c4p2

Повисло молчание — густое и неприятное, как испорченное молоко. Оно обволакивало комнату, и лишь ветер, безразличный к горестям людей, продолжал насвистывать протяжный мотив.
От окна тянуло уличным холодом. Начинало знобить. Вероника напоминала статую, по недоразумению бестолкового чародея ожившую, но не познавшую способность к движению. Едва заметно вздымалась грудь и раздувались крылья носа,  но это не успокаивало: девушка глядела сквозь меня, не моргая, не шевелясь.
Со своей стороны я никак не мог сообразить, что ужасного было в сказанном мною. Оттого  в душе боролись противоречивые чувства: непонимание, к которому примешивалось раздражение из-за того, что скрытые смыслы в очередной раз проходят мимо; ощущение скорых неприятностей; и нервозность, подхваченная от Вероники. Эмоции подобны лихорадке: невозможно не заразиться, если находишься чересчур близко к сильному источнику.
В схватке между чувствами победил озноб. Я поёжился и встряхнулся, кое-как разгоняя по телу кровь. В затылке кольнуло, отозвавшись тяжестью во лбу, но эта напасть была уже привычна. Впрочем, привычна не значит желанна. При мысли об алкоголе рот наполнился горькой слюной.
— Вероника?
— Мы уедем отсюда на рассвете.
Девушка по-прежнему не шевелилась. Её спокойный, как ледяная пустыня в безветрие, голос резанул уши. Слишком сильно он контрастировал с тем, какой она была всего миг назад. Было ли её состояние шоком или всего лишь глубокой задумчивостью? Она адаптировалась так быстро, что я не поспевал за переменами в её настроении.
— Куда?
— В обычной ситуации я бы сказала, к Владыке. Его необходимо предупредить о том, что ковены в осколках скомпрометированы. Возможно, именно этого не хватало, чтобы реманы на время забыли о разногласиях и скоординировали вторжение в Мадил и Даларан.
— С чего ты взяла?
— Даже идиот поймёт, что надо действовать, когда получит доказательства того, что Владыка не желает ограничиться Далараном. И даже идиот поймёт, что священный поход против сил зла может закончиться переделом сфер влияния. Даларанцам придётся действовать крайне аккуратно… однако речь не о них. Речь о том, что мы в западне и первое же решение, к которому нас подталкивают, очевидно, способно сделать только хуже.
— О чём ты?
— Твой Ялк пожелал хорошей дороги до столицы… Возможно, те, кто стоит за ним, ожидают, что мы рванёмся в Литецию. Это будет сигналом к тому, чтобы начать следующую стадию их плана.
— Сигналом для кого? Какого плана?
Никогда в жизни я не ощущал себя так близко к роли доктора Ватсона, наблюдающего за размышлениями Шерлока Холмса. Как выяснилось, быть головой, способной лишь на вопросы, довольно унизительно.
— Ялк мимоходом показал, что некто владеет информацией о структуре рыцарей Владыки, существовании засекреченных ковенов и моих ближайших планах. Объяснение этому может быть только одно: предательство. Притом предательство не рядового рыцаря, а кого-то в верхушке. Вполне вероятно, что заговорщиков несколько.
— Но он нигде не упоминал структуру…
— Его имя, — перебила Вероника. На её губах появилась ироническая улыбка. — На протяжении службы рыцарь Владыки получает новые имена в зависимости от статуса в ордене и своей силы. Чем длиннее имя, тем рыцарь сильнее. Чем выше первая буква его имени в списке имеющих власть, тем больше он посвящён в тайны Владыки. Ялк — это насмешка, почти буквально «слабейший из слабых». И слабейший рассказывает тебе о ковенах!..
— Значит, Ал?..
— Господин Аладиларий — один из самых могущественных рыцарей и член Малого Круга.
— А ты?..
— Я тоже… не без регалий. Господин Аладиларий не обратил бы внимания на бездарность.
Её улыбка потускнела.
