Staruka

Дмитрий Бастриков, 10 июля, 16:07
Здравствуй, милая!
Пишу тебе письмо и не могу понять, как я решился на такую дерзость! В последний раз мы разошлись при неприятных обстоятельствах, и я боялся до сих пор напоминать о себе. Много лет прошло с последней встречи...
Кстати, ты наверно заметишь, что я выбрал странную манеру письма: "пишу тебе письмо, милая"...вот же глупость! Так и представляю себя в красной рубашонке, за дряхлым кухонным столом, а вокруг – плохонько обставленная комната землянки. Справа стоит склянка дурных чернил, в мозолистом кулаке зажато перо. Неловкими движениями – ведь я малограмотный холоп – вывожу буковки... И, конечно, оставляю кляксу, вот дубинушка-головушка!.. Впрочем, я увлекаюсь, как мальчишка, извини...
Я пишу так, потому что нахожу такой способ весьма притягательным, проверенным временем. Есть в нём какое-то благородство традиции и изящество...
Бог с ним. Надеюсь, ты здорова, мой ангел?
Я понимаю, что сейчас с грацией слона пытаюсь обойти стороной тот случай, что разделил в прошлом наши судьбы, но воспоминания не дают мне покоя и вновь заявляют о себе... От них не спрячешься.
Так вот, милая, я не держу на тебя зла! Твой поступок, вероятно, имеет вескую причину. Твоя прелестная головушка даже и не осознает, почему между нами произошла такая позорная сцена... Но причина есть всегда. Я долго думал, глядя на твою фотографию в выпускном альбоме, и пришел, как мне кажется, к пониманию. Будто твой взгляд мне намекнул.
Милая, я был недостоин...
Да, мы учились вместе одиннадцать лет, но ты меня совсем не знаешь. Неудивительно, ведь я, как испуганная крыса, вечно прятался в углу кабинета и дрожал, боялся, что придут крупные хищники и сожрут меня...  Но они не могли меня сожрать, зато кусали ежедневно. Ты была не такая – ты львица– и проблемы прочих зверей тебя не заботили. За то и приглянулась ты мне, что не обижала, пусть даже из брезгливости.
Так вот, царица, жил я без пряника, а потчевали меня одним кнутом. Кому интересен дурачок без талантов и достатка? И лишь иногда я наслаждался своим жертвенным положением. Довольно дико для нормального человека, не правда ли? Находить удовольствие в унижении? Но такое было редко, лишь когда во время издевательств мой взгляд соприкасался с твоим, тяжелым и надменным, будто литым из свинца... Да, это было странное ощущение. Но я всегда был не от мира сего, что же сделаешь с собой?
А как же, когда твой отец повесился у тебя на глазах, маленького пятилетнего мальчика, и в твой же день рождения! Понимаешь, голова начинает работать по-другому, будто между шестеренок забилась стальная стружка, и механизм повредился...
Папа прошептал мальчику на ухо: "Папа хочет отдохнуть...". И, раскачавшись, выбил табуретку из под ног. Через полчаса пришла мама со свечами для торта и начинала ругаться на папу, хлестать его длинными свечами по мёртвому лицу! Она кричала:"отдохнуть он решил, сволочь! а кто будет страдать? кто, я тебя спрашиваю?!"
Мама и меня больно отхлестала за то, что позволил папе отдыхать. Так я и стал виновным в смерти папы. После этого поезд сошел с рельсов.
Мне придется рассказать малость о своем домашнем быте, потому что без этого моя личность будет как большое, чёрное пятно...
Сейчас, с высоты возраста, я могу сказать о том, что матушка была немного безумна. Но тогда я думал, что она ведет себя нормально, ведь я не знал чужих матерей. Мне казалось, что они все похожи...
Вряд ли ты видела нечто подобное в кино. В наше время уже ничем не удивишь человека, чего только не показывают по телевизору! Но мои воспоминания о детстве слишком специфичные, чтобы быть придуманными.
После смерти папы матушка потеряла чувство привязанности ко мне, будто материнский инстинкт оборвался вместе с удавкой. Она разлюбила меня, как мне теперь стало очевидно, а потому я стал кем-то вроде нелюбимого щенка, которого жалко кормить, но нельзя выбрасывать, потому все вокруг осудят...
Кушать мне приходилось прямо с пола. Обычно мама и её друзья кидали мне что-нибудь съестное со стола, а в остальное время кормушкой мне служило помойное ведро соседей. Дружила она обычно с приезжими дядями, которые дарили ей водку, а иногда – деньги. Она надолго запиралась с ними в спальне и жутко кричала, так что у меня замирало сердце...
С маминого стола мне доставались корочки хлеба, яичная скорлупка с остатками белка, иногда огрызки фруктов, а совершенным праздником для меня была куриная косточка или говяжий жирок из консервной банки. Ну, это еще ничего, только лишь проявление жестокости. Кто в наше время не грешит ею?..
По-настоящему безумие матери расцветало, когда ей пришло в голову очищать наши души. Позже я назвал это "срамным помешательством" – это та душевная чесотка, что захватила её мысли надолго и прочно.
Всякие вещи, связанные с естественными выделениями человека, вызывали у неё болезненное возбуждение. Она хранила отрезанные ногти в банках, собирала грязевые катышки с кожи и складывала их в коробочку из под чая. За много лет там набралось на толстый кирпичик грязи, который она любила мять, как пластилин, и лепить из него человечков.
Срезанные с ног лоскуты мёртвой кожи, она поджигала и дымом освящала квартиру – так она отгоняла злых духов.
Самая неприятная для меня причуда матери до сих пор остается за гранью моего понимания. Она выдумала себя ритуал, который, как она верила, был полезен для работы моего мозга: после каждого опорожнения кишечника, мама запирала меня в туалете на полчаса, чтобы я надышаться духом. И строго настрого запретила мне смывать. Если я не слушался, то она била меня по голове тапкой.
О пользе таких процедур можешь судить сама – я перебивался с тройки на двойку, так что мои мучения были совершенно напрасными...
Всё, милая, больше ни слова о такой гадости. Боюсь представить, как тяжело тебе читать такие откровения.
В общем, рос я совершенным сорняком.... Я не виню матушку, ведь она пыталась помочь мне, хоть и по-своему. Тем более о мертвых говорить плохо – значит тревожить их на том свете. Могут обидеться и вернуться, чего бы мне совсем не хотелось. Мертвые должны сидеть в аду смирно.
Рассказываю, как она почила. Год назад, я вернулся домой со службы и увидел матушку спящей с ножом в горле. Три дня я кушал за столом, как большой дядя, смывал в туалете без промедления, не оставаясь там ни одной лишней секунды, и был счастлив. А потом матушка начала источать прескверный запах, и мне пришлось позвонить в скорую...
Пишу я это и думаю о тебе. То последнее наше свидание вышло неудачным, но я был почти счастлив, как тогда, когда кушал за столом в первый раз, не боясь маминого тапка.
Целый год жил один, работал себе тихонечко на кондитерской фабрике, а вечерами кушал конфетки с чаем и чувствовал себя прекрасно, будто тот чеховский мужичок с крыжовником. По правде, так было до недавнего времени...
Однажды я решил подключить интернет. Задумано – сделано. Смотрел я вначале гугл и яндекс, читал мировые новости. Много забавного узнал. Я не представлял даже, что мир такой большой. Нет, на географию я ходил, как все... ты ведь помнишь, милая, как Прохоров бил по моей башке глобусом?.. Нет, дело не в том. Я не представлял себе, что вся наша планета настолько живая, настолько насыщена событиями! Ведь глобус в руках такой маленький, такой смешной... и такой мёртвый. Как-то не думаешь об этом, когда твой мир – это две комнатушки да газовая камера...
Потом целыми днями я разглядывал смешные картинки. Много увидел забавного, что было скрыто от меня в глубинах интернета, пока не наткнулся на этот сайт и не нашел здесь тебя... Тут-то мне и поплохело. Бессонными ночами я следил за твоей веселой, приятной жизнью и радовался, что мне довелось любить тебя... Глаза наливались слезами от счастья, а в мыслях возникали твои прелестные ножки, и мои поцелуи, осыпающие землю, по которой они ступали.
Так бы я и жил, если бы месяц назад меня не выкинули с фабрики. Милая, мне страшно признаваться, но из-за меня погиб человек...
Случилось это так. Работал я на конвейере, – это там, где едут конфеты в коробки,– не один, у меня был напарник. Мы обыкновенно стояли по разные стороны линии и отбирали бракованные конфеты, волею случая оставшихся без обертки. Напарника звали Женька.
Меня он невзлюбил, так иногда получается в нашей жизни, ведь все мы разные души. Глядел Женька на меня на меня угрюмо, с неприкрытым страхом и злобою.
Мне было досадно, что он так относился ко мне, ведь я хотел дружить с ним. Я стал размышлять, как нам можно сойтись. Долго думал и придумал смешную шутку, после которой мы могли от души посмеяться и смехом скрепить хорошие отношения.
После рабочей смены я спрятался за электрическим щитком, стоявшем на улице, с внешней стороны здания цеха, и стал ждать, пока Женька будет проходить мимо. Когда шаги его приблизились, я выпрыгнул со страшным криком, будто хочу съесть Женьку. Тут он вздрогнул, взметнул руку к груди и упал посреди дороги. В этот момент из-за угла на бешеной скорости вылетел электрокар и наехал на Женьку.
Скандал был жуткий, народу набежала тьма, приезжала скорая и полиция. Оказалось, что у Женьки был порок сердца... Беднягу хватил удар. Выжил бы, если бы его не переехал электрокар. Меня и водителя с треском выгнали.
Всё таки, милая, Женька бы наверно не испугался так сильно, если бы моё лицо не было обезображено кислотой, которую ты на меня выплеснула. Сейчас я выгляжу как натуральный Фредди Крюгер.
Не думай, я не ставлю тебе в вину трагическую гибель Женьки. И моё уродливое лицо тоже не твоя вина. Как говорила матушка: всё, что ни делается – всё к лучшему. Я ведь тогда действительно перегибал палку, когда дежурил у тебя под окнами целыми днями. Ты была испугана и смущена моим поведением, ты думала, что я хочу причинить тебе боль. Ты ведь даже не знала, что в той банке была серная кислота. Я знаю, что ты создание чистое и незлобивое, и не могла желать мне, ничтожному червяку, таких страданий. Вероятно, кто-то из твоих родственников химик или аптекарь, потому та злосчастная банка оказалась на балконе.
И я благодарю Бога, что она не попала на тебя! Всё обошлось.
Так о чем я, милая? Стало мне на родине грустно и невыносимо одиноко. Мне теперь нечем занять руки, и никто меня с такой физиогномией принимать на работу не хочет. Так что я решил ехать к тебе. Ты теперь живешь в большом городе, я надеюсь там хватит места и удачи для такого маленького человека, как Димка Бастриков?
Не удивляйся, милая, что я настроен так решительно ехать. Ни одной минуты я не намерен докучать тебе своим обществом. До той поры, пока не стану достойным небесного ангела, такого легкого и нежного создания, как ты. Во мне теплится надежда, что ты найдешь в себе хотя бы оттенок любовного чувства, когда увидишь меня, простого работящего парня. Я положу свою жизнь на исполнение своего обета.
А обет мой таков: я найду достойную работу, буду трудиться усердно, не жалея своих скудных силёнок, чтобы добиться материального благополучия и закалки характера. Я исправлю лицо, с нынешней хирургией это проще пареной репы, и стану твоим Орфеем, что выведет тебя из царства тьмы.
Собрал вещи. Пожиточек у меня мало. Квартиру продал не задорого, за мебель выменял замечательный  строгий костюмчик у соседки. В нём будет хорошо ходить на собеседования.
Сижу на полу, печатаю это письмо, а в кармане лежит билет на вечерний поезд.
Жди.
Александра Шумилова, 10 июля, 17:46
ТОЛЬКО ПОПРОБУЙ КО МНЕ ПОДОЙТИ Я СКАЖУ СВОЕМУ ПАРНЮ И ОН ТЕБЯ НА КУСКИ ПОРЕЖЕТ
НЕ ПРИБЛИЖАЙСЯ КО МНЕ ЕБАНЫЙ ПСИХ
Собеседник добавил вас в чёрный список.
Дмитрий Бастриков, 15 сентября, 20:45
Эх, милая, так и знал, что ты не поймешь моего порыва. Очень жаль, что ты хранишь в душе злобу. Она разрушает человека, поверь. Теперь я об этом кое-что знаю.
С моего последнего письма прошло много времени. Два месяца назад я приехал в город. Думал сразу с корабля в твой институт, хоть краешком глаза поглазеть на тебя издалека, встать против ветра и почуять запах твоих духов, но... пока я покупал пирожки, кто-то умыкнул мой чемодан. Там была всякая мелочь: зимняя одежда, носки, трусики... Бог бы с чемоданом и вещами: деньги с продажи квартиры я хранил на банковской карточке... Но потом я вспомнил, что карту я положил в старый, вязаный носок, связанный еще мой покойной бабушкой для моего покойного папы. А носок я почему-то положил в чемодан. Глупо, ведь правда?
Сперва я растерялся, так и замер статуей с этими дурацкими пирожками  в руке... Затем спохватился, забегал по вокзалу, будто бромовская частица, но люди неохотно разговаривают с чудовищами, и помощи от них не дождешься.
Наконец я догадался, что счет нужно закрыть, пока негодяи не успели воспользовались картой. Но беда: в большом, незнакомом городе найти отделение захудалого банка – задача нетривиальная. Через два часа я таки увидел знакомую вывеску, залетел в помещение и... увидел очередь. Воспитанная матушкой вежливость не позволила ломать чужие порядки, так что пришлось отсидеть в очереди. И лишь через час я изложил свою проблему специалисту. Опоздал. Преступники успели перевести деньги. Моя квартирка рассыпалась цифрами на чужих счетах.
Было обидно, но не страшно. Благо часть денег я вез наличными в кармане. На первое время вполне хватало. Так что я вздохнул, огляделся и пошёл куда глаза глядят, точнее – куда ноги идут.
А занесли меня ноги почему-то в первую попавшуюся маршрутку. И она покатила меня по улицам вашего прекрасного города.
Много в нем цветов. Это сразу бросилось в глаза, милая. Не тех цветов, что растут в горшках или на клумбах, а тех, что окрашивают мир. Синий, красный и белый. Всё это цвета вывесок, машин, отраженного в витринах неба и солнца. Много зелёного – это лето сейчас бабье, а скоро будет много золотого.
Света тоже много, не спрячешься. Раньше я будто был полностью одет в серое, теперь видел себя в красках. Моя одежда приобретала цвета прямо на глазах. Это новый, светлый взгляд на мир, понял я.
Много блеска, который источали дома, чистые тротуары, фонари. Много огней, что отражались в движении города, жизненном его пространстве. Сперва кружится голова от многообразия, но потом появляется ощущение, слово попал в сказочный мир.
Незаметно для себя я задремал. Такое бывает, когда мерное покачивание автобуса умиротворяет мысли. А проснулся уже в сумерках. Из окна на меня глядело красное небо и рядок деревянных домиков. Кондуктор сказала, что мы в каком-то посёлке, в двадцати километрах от города, и что автобус обратно не поедет. Я не возражал, ведь идти всё равно было некуда.
Лица коснулся тёплый ветер, носа коснулась свежесть травы, запахи полевых цветов. Не зная что делать, я пошёл вдоль деревенской дороги, удивляясь уютной атмосфере этого местечка.
Я просто шёл дальше и дальше, зажатый по обе стороны домишками. Красное солнце будто застыло, а ветерок без устали волновал листья, так что бесконечно стоял такой звук, будто тысячи мелких камушков сыпались на землю.
А я всё шёл дальше. Самое изумительное, что за два часа моей прогулки я не встретил ни единой живой души, а потом заметил, что закатное солнце не движется, а мерный шелест листьев не утихает. И знаешь, я совсем не устал и ничему не изумился! С каждым шагом я становился легче, во мне разрасталось чувство, словно гелий наполнял воздушный шарик. И я боялся унестись в то кровавое небо.
Затем я вдруг понял, что в домиках совершенно пусто. Алый солнечный свет ложился на стекло и отражался красным зеркалом. В двориках, домиках, низеньких заборчиках не ощущалась ни следов жизни, ни даже касаний человеческих рук. И никто не встретился мне во время пути.
Через час солнце все таки зашло. Совершенно незаметно для меня ночь покрыла эту бесконечную деревушку. Но даже в наступающей тьме я ощущал себя будто окутанным в старое, знакомое одеяло и нисколько не волновался.
В конце концов, вдалеке я увидал слабый огонек и прибавил шаг.
За высоким забором, откуда исходил слабый свет, доносилась тихая музыка, играло что-то старое, без слов. Потрескивал костёр, понял я.
Постучал в крепко сбитую дверцу. Зашаркали шаги, скрипнули петли, и передо мной вырос невысокий старичок, седой, в длинной белой сорочке до пяток, а может это был халат, не помню. Он поздоровался со мной и пошел к костру, приказав прикрыть за собой дверь.
Я вошел во двор. Приблизившись к костру, я рассмотрел лицо старичка получше. Оно заросло густыми, седыми волосами. Над пышными длинными усами нависал бугристый, обезображенный нос. В чёрных глазах весело играли язычки огня.
Он сказал, что ждал меня. Я спросил, почему. Он сказал, что теперь сможет отдохнуть. Потом взял полешко, из кучи лежавшей рядом, и положил его в костер. Погладил бороду и предложил мне присесть; я послушался.
Затем он дал мне кусок холодного вареного мяса необычайного вкуса. Как он коснулся языка, я ощутил зверский голод и забыл обо всём на свете.
Когда я наелся, то понял, что седой сидит рядом и вертит в руках книжку. Она была небольшой, в две  ладони длинной, а толщиной не более пальца. Кожаная черная обложка отливала на свету жёлтой рябью. Я спросил, что это за книга у него в руках.
Он вместо ответа начал рассказывать о своей жизни. Начало её было трагично, полное ужасных подробностей. Мне было жалко старика, ведь я, милая, не понаслышке знал лишения жизни. Никогда я не плакал над своей жизнью, но его рассказ настолько поразил меня, что из глаз потекли тихие и беззвучные слёзы.
Ты заметишь, что я не упоминаю подробностей его истории, и, наверное, подумаешь, что я их опускаю для краткости. Но нет, самое смешное, что я сам не помню их. Как во сне, я лишь помню общее направление, общую трагичность разговора со стариком, но слова будто ускользнули из памяти.
Я даже не могу сказать наверняка, был ли вовсе разговор! Глядя на старичка, я видел себя. Он был слишком похож на меня, потому мне не нужны были слова...
Потом он дал мне книгу. Я читал её долго, два месяца. Она только на вид была тоненькой, на деле она вмещала тысячи или даже сотни тысяч страниц.
В перерывах старик давал мне кусок вкусного мяса, наполнявшего меня силами. Потому два месяца я только и делал что ел и читал.
Огонь не угасал, солнце не вставало, а музыка листьев ласкала мои уши, а треск костра заменил весь мир.
Наконец я дочитал. Я снова не помнил ни одного конкретного слова, но мне стало ясно, кто это старик и почему он меня дожидался.
Из книги я усвоил, что он служит у старой, древней сущности. Давным-давно, до появления людей, она не существовала телесно и обитала в животном мире, среди естественной жестокости, питаясь кровью и яростью. Когда появились люди, они сами наполнили её плотью, возложенной на алтари и жертвенники. В итоге люди очеловечили эту сущность, дали ей множество имён и телесную форму. Созданная по образу и подобию людей, она стала старухой, мрачной и одинокой женщиной. Другие сущности, придуманные человеческой фантазией изгнали её далеко, за пределы бытия, далеко, куда не дотянется ни мысль, ни плоть.
Одиноко стало старухе. Люди дали ей свои мысли, эмоции, она стала злой и вредной, а раньше она не знала никаких чувств. От людей ей достались привычки и желания. И стало ей досадно, что у неё нет мужа. Она смертельно обиделась на людей.
За много лет утомилась старуха. Раньше он работала без устали, бездумно, ведь у неё не было плоти. Раньше она жила только яростью и кровью. Когда у неё появились мысли и тело, она познала смертельную усталость.
И поняла старуха, что ей нужно отдохнуть. И осознала старуха, что желает она настоящего мужа.
Но не только злой была старуха. Не только злость ей досталась от людей, но еще жалость и сострадание.
Она нашла самого сирого, самого убогого на земле человека и обещала ему своё сердце и свою руку, если он будет работать за неё на земле, пока она будет отдыхать в своём царстве. Другие люди в её царстве  служили ей, они становились её рабами, шутами, поварами – её игрушками. Она не любила людей за то, что заставили жить её их убогими мыслями и телом. Глупой, бессмысленной жизнью.
Старуха пообещала убогому, что он станет навсегда её мужем, будет делить с неё постель, мучить людей, которые в этом мире обижали его. Будет есть самую вкусную пищу, будет развлекаться, как захочет. Любые прихоти, любые фантазии будут воплощаться за счёт злых людей, противных людей. Он станет богом в её царстве и сможет жить вечно в своё удовольствие. А остальные будут вечно страдать и  вечно услаждать его.
Теперь я понял, милая, зачем вела меня дорога в эту деревушку.
Старик уже ощущал свою слабость, и потому желал соединиться со своей невестой. А на его место встану я и буду служить старухе, пока не умру.
Старик сказал, что теперь осталось только провести обряд вызова.  И что скоро он наконец отдохнет.
Осталось совсем немного... В следующий раз, я напишу тебе уже женихом! Порадуйся за меня, если сможешь...
Александра Шумилова, 15 сентября, 22:09
ДИМЫ ТЫ СОВСЕМ ЕБАНУЛСЫЯ! НАХУЙ ТЫ МНЕ ПИШЕШЬ ВЕСЬ ЭТЬОТ БРЕд!! Я не знаю как ты залез на мою страницы и разблокировал себя, ноя клянусь тебе мудак, что ТЕБЯ НАЙДЕТ ПОЛИЦИЯ И ПОСАДИТ НАХУЙ В ТЮРЬБМУ. ДАЙ МНЕ ЖИТЬ СПОКОЙНО ЕБАНУТЫЙ
Собеседник добавил вас в чёрный список.
Дмитрий Бастриков, 20 сентября, 23:20
Извини, милая, не хотел тебя пугать... Просто хотел поделить радостью! Я скоро женюсь! Сейчас я тебе всё расскажу.
Александра Шумилова, 20 сентября, 23:21
Блять как ты опять мне написал?!!!!! Пиздец тебе мразь!
Собеседник добавил вас в чёрный список.
Дмитрий Бастриков, 21 сентября, 00:00
Я расскажу тебе, как женихом меня избрали.
Старик сперва разделся, скинул белую свою одежду. Он дряхлый был, как забытая землянка, дрожали ноги – ветхие опоры. Меж ног у старика пространство пусто было, пустым зияла темнота.
Седой сказал мне раздеваться и нож, наточенный до блеска, протянул. Я обнажился, взял клинок. Старик вдруг закричал, наверно, торопился в рай, где ждали нежные пороки.
Расслышал четко я, что должен отделить от плоти срам и сжечь в огне. Ужас сердце сжал, затрепыхалось бабочкой в груди, я сделал шаг назад.
"Не бойся, брат!": заголосил старик, как будто легкие расправили крыла. "Это дар старухе, это ключ к блаженству, это вечной верности залог!"
Я ободрился, твёрдо встал, взметнул лишь раз ножом, и плоть от плоти отделилась без труда. Затрепетал цветок на ране, залил он алым землю. Но боли не было, боль будто растворилась.
"Бросай в костер": сказал старик. Кусочек жизни, еще теплеющий в руке, в огонь я поместил. Взметнулось пламя до небес, и почернели языки.
Она идет.
Идет, ступая тихо по земле, даруя сирым свет и радость, а гадам – муки в темноте.
И расступилось пламя чёрное, сиянью бледному поддавшись. Идет она, царицам равная, ей песней стала тишина. Походкой страшную несет чудовищную сладость. В ней метра два, слепая эйфория – она обнажена. Качает бёдрами богиня, под бледной кожей стонет страсть. А на лице видна гордыня, а с ней опасность. В ней стыд блудницы, холод бури и похоти живительное благо. И грудь качается под весом – и молока, и крови – вместе всё. В них жизнь и смерть , сплетённые в одно, как снег и свежесть. Живот для страшной битвы готов героя выносить, но он наполнен пустотою, ей не приказано родить. Она несёт глухую ярость, во всём ты видишь страшный лик. Её глаза ты видишь в старость, когда живешь последний миг. Её шаги ты слышишь будто, когда разбилось дно у судна. Её ты видишь напрямик, когда во сне пришёл старик. Печать её прикосновенья на каждом смертном отлилась. Она идет, играя ветром, играя жизнью вашей всласть.
Она идет, ступая тихо, даруя сирым свет любви, а гадам посылает лихо.
Да, это она пришла.
Грациозно вышла старуха из пламени, и языка огня ласкали её молодое тело. Оно светилось страстью, нагревая воздух каким-то необыкновенным безумием. Бледная грудь, скатанная будто из белоснежного теста, мягко раскачивалась в такт плавных движений полных, наполненных плотью и мышцами бёдер.
В изумрудных глазах читалась строгая мудрость и любовь. Седые волосы нежно струились в чёрное бесноватое пламя. Она двигалась к старику, разводя руки в стороны.
"Иди ко мне, - прошептала она старику, - теперь ты отдохнешь."
Старик заплакал. Как ребёнок закрыл лицо руками и дрожащей походкой подступил к ней. Ноги его не выдержали, старик покачнулся и упал в её объятия. Она подхватила его, прижала к полной груди. А он все плакал. А она гладила его седые, спутанные волосы и что-то шептала ему. Он быстро перестал плакать и даже улыбнулся.
Она повела его Домой. Они шагнули в огонь. Уже стоя в нём, она обернулась и подарила мне воздушный поцелуй.
Я понял, что она приняла мой дар и теперь будет ждать меня...
Александра Шумилова молча удалила страницу.
Дмитрий Бастриков, 31 октября, 22:30
Милая, здравствуй! Пишу тебе на твою новую страничку! Как твоё здоровье?
Александра Быстрова, 31 октября, 22:31
Опять...
КАК ТЫ БЛЯТЬ СНОВА МЕНЯ НАШЕЛЛЛЛ..
Я думала ты давно в психушке лежишь.
ТЕбе ваня сука сказал что это моя страница??!
Дмитрий Бастриков, 31 октября, 22:32
Нет, милая, твой бывший теперь уже никому ничего не скажет. У него вчера нашли рак горла, жить ему осталось недолго... Вот буквально месяц.
Нашел я тебя очень просто. Я теперь всегда знаю где ты!
Сейчас, например, ты сидишь в туалете, а рука у тебя тянется к розовой, трехслойной...
Александра Быстрова, 31 октября, 22:33
Блять сука
Какого хуя?? Тут камера что ли?
СЛушай, это уже не смешно
Дмитрий Бастриков, 31 октября, 22:34
Нет, бог ты мой, я бы не стал такую гадость делать.
И вообще, не пугайся, теперь всё будет хорошо.
Александра Быстрова, 31 октября, 22:35
Я сейчас ментам позвоню
Дмитрий Бастриков, 31 октября, 22:36
Ради бога... Только выслушай, и я отстану от тебя...
В общем, милая, как ты помнишь из последнего моего сообщения, я стал женихом одной замечательной особы. Я люблю её, мне сложно даже представить, что из живущих на свете, кто-то может быть лучше неё. Это чудесная женщина, а любовь наша поистине мистическая.
Потому я пишу тебе со спокойной душой, чтобы попрощаться...
Александра Быстрова, 31 октября, 22:38
Слава богу...
Дмитрий Бастриков, 31 октября, 22:38
Не знаю на его счет, милая, но моя Богиня заслуживает гораздо больше, чем простая слава. Но я отдам её всё, что у меня есть – бесконечную любовь и вечную верность.
Александра Быстрова, 31 октября, 22:41
Молодец дима поздравляю, только отъебись от меня...
Дмитрий Бастриков, 31 октября, 22:42
Уже заканчиваю, милая.
Хоть я и дарю ей вечную верность, я твердо знаю, что она не откажет мне в маленьком удовольствии иметь при себе наложницу. Она выше ревности, чёрт возьми, выше всего!
И я выбрал тебе для этой роли, потому что всегда питал к тебе тёплые чувства. Я не хочу, чтобы там тебя обижали. Поэтому ты будешь под моей защитой, навечно.
Конечно, рано или поздно ты попадешь туда, но я решил ускорить процесс. Я не хочу, чтобы тебя обижали на этом свете. Только я буду обижать тебя, но не волнуйся, я буду чаще нежным, чем жестоким...
Александра Быстрова, 31 октября, 22:44
ЕБАНУТЫЙ ЧТО ЗА ХУЙНЮ ТЫ НЕСЕШЬ Я ЗВОНЮ В МЕНТОВКУ
Дмитрий Бастриков, 31 октября, 22:44
Милая, разве может человек куда-то позвонить, если у него разорвалось сердце?
Александра Быстрова, 31 октября, 22:44
ПОШЕЛ НАХУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууу
Дмитрий Бастриков, 31 октября, 22:44
Теперь ты можешь отдохнуть... А мне пока нужно поработать.