, из сентиментальности, и несколько дюжин томов плесневелых классиков и поэтов - на английском, испанском и немецком. Гессе, Рильке, Вальехо, Конраде, Ницше. Ничего современного - и никаких изданий после 2010 года. Парой слов домоуправителю Ларго стёр всю цифровую собственность, обнулив четверть века собственной истории.

Я пролистал оставшиеся книги, в поисках зацепок. Вот в одном учебнике он исправил ошибку в структуре гуанина... а вот выделил отрывок из "Сердца тьмы". Рассказчик, Марлоу, поражался, что слуги на пароходе - члены племени людоедов - еще не восстали и не съели его, хотя запасы мяса бегемота прогнили, и их пришлось выбросить. Ведь:

"... никакой страх не может противостоять голоду, никакое терпение не может с ним примириться, а отвращению не остается места, если мучит голод. Что же касается суеверий и так называемых принципов, то они отнюдь не надежнее соломинки, подхваченной вихрем."

Это само собой, но что именно здесь привлекло Ларго? Похоже, цитата его проняла в ту пору, когда он пытался оправдать первый свой грант от Пентагона. Чернила выцвели, а сама книга была напечатана в 2003 году. Конечно, копия личного дневника, открытая на странице перед ночью побега, меня бы больше устроила, но полноценной прослушки его компьютеров не проводилось лет уже двадцать.

Я сел за письменный стол в кабинете и уставился в пустой экран компьютера. Ларго родился в 1980 году, в очень умеренно левой семье среднего класса из города Лима, номинально католической. Отец, журналист из «Элем Комерсио», умер в 2029 году из-за сгустка крови в мозгу. Семидесятивосьмилетняя мать по-прежнему работала адвокатом в международной горнодобывающей компании, а в свободное время она копалась в приказах о задержании, отыскивая следы пропавших радикалов для их родственников. Такое хобби терпели - лёгкий способ набить счёт в глазах демократично настроенных акционеров. Старший брат - отставной хирург, и младшая сестра - учитель начальной школы - политической активности не проявляли.

Учился он, в основном, в Швейцарии и Штатах; после защиты докторской он занимал ряд научных должностей в правительственных институтах, на биотехнологических предприятиях и в академических кругах - однако действительные его спонсоры не менялись. Пятьдесят пять лет, трижды разведённый, но без детей, изредка навещал семью в Лиме.

Он разрабатывал военные приложения молекулярной генетики уже _тридцать лет_(* тут, видимо, курсив нужен) - чуть меньше, на самом деле, сначала не понимая настоящей цели собственных открытий. Отчего он так резко сорвался в Эль Нидо? Если Ларго столь долго и беспринципно сочетал работу над созданием оружия и благочестивые либеральные сантименты, то двоемыслие его развилось до степени искусства. Последний психологический профиль подтверждал догадки - надменная гордость от собственных научных прорывов уравновешивалась ненавистью к себе - когда он задумывался о том, как открытия используют, но внутреннее противостояние уже угасало и превращалось в уютное безразличие. Обычный случай для их профессии.

Похоже, он уже тридцать лет понимал, в глубине сердца, что его "принципы" "не надежнее соломинки, подхваченной вихрем".

Может, он запоздало решил, что всё равно по сути шлюха - так почему бы не шлюхануть, как положено, и не продаться подороже? Пусть даже для этого придётся создавать генное оружие для наркокартелей. Я проверил финансовые записи - от налогов не уклонялся, карточных долгов не имел, и вообще жил по средствам. Предать начальство, так же, как когда-то предал собственные юношеские идеалы, поступив к ним на работу - уместно нигилистичный жест... но с прагматичной точки зрения последствия не привлекали. Что ему посулили в Эль Нидо? Распределённый банковский счёт и чистое гражданство Парагвая? Радости жизни на отшибе плутократичной страны третьего мира? Он мог бы без забот сидеть на пенсии в государстве-отчиме, смазывая муки совести, извергая ядовитые колонки о внешней политике в левацкий сетевой журнальчик, который бы всё равно никто не читал, а потом придти к выводу, что страна, давшая ему неотягчённую свободу слова, наверное, заслужила и всё то оружие, что он создал для её защиты.

А вот какое именно оружие он создал - и унёс с собой - мне знать не полагалось.

* * * *

Под вечер я запер квартиру и направился на юг, вниз по Висконсин-авеню - Вашингтон оживал, улицы наполнились людьми, которые искали отвлечение от жары. Вечерний город казался галлюцинацией - подростки щеголяли биолюменисцентными симбиотами, вены на висках, шее, накачанных бицепсах светились неоново-голубым, а для пущего эффекта некоторые зарабатывали себе гипертонию. Ходячие пособия по кровообращению из анатомического атласа. У иных симбиоты жили в сетчатке, и они видели инфракрасный свет наряду с обычным, и в тенях такие глаза сверкали кровавым, как у упырей.

А у кое-кого можно было заметить Белых Рыцарей в черепе.

Стволовые клетки костного мозга после заражения Матушкой (так назывался искусственный ретровирус) превращались в некую помесь лейкоцита и зародыша нейрона. Белые Рыцари выделяли цитокины, преодолевавшие гематоэнцефалический барьер, а после проникновения молекулы клеточной адгезии направляли их к нужным местам, а там можно наводнить всё выбранным нейротрансмиттером, или даже образовать временные квазисинапсы с настоящими нейронами. Обычно у носителей в кровотоке Рыцарей было штук по шесть, или больше, и каждый включался определённой пищевой добавкой - каким-нибудь заурядным, безобидным веществом, в организме обычно не присутствующим. Они могли управлять собственной нейрохимией, употребив смесь безвредных пищевых красителей, ароматизаторов и консервантов - пока Белый Рыцарь не умирал, на что был запрограммирован. После требовалась новая доза Матушки.

Матушку можно вдыхать, пускать по вене... но лучше всего проколоть кость и впрыснуть вирус прямо в костный мозг - операция жуткая и грязная, даже если вирус неиспорченный. Качественный товар шёл из Эль Нидо. Дрянной - из подвальных лабораторий Калифорнии и Техаса, где генные хакеры заставляли заражённые клетки размножать вирус в обход создателей, хотя всё вирусное строение было направлено против этого. Партия за партией выходили штаммы-мутанты, превосходные возбудители лейкемий, астроцитом, болезни Паркинсона и невиданных доселе психозов.

Когда я шёл через знойный темный город, наблюдая за безмозгло-довольными толпами, меня пронзила какая-то сюрреальная ясность. Часть меня была оцепенелой, свинцовой, отсутствующей - но другая часть казалась наэлектризованной и видела всё. Я словно мог взглянуть глубже светящихся ручейков крови - я видел скрытые пейзажи людей, я пронизывал их взглядом до костей.

До костного мозга.

Я поехал к парку, который посетил ранее, остановился на окраине. Для дела я уже был приодет. Молодёжь прогуливалась и зубоскалила, иные одобрительно присвистывали, заметя мой хромированный Форд Нарцисс 2025 года. Одинокий подросток на газоне неподалёку без устали отплясывал - торчал на Кока-Коле, и вполне искренне, не изображал, компания ему за эту экзальтированность не доплачивала.

Вскоре к машине подгребла девчушка, сверкая голубыми венами на неприкрытых руках. Она наклонилась к окну и вопросительно заглянула внутрь.

- Есть чё?

Лет ей - шестнадцать или семнадцать. Тощая, темноглазая, с кофейным загаром и едва уловимым латиноамериканским акцентом. Такая могла бы оказаться моей сестрой.

- Южная радуга.

Все двенадцать основных генотипов Матери, прямо из Эль-Нидо, а из добавок - разве что глюкоза. На Южной Радуге - вместе с каким-нибудь перекусом - можно укатиться куда угодно.

Девочка посмотрела недоверчиво и протянула руку ладонью вниз, показав кольцо с большим бриллиантом, в котором была вырезана ямка. Я достал из бардачка пакетик, встряхнул, надорвал и выстучал пару крупинок порошка в ямку кольца, увлажнил образец слюной, не отпуская её холодных пальцев - чтобы рука не дрожала. Двенадцать граней бижутерии немедленно засветились, каждая своим цветом. Иммуноэлектрические датчики - крошечные конденсаторы, покрытые антителами - распознавали определённые участки на белковой оболочке подлинных штаммов Матушки, те, с которыми самопальщики бились упорнее всего.

Правда, в хорошей лаборатории в такую белковую оболочку можно завернуть любую РНК.

Девушка впечатлилась, лицо загорелось от нетерпения. Мы обговорили цену - я заломил маловато. Подозрительно. Ей стоило встревожиться.

Перед тем, как отдать пакетик, я взглянул ей в глаза.

- Зачем тебе это говно? Мир есть мир. Прими его таким, какой он есть. Жутким, диким. Будь сильной. Не лги себе. Иначе не выжить.

Очевидное лицемерие вызвало у неё лишь ухмылку. От сделки она настроилась благодушно и до хамства опускаться не хотела.

- Я вас услышала. Планетка - дрянь.

Она пропихнула деньги мне в руку и добавила издевательски, глядя распахнутыми искренними глазами:

- Это последний-последний раз. Я завязываю.

Я смотрел, как она шагает по газону в тень, унося с собой смертоносный вирус.

* * * *

Колумбийский пилот, вёзший меня из Боготы, перспективе положить жизнь за бюрократа из отдела по борьбе с наркотиками явно не радовался. Мы летели в семистах километрах от границы, и территорию держали пять партизанских группировок. Поселений немного, но мест для зенитных установок - сотни.

- Мой прадед, - кисло процедил он, - погиб в ёбаной Корее, сражаясь за ебучего генерала Дугласа МакАртура.

Пилот хвастался, или намекал на неоплатный долг? Я не понял. Похоже, и то, и другое.

Вертолёт летел зловеще тихо. Фазовые поглотители, хоть и выглядели как огромные динамики, поглощали почти весь шум от лопастей. Карбоновый корпус покрывала дорогущая паутина хамелеонных полимеров - хотя, наверное, обычная краска небесно-голубого цвета сработала бы не хуже. Эндотермическая химическая смесь накапливала выделившееся в двигателе тепло и ежечасно выстреливала его пучком отвесно вверх, через параболический отражатель. Партизаны к спутниковым снимкам доступа не имели, а на радары не осмеливались - похоже, у среднего жителя Боготы шансы погибнуть выше, чем у нас. У них там в столице по три автобуса за неделю взрывалось.

Колумбия разрывалась на части - снова "Ла Виоленсия", снова пятидесятые. Конечно, самые эффектные террористические выходки совершались организованными партизанами, но большая часть смертей лежала на двух главенствующих политических партиях, которые, мстя за уходящие в прошлое зверства, вырезали сторонников соперничающей стороны. Начала резню партия с пренебрежимо малой поддержкой - "Армия Симона Боливара", психованные экстремисты сверхправого толка, и желала она "воссоединиться" с Панамой, Венесуэлой и Эквадором - после двух веков разлуки - и добавить к ним Перу и Боливию, чтобы исполнить мечту Боливара о "Великой Колумбии". Однако убийство президента Марина ничуть не помогло их несоразмерным чаяниям, а запустило каскад кровопролития. Забастовки, протесты, уличные бои, комендантский час, военное положение. Вывод иностранного капитала взволнованными инвесторами, гиперинфляция, крахом местной финансовой системы. Каждый увидел возможность ударить, насилие накручивалось спиралью, все - от полувоенных карательных отрядов до отколовшися группировок Маоистов - решили, что час пробил.

Я, может, видал и поменьше выпущенной пули, но с первой же секунды в этой стране в потрохах кипела кислота, по венам бежала пьянящая, непрерывная адреналиновая лихорадка. Я ощущал себя лихорадочным, сшитым проволкой... живым. Сверчувствительным, как беременная - на каждом углу пахло кровью. Когда владеющая всеми помыслами людей скрытая борьба за власть превращается в драку, пробивается наружу, разрывает кожу - зрелище напоминает восхождение исполинского, изначального существа из глубин океана. Ужасающе, жутко - но головокружительно захватывающе.

Встреча с истиной всегда кружит голову.

* * * *

С воздуха было не понять, добрались мы, или ещё нет - последние двести километров летели над тропическим лесом. Кое-где встречались расчищенные участки - под плантации, шахты, ранчо и лесопилки, порой джунгли прорезались отливающими металлом реками, но в целом всё выглядело как бесконечный простор из капусты брокколи. Эль Нидо не мешало обычной растительности процветать - оно даже ей подражало... поэтому неглубокий забор генных проб несильно помогал. С глубокими вылазками, впрочем, не справлялись даже специальные роботы - они терялись десятками, и, до тех пор, пока пару-тройку членов Конгресса не поймают на незаконном изнасиловании и шантажом не заставят проголосовать за увеличение финансирования, приходилось довольствоваться образцами с окраины Эль Нидо. Собранные растения без регулярных химических и вирусных добавок из сердца чащи погибали - Эль Нидо проверяло, всё ли на месте, поэтому основной исследовательский центр DEA пришлось расположить в лесу. На Колумбийской стороне границы взрывами расчистили площадку, на ней воздвигли несколько спресованных строений и вспахали несколько экспериментальных грядок. Электрическая ограда из рабицы не увенчивалась колючей проволокой - вместо этого забор загибался и образовывал клетку со всех сторон. Вертолёт садился на площадку посередине исследовательского центра - над ней сетка могла расрываться.

Мадлен Смит, директор по исследованиям, познакомила меня с Центром. Вне зданий мы оба носили герметичные костюмы биозащиты - хотя, если защитные модификации из Вашингтона работали как обещано, костюм мне не нужен. Порой из Эль Нидо пробивались защитные вирусы - но они жили недолго, и до смертельных исходов не доводили, хотя для не привитых людей заражение бывало весьма неприятным. Лесные создатели отлично балансировали между биологической "самозащитой" и откровенно бактериологическим оружием. Да, в чаще всегда прятались партизане, и зарабатывали на вывозе Матушки, но технологии Эль Нидо никогда смертельных штаммов не создавали.

Пока что.

- А здесь у нас саженцы того, что, мы надемся, станет стабильным фенотипом Эль-Нидо. Называются бета-семнадцать.

Бета-семнадцать выглядела как невзрачные тёмно-зелёные кустики с бордовыми ягодками. Смит указала на массив камер за грядкой:

- Инфракрасная микроспектроскопия в реальном времени. Она может расшифровать РНК среднего размера, если вдруг в достаточном количестве клеток произойдёт одновременный всплеск производства. Мы сопоставляем данные с записями газовой хроматографии, которые показывают диапазон молекул, дрейфующих из ядра. Если поймаем растения в момент принятия посылки из Эль Нидо - и если они ответят на неё включением гена и производством белка - тогда мы, возможно, выявим механизм и сможем думать над тем, как бы устроить короткое замыкание.

- А нельзя просто секвенсировать ДНК и работать от этого?
Я хоть и изображал нового администратора с крайне важной инспекцией запасов золочёных скрепок, но определиться с нужной степенью наивности было непросто.

Смит учтиво улыбнулась.

- ДНК из Эль Нидо защищена энзимами, и они раздирают ДНК при малейшем намёке на нарушение целостности клетки. Пока у нас шансов её секвенсировать не больше, чем... скажем... прочитать ваши мысли посредством вскрытия. Ещё мы не знаем, как преусловутые энзимы действуют, тут нужно много нагонять. Когда наркокартели, сорок лет назад, начали вкладываться в биотехнологию, они первейшим приоритетом поставили защиту от копирования. Потом они переманили лучших учёных из законных лабораторий - не только большим заработком, но посулами творческой свободы. Картели ставили задачи поинтереснее. В Эль Нидо сейчас столько же изобретений, заслуживающих патента, сколько выдала вся агритехнологическая область, и открытия эти гораздо занимательнее.

Не это ли привело Ларго? Обещание сложных задач? Но Эль Нидо готово, вызова больше нет - оставалась только работа над улучшениями. Да и он отлично знал, что к пятидесяти пяти годам творческая сила у него ушла.

Я сказал:

- Полагаю, картели получили больше, чем хотели, и новая технология перекроила им все дела - старые, обычные наркотики теперь, биотехнологическими методами, производятся элементарно. Они теперь невыгодны - их гонят повсеместно, и слишком дёшево, слишком качественно. Теперь зависимости невыгодны. Сейчас продаётся только новизна.

Смит громоздкой рукой очертила возвышающийся снаружи клетки лес - указала на юго-восток, хотя и с остальных сторон заросли выглядели точно так же.

- Да, Эль Нидо - больше, чем они хотели. Они просили, на самом деле, модифицированную коку, способную расти в низинах и что-нибудь раскидистое, чтобы плантацию от спутников прикрывало. А получили... Де факто они получили целое племя из беженцев, анархистов и генных хакеров. Даже картели всей землёй не владеют - где-то половина тех генетиков откололась и основала деревеньки-утопии. Есть как минимум дюжина человек, которые умеют программировать растительность - то есть умеют включать новые модели генной экспрессии, умеют влиять на каналы связи - и для отстаивания территорий этого более чем достаточно.

- Будто как тайная шаманская власть над духами леса?

- Именно. Вот только эта действительно работает.

Я хохотнул:

- Знаете, что меня радует? Больше всего? То, что настоящая Амазонка, настоящие джунгли их проглотят, рано или поздно. Сколько уже Амазонке? Два миллиона? Деревеньки-утопии, надо же. Через век, или даже лет через пятьдесят от Эль Нидо не останется и следа.

... Не надежнее соломинки, подхваченной вихрем...

Смит не ответила. В тишине я слышал однообразное стрекотание жуков со всех сторон. Богота находилась на плато, и там было почти зябко. Здесь же духота стояла прямо как в Вашингтоне.

Я взглянул на Смит. Она ответила:
- Вы правы, разумеется.

Но уверенности я не расслышал.

* * * *

За завтраком я уверил Смит, что проверка не нашла никаких нарушений, на что она настороженно улыбнулась. Думаю, она подозревала, что я не тот, за кого себя выдаю. Это, впрочем, не страшно - я внимательно слушал болтовню местных учёных, техников и солдат, и имя Гильермо Ларго не всплывало ни разу. Если про него не знают, то и моей цели им не угадать.

Вылетели в девять часов. Снизу деревья пронизывались полотнищами света, нежными, словно отсветы зари. Поднявшись над кронами, мы словно шагнули из туманного восхода в полуденное сияние.

Пилот неохотно завернул к сердцевине Эль Нидо.
- Мы сейчас в воздушном пространстве Перу, - куражился он, - хотите дипломатический скандал?
Похоже, перспектива его радовала.

- Не хочу. Держитесь пониже.

- Смотреть там нечего. Вы даже реку не различите.

- Ниже.

Брокколи увеличилось, и резко попало в фокус - неразличимая зелень разделилась на индивидуальные и вполне конкректные ветки. Эффект на диво поразительный - всё равно, что в микроскоп увидеть удивительную отчётливость строения привычной вещи.

Я приблизился и переломил лётчику шею, отчего тот удивлённо прошипел сквозь зубы. Накатила судорога - помесь страха и раскаяния. Включился автопилот, вертолёт завис. Две минуты ушло на то, чтобы отстегнуть тело и перетащить в грузовой отсек. Потом я занял его место.

Я отвинтил приборную панель и приладил новый чип. Через спутниковую связь на военной базе к северу отсюда вёлся цифровой дневник, и теперь он запишет, что вертолёт потерял управление и резко снизился.

Правда отличалась несильно. На сотне метров я задел ветку и обломил лопасть переднего винта. Вступили компьютеры, раз за разом доблестно моделируя ситуацию, перенастраивая поверхность уцелевших лопастей - и они отлично справлялись в пятисекундные промежутки между новыми и новыми сотрясающими до костей ударами, ломающими ещё что-то. Звукопоглотители спятили, то и дело выпадали из фазы, и джунгли оглашались усугубленным шумом.

На пятидесяти метрах вертолёт впал в поразительно плавный, просто операторский облёт густой кроны леса. На двадцати - падение. Вздулись, закрыли обзор подушки безопасности. Я стиснул зубы, закрыл глаза за ненадобностью. Вспомнились бесполезные, но неистребимые, словно клеймом на мозгу отпечатанные обрывки молитв из детства. Подумал:
- Умру - и джунгли заберут. Я мясо, я соломинка. На судилище не останется ничего.
Когда вспомнил, что джунгли ненастоящие, я больше не падал.

Подушки без отлагательств сдулись. Я открыл глаза. Вокруг - вода, затопленный лес. Участок крыши между винтами с шипением, напомнившим последнее издыхание пилота, отлетел и запланировал вниз, как подбитый воздушный змей, постепенно перенимая цвета окружения - грязно-серебристый, зелёный и бурый.

На спасательном плоту оказались вёсла, провизия, сигнальные шашки и радиомаяк, который я оторвал и оставил среди обломков. Потом усадил пилота назад, на кресло. Вода уже заливала салон, стремясь его похоронить.

Затем поплыл по течению реки.

* * * *

Эль-Нидо превратил когда-то судоходный участок Рио-Путумайо в поражающий воображение лабиринт. Вялые каналы коричневой воды змеились между недавно поднятыми островами почвы, поросшими пальмами и каучуковым деревом, и заливными берегами, где над подлеском возвышались древнейшие, шоколадного цвета лиственные породы (старше генетиков, но и эти деревья, впрочем, модификации не избежали.)

Лимфоузлы в области шеи и паха дико пульсировали жаром, что обнадёживало - улучшенная иммунная система массово и загодя клонировала тысячи Т-клеток-убийц, не дожидаясь осторожного ответа антигенов. Через несколько недель какой-нибудь лимфоцит не найдёт себе занятия лучше, чем сжечь меня новой аутоиммунной болячкой, но я столько тут бродить не собирался.

Мутную воду тревожили рыбины, снимающие с поверхности насекомых и семена. Вдалеке с нависающей ветви размотались и вяло рухнули в воду витки анаконды. Между каучуковыми деревьями, в пастях фиолетовых орхидей висели колибри. Насколько я знал, животные жили здесь, будто ничего не изменилось, и в их строение не вмешивались.

Я достал из кармана пластинку богатой цикламатами жевательной резинки и медленно возбудил собственный отряд Белых Рыцарей. Вонь жары и преющей листвы пропала - одни обонятельные каналы в мозгу заглушались, другие, наоборот, становились чувствительнее - запустился своего рода фильтр, который давал приоритет сигналам из новых обонятельных клеток, отсекая отвлекающий смрад джунглей.

Вдруг я почуял запах мертвого пилота на руках и одежде, застарелую вонь его пота и испражнений - и вдобавок резкую, подобную урине вонь феромонов паукообразных обезьян. В качестве репетиции я шел по следу, выворачивая плот в сторону свежих запахов, и всего через пятнадцать минут был вознаграждён зрелищем и воплями пары встревоженных тощих обезьянок, улепетнувших в листву.

А вот меня по запаху не найти - симбиоты в потовых железах переваривали все характерные вещества. Правда, долго такую систему не поносить, проявлялись побочные эффекты, и данные разведки вторили, что местные таким не заморачивались. Не исключено, впрочем, что Ларго мог спараноить и принести систему подавления запаха с собой.

Я смотрел вслед убегающим коатам и задался вопросом - когда же я найду хотя бы выдох человека. Даже  неграмотный землепашец, сбежавший от войны на север, был бы полезен - если не приблизительным планом местности, то рассказом о противоборствующих группировках...

Тут плот тихонько засвистел, одна из секций начала сдуваться. Я мигом скатился под воду. На метровой глубине даже руки не разглядеть, поэтому я ждал и слушал - но не слышал ничего, кроме лёгких всплесков от нарушающих поверхность рыб. Камень бы пластик не пробил - в плот стреляли.

Я плыл в прохладной молочной тишине. Вода скрывала тепло тела, а дыхание задерживать я мог минут на десять. Стоило ли переждать, или отплыть подальше, рискуя поднять волну?

Нечто тонкое и острое оцарапало щёку. Я стерпел. Снова. Непохоже на рыбу и вообще на что-нибудь живое. На третий раз я успел ухватить трепещущий снаряд - кусок пластика, в несколько сантиметров. На ощупь край кое-где острый, кое-где податливый. От ощупываний предмет разломался.

Я отплыл в сторону на пару метров, осторожно всплыл. Плот таял - пластик растворялся в воде, как кожа в кислотной ванне. Полимер был спроектирован так, чтобы устоять перед биоразложением - но, похоже, местные штаммы оказались сильнее.

Я плыл на спине и дышал глубоко, чтобы очиститься от углекислого газа, попутно обдумывая перспективы завершить миссию пешком. Листва надо мной колебалась, как в жарком мареве, что было весьма странно. Конечности стали удивительно тёплыми и тяжёлыми. Интересно, если бы я не заблокировал девять десятых ольфакторного канала, что бы сейчас почуял? Что я вдыхал? Задумался: а если бы я создавал бактерии, пожирающие чуждые для Эль Нидо вещества, чем бы ещё их наградил? Возможностью обездвижить жертву? Способностью оповестить всех о чужаке биохимическим посланием?

Теперь я слышал острый запах полудюжины потных людей, но всё, что мог сделать - позволить себя выловить.

* * * *

Меня, скрученного и с завязанными глазами, тащили на носилках. Молча. Можно было гадать о том, куда меня несут, считать их шаги, оценивать направление по свету солнца на лице... но в лихорадочном токсическом полусне чем больше я старался прочитать улики, тем сильнее я путался.

Когда группа остановилась передохнуть, кто-то склонился надо мной - и провёл сканером над телом? Я догадался по тёплым уколам в тех местах, где были вживлены полимерные передатчики. Устройства пассивные, но резонансное эхо от спутникового микроволнового излучения давали заметное. Сканер выжег их все до единого.

После полудня они сняли повязку с глаз. Уверились, что я окончательно заблудился? Уверились, что я не убегу? Или хотели похвастаться архитектурными чудесами Эль Нидо?

Шли по тайной тропе через болото. Я смотрел вниз - сапоги похитителей вязли в грязи не до конца, зато сухой и на вид безопасной дорожки чуть повыше они явно избегали.

При приближении заросли шипастых кустов расступались перед нами. Эффект жвачки прошёл достаточно, чтобы я мог почувствовать сладковатый запах окружавшего нас облака какого-то сложного эфира. Не видно, правда, распыляли ли его из баллончика, или оно выделялось симбиотами в чьих-то лёгких, внутренностях или коже.

Посёлок в ложных джунглях появился почти незаметно. Я почувствовал, как земля стала неестественно плотной и ровной. Деревья росли всё более упорядоченно - не по линеечке, конечно, но всё равно  неправильно. Потом стали заметны "естественные" просеки то слева, то справа, а на них - "натуральные" хижины из дерева, вперемешку с глянцевыми биополимерными навесами.

Меня положили около одного из навесов. Надо мной, сжимая блестящий охотничий нож, навис жилистый и небритый тип, которого я раньше не видел. Человек этот напоминал об архетипе человека-зверя, человека-хищника, человека-убийцы безо всякой совести.

Он сказал:
- Вот здесь, друг мой, мы сольём всю твою кровь.
Оскалившись, он присел на корточки. Я от смрада собственного ужаса чуть сознание не потерял - симбиотический нюх на такую концентрацию рассчитан не был. А он разрезал путы и добавил:
- А затем вернём назад.
Рука проскользнула под рёбрами, и он поднял меня с носилок и понёс внутрь здания.

* * * *

Гильермо Ларго сказал:
- Простите, что не пожал вам руки. Мы вычистили практически всё, но не хочу лишний раз рисковать - может, и остатков вируса хватит, чтобы ваш взбудораженный иммунитет ополчился на вас.

Оказался он невзрачным, лысеющим человеком - низким, худым, с грустными очами. Я подошёл к нему и протянул руку сквозь деревянную решётку:

- Рискуйте сколько хотите. Вируса во мне никогда не было. Думаете, я верю вашей пропаганде?

Он безразлично пожал плечами.
- Умерли бы вы, не я - хотя уверен, вирус рассчитан на обоих. Может, он и сработает от моего генотипа, но в вас его слишком много, вас реакцией тоже заденет. Впрочем, что спорить о прошлом.

Непохоже, чтобы он врал. Вирус для двоих - идея на самом деле превосходная. За такое ловкое обхождение со мной я даже недовольно зауважал Компанию - была в этом какая-то первобытная, пронзительная честность - но говорить об этом Ларго не стоило.

Я ответил:
- Если я, по вашему, больше не опасен, то почему бы вам не вернуться? Вы ценности не потеряли. Что же, за один просчёт, за одну отступку человеку карьеру губить? Работодатели ваши расчётливые, наказывать вас не станут. Следить будут повнимательнее, вот и всё, но это их забота, не ваша. Вы разницы даже не почувствуете.

Ларго вроде бы и не слушал, но тут взглянул на меня и усмехнулся:
- Знаете, как Виктор Гюго отозвался об первой конституции Колумбии? Сказал: "она написана для государства ангелов". Продержалась конституция всего двадцать три года, и в новом издании политики понизили планку. Значительно понизили.
Отвернувшись, он принялся вышагивать взад-вперёд за решёткой. У двери стояла и безучастно глядела пара вооружённых крестьян-метисов, и оба непрерывно жевали вроде бы обычные листья коки - в их преданности традиции было что-то умиротворяющее.

Камера моя была прибранной, и обставлена хорошо - вплоть до биотуалета, моднейшей новинки на Беверли-Хиллз. Обращались со мной похитители до сих пор безупречно, но мысль о том, что Ларго замышляет нечто неприятное, не оставляла. Не думал ли он передать меня баронам по Матушке? Чем он расплатился за участок Эль Нидо и десятки телохранителей, я так и не узнал. Не говоря уже о том, почему он предпочёл лес квартире в Бетесде и пятизначному годовому доходу.

- И что вы тут собираетесь делать? Строить государство ангелов? Растить биоинженерную утопию?

- Утопию?
Ларго остановился и снова вкривь улыбнулся:
- Нет, нет. Как можно создать утопию? Нет "правильного способа жить", которого мы пока что якобы не открыли. Нет правил, нет системы, нет никакой формулы, да и с чего им быть? В отсутствии создателя - весьма, впрочем, извращённого - как можно рассчитывать на чертёж совершенства, который всё ждёт - когда же мы к нему придём?

- Вы совершенно правы. В конце концов всё, что мы можем - хранить верность собственному нутру. Видеть сквозь корочку цивилизации, сквозь лицемерие морали, признавать силы, формирующие нас по-настоящему.

Ларго расхохотался, а я от такого ответа зарделся - но только потому, что неправильно его оценил и не смог уговорить, и вовсе не из-за того, что смеялся он над моим единственным убеждением.

- Знаете, что я разрабатывал в Штатах?

- Нет. Это важно?
Чем меньше я узнаю, тем больше шансов выжить.

Ларго всё равно поведал:
- Я пытался превратить взрослые нейроны в зародышевые. Переключить их назад, в менее специализированное состояние, чтобы они вели себя как в мозгу плода - перемещались, пробовали новые связки. По задумке - лекарство от деменции и последствий инсульта... хотя финансировали меня те, кто хотел увидеть вирусное оружие, переписывающее разум. Едва ли, правда, можно добиться чего-нибудь замысловатого - политические взгляды вирусом не передать - но инвалидности и покорность можно уместить и в небольшой пакет.

- И вы продали вирус картелям? Чтобы они держали целые города в заложниках, если вдруг главаря схватят? Чтобы им не приходилось морочиться с убийствами судей и политиков?

- Я продал его, но не как оружие, - мягко ответил Ларго, - военной версии нет. Даже прототип - который определённые нейроны размягчает, но ничего не записывает - как оружие никуда не годится, он в большом количестве слишком нежный. Есть и другие трудности. Невыгодно размножающемуся вирусу носить в себе весьма большой и специфичный набор команд для мозга хозяина, в жизни, на человеческой популяции возобладают очистившиеся от хлама вирусы-мутанты.

- Тогда ...?

- Я продал его картелям как продукт. Объединил с самым ходовым товаром и отдал гибрид. Новый сорт Матушки.

- И чем он отличается?
Я заинтересовался, и плевать, что я вопросами могилу себе копал.

- Он превращает набор нейронов в мозгу в некое подобие Белых Рыцарей. Настолько же гибкое, настолько же подвижное. Но в протягивании новых синаптических связей гораздо лучше. Больше можно не заливать межклеточное пространство химикатами. И управляются не пищевыми добавками, а собственными выделениями. Управляются собой.

Я смысла не уловил.

- Существующие нейроны становятся подвижными? Готовые структуры в мозгу... пропадают? Этот сорт буквально разжижает мозги - и картели его купили?

- Не разжижает. Всем управляет тугой поводок петли обратной связи. Возбуждение этих нейронов меняет набор производимых молекул, а они, в свою очередь, влияют на соседние синапсы. Двигательные нейроны и жизненно небходимые центры вирус, разумеется, не трогает. И Серые Рыцари меняются от сильных сигналов, секундная прихоть их не соблазнит. Чтобы значительно повлиять на мозговую структуру, нужно, не отвлекаясь, потратить часа два.
От обычных нейронов это ничем в принципе не отличается - они учатся так же, но теперь всё происходит быстрее, гибче... шире. Теперь за половину дня можно перестроить центры, которые не менялись сотнями тысяч лет.

Остановившись, он по-дружески взглянул на меня. Пот на затылке похолодел.

- Вы использовали вирус?

- Разумеется. Я его для себя создал. Поэтому я здесь.

- Ради самопальной нейрохирургии? Если хочется поковыряться в мозгу, так почему бы не поковыряться отвёрткой через глазницу? - меня выворачивало, но я продолжал. - Ну хотя бы... кокаин, героин - да даже Белые Рыцари - используют природные рецепторы, природные связки. А вы берёте орган, эволюционировавший миллионы лет, и...

Я вроде как изрядно позабавил Ларго, но от смеха в лицо он воздержался. Он ответил вежливо:
- Для большинства людей собственная душа - лабиринт, в котором они блуждают по кругу. Эволюция одарила нас унылым, запутанным острогом. Примитивные наркотики - алкоголь, героин, кокаин - лишь прокладывают срезки в тупики, а ЛСД устилает стены лабиринта зеркалами. Белые Рыцари делают то же, но в чуть другом наборе.
А с Серыми Рыцарями лабиринт можно перестроить по желанию. Они не сводят к съёженному эмоциональному репертуару - они дают власть. Власть менять самого себя.

Я с трудом пытался побороть отвращение. Ларго имеет себя между полушарий - ладно, его дело. Сидевшие на Матушке тоже согласятся на подобное - но ещё одна партия дури, по сравнению со всем контрафактом из подвальных лабораторий, на национальную трагедию не тянула.

Ларго продолжил учтиво:
- Я тридцать лет сам себя презирал. Воли измениться не хватало - но образ того, кем я хотел стать, не угасал. Я задавался вопросами - а если я окажусь чуть достойнее, что будет? А если добавить честности? А если примириться с собственной слабостью и порченностью? Но на практике ответа получить не пытался.

- И вы стёрли личность, вслед за компьютерными файлами? И кто вы теперь? Блаженный? Ангел?

- Нет. Я тот, кем хочу быть. С Серыми Рыцарями иначе и быть не может.

На мгновение от ярости голова кругом пошла, но я взял себя в руки и сказал сквозь решётку:

- Значит, вы себе мозг перемешали, и вам от этого лучше. И что? Будете жить рядом с картелями в поддельных джунглях и тешить себя просветлениями?

- Возможно. Ещё я буду следить за миром. Ждать до конца жизни - и надеяться.

Я чуть не поперхнулся.
- На что надеяться? Что твоя привычка затронет хоть кого-то, помимо конченых торчков? Думаешь, Серые Рыцари промаршируют по планете и перепахают её до неузнаваемости? Или же ты соврал, и вирус на самом деле заразен?

- Нет. Рыцари дарит то, чего хотят люди. Он поймут и придут.

Я с сожалением уставился на него.

- Люди хотят жрать, трахаться и властвовать. Они не изменятся. Помнишь же льбимую цитату из "Сердца Тьмы"? Что она значит, по-твоему? Мы, глубоко внутри, - животные, с простыми позывами. Остальное не надёжнее соломинки в вихре.

Ларго сморщил брови, вспоминая цитату, потом кивнул. Ответил:
- Знаете, сколькими способами может быть устроен обыкновенный мозг? Не нейронная сетка таких же размеров, а настоящий мозг особи Гомо Сапиенс, вываянный утробой и настоящим опытом? Где-то десять в десятимиллионной степени вариантов. Число немалое - достаточно для самых разных характеров, талантов, для записи разнообразнейших жизненных путей.
Но Серые Рыцари возводят это число в квадрат. Они дарят нам ранее неизменную часть себя, "человеческую натуру", дают возможность отличаться от соседа не только другим набором воспоминаний.
Конечно, Конрад был прав. Каждое слово правда - но это написано давно. Теперь цитата не описывает всё. Вся человеческая природа не надежнее соломинки в вихре. Ужас, сердце тьмы не надёжнее соломинки в вихре. "Вечные истины" стоят меньше соломинки в вихре. Все откровения писателей, от Софокла и до Шекспира, печальные и прекрасные, теперь стоят меньше соломинки, подхваченной вихрем.

* * * *

Я лежал на койке, слушая цикад и лягушек, и размышлял о том, что Ларго со мной сделает. Он меня не убил - видимо, считал себя неспособным на убийство, и нарушать иллюзию самоконтроля не хотел. Наверное, просто выкинет меня около станции - и там я поведаю Мадлен Смит, как вирус из Эль Нидо сразил пилота прямо в воздухе, и мне пришлось отважно схватиться за штурвал.

Я вспомнил о пилоте. Попытался выстроить версию грамотно. Лучше бы его никогда не нашли, выдавать лишние улики не стоило.

Я закрыл глаза и увидел, как ломаю ему шею. Прокатился очередной приступ раскаяния, я лишь с раздражением отмахнуся. Да, убил - и ту девочку убил пару дней назад, и ещё раньше дюжину положил. Но и Компания едва от меня не избавилась. Потому что ей это удобно - и потому что она могла. Так мир устроен - силу непременно используют, народ завоюет другой народ, слабого вырежут. Всё прочее - благочестивый бред. Вот, всего в сотне километров - гражданская война, очередной наглядный пример.

А вдруг Ларго заразил меня новой Матушкой? Вдруг он не врал?

Серые Рыцари двигались только по желанию хозяина. Чтобы меня не изменило - нужно просто выбрать собственную судьбу. Нужно захотеть оставаться тем, кто ты есть - убийцей, который давно смотрел главной истине в глаза. Принимающим дикость и испорченность - ведь, в конце концов, иного пути нет.

Снова их видел - пилота, девушку.

Нужно ничего не чувствовать - и желать ничего не чувствовать - и желать снова и снова.

Или меня сдует, как замок из песка.

Охранник в темноте рыгнул, отхаркнулся.

Ночь простиралась передо мной, как река, потерявшая русло.