— Он — один из подозреваемых… Я не делала секрета из того, что не собираюсь вновь ехать поднимать неупокоенных в ту деревню. Но именно от него я получила этот приказ. И он один из влиятельнейших рыцарей Владыки, командор второго звена и полномочный представитель Его воли в Даларане. Нельзя полагаться на него, хотя даже тень сомнения в нём причиняет мне боль.
— Зачем вы вообще оживляете мёртвых? Чтобы создать армию нежити? Если так, государствам стоило бы сообразить пораньше, что вы готовитесь напасть на них.
— Не путай нежить и неупокоенных! Первые — продукт труда некромагов, жалких червей, которые не видят красоты в смерти и попросту используют её как инструмент. Они не привязывают сознание к оболочке, не дают ей  обрести вечность. Нежить — это гниющие трупы, подчиняющиеся чужой воле. Не больше и не меньше. Некромагия использует древние наработки естественной магии. Она не имеет ничего общего с чудом, творимым Владыкой.
Я хмыкнул.
— Что-то не могу увидеть разницы.
— Неупокоенные суть полноценные подданные Владыки. Это люди, к которым после смерти вернулась душа вместе с сознанием. В процессе душа может… исказиться, но её ядро остаётся неизменным. Можно назвать чудо Владыки вторым шансом, который будет длиться вечность… или пока неупокоенного не убьют. В отличие от нежити, неупокоенные не подвержены тлению.
— Разве нельзя поднять тело вновь?
— Вторичный успех практически никогда не бывает успешным. Если его проводит Владыка, то это ещё возможно. Однако Его рыцарям редко удаётся спасти упокоенного. Порой даже первый ритуал превращает мертвецов в агрессивную нежить.
Я почесал нос.
— Тогда почему люди ненавидят Владыку, если он даёт шанс родственникам встретиться с усопшими?
— Верность неупокоенных принадлежит Ему. Их красота принадлежит Ему. Они благодарны тому, кто позволил им вновь существовать. И больше всего на свете они боятся упокоения. Человек, который обрёл второй шанс, будет глупцом, если позволит ему проскользнуть меж пальцев. Примитивные же умишки крестьян, дворян и духовенства не в силах понять, что неупокоенный — это финальная стадия человека, самая совершенная. Владыке пришлось силой вколотить правду в их головы. Жаль, что во время урока многие неупокоенные утратили вечность…
Впервые с тех пор, как я рассказал о встрече в переулке, Вероника пошевелилась.
— Что теперь?
— Закрой окно, отыщи свою комнату и постарайся заснуть. Я должна подумать. Но мы совершенно точно не останемся в этом мерзком городишке. Чего бы ни хотели те, кто послал Ялка, переговоров или войны, сведения, добытые одним, рано или поздно будут известны всем остальным. На рыцарей Владыки начнётся охота. Время перемирия подходит к концу, я чувствую это.
Вероника откинулась на кровати, спиной опёршись о стену. Стена была грязной, занозной и наверняка холодной. Я подавил невесть откуда взявшееся желание предупредить девушку о том, что здоровья ей такое соседство не прибавит. С многих точек зрения передо мной находился монстр, настоящее чудовище в обличье человека. Чудовища не могли подхватить простуду или испачкаться в смоле. А если и могли, то явно не заслуживали заботливого к ним отношения. Кто действительно заслуживал немного заботы, так это я. Жаль, что единственным, кто желает обо мне позаботиться, был я сам. Я захлопнул окно и сказал:
— Сними с меня проклятье.
Вероника подняла на меня непонимающий взгляд, и я повторил:
— Сними проклятье. Ты наложила его перед тем, как уйти наверх. Я никуда не сбегу. Я осознал своё положение. Просто… сними его. Идея проснуться лужей гниющей слизи точно не даст мне заснуть.
Девушка склонила голову на плечо и в некоторой растерянности потёрла лоб, после чего рассмеялась — звонко и бесхитростно. Точно маленькая девочка, получившая подарок на Рождество. У неё был красивый смех.
— Неужели ты думал… — Её красные глаза сверкнули в полумраке умирающего дня. — Неужели ты думал, что проклятье действительно реально?
Я почувствовал, как задёргался правый глаз. Осознание приходило толчками вместе с нервным тиком.
— Пусть даже такое действительно было бы возможно, пусть! Но всерьёз думать, что секундного шёпота хватит для того, чтобы навести серьёзную порчу? Что ж, ты действительно ни триединой жабы не смыслишь в магии, Такуми!
Вероника изобразила щелбан в пустоту и вновь хихикнула. Её щёки чуть окрасились румянцем. Я ощущал, как мои собственные щёки в это время сгорают в немыслимом жару.
— Древнее заклинание смерти! Ах, если бы всё было так легко… Увы, ни естественная, ни сверхъестественная магия не способна на что-то одновременно простое и неотвратимое. На любое действие должно найтись противодействие. Так сохраняется баланс. К тому же всегда должна быть плата. Плата за естественную магию — годы учения, плата за сверхъестественную…
Она умолкла. Затем неохотно продолжила:
— Ну, кое-что ты уже видел сам.
Хватило пары секунд, чтобы вспомнить случай на Восточной площади. И ещё одной — на то, чтобы впустить в себя тщательно скрываемое до того понимание, что если я пойду по пути Вероники дальше, то стану точно таким же монстром, чья нестабильность способна унести множество жизней. Не говоря о том, что убивать придётся и полностью в здравом уме.
— Я никогда не была сильна в естественной магии. Если честно, единственное, на что я способна, — эта пара трюков из ритуальной магии крови. И раз уж мы затронули эту тему…
Вероника вздохнула, выпрямила спину и скомандовала:
— Садись рядом со мной.
Дождавшись, пока я устроюсь около неё, магичка пошарила под кроватью и достала кинжал, с лёгким свистом извлекла его из ножен и начертила в воздухе сложную фигуру, напоминавшую несколько пересекающихся восьмёрок. Тут я забеспокоился. Любой бы начал переживать, когда после рассказов о магии крови перед ним обнажают оружие. Кролик оказался со мной солидарен: он забился в клетке, и суматоха в углу комнаты подлила масла в огонь натянутых нервов.
Девушка неразличимо забормотала, проводя рукой по желобкам кинжала и рунам вокруг них. Как обычно, при взгляде на них меня замутило, и я отвёл взгляд. Пару раз монотонный речитатив прерывался вполне приземлённым чертыханьем (в случае Вероники — оскорблениями эльфов, Триединых, их священников и всех светлых сил вместе и по очереди), и девушка начинала сначала. Наконец она замолчала. Внешне оружие не изменилось, но Вероника удовлетворённо кивнула и вдруг одним плавным движением  сделала надрез на внутренней стороне ладони. После этого она сложила её в лодочку и окунула кончик кинжала в озерцо набежавшей крови.
— Поверни голову ко мне и замри, — сказала она. — Что бы ни случилось — не дёргайся.
С бешено стучащим в груди сердцем я подчинился.  Вероника коснулась кинжалом своих губ, щедро намазав их кровью, и скороговоркой выпалила ещё одно заклятье. Снова кровь в ладони, касание… На этом месте я осознал, что за всё время с кинжала не сорвалось ни капли. На моих глазах с его лезвия исчезали красные следы, точно железо впитывало их без остатка.
Вероника закончила обмазывать губы и развернулась ко мне. Никогда ещё она не походила на вампира так сильно, как в этот миг, — пепельноволосая, побледневшая так, что рубинами на её лице выделялись горящие глаза и припухшие губы, с которых по подбородку бежала одинокая струйка.
Её лицо стало сближаться с моим.
Промелькнула шальная мысль, что пришёл мой смертный час — сейчас меня сожрут. В опустевшей голове загорелась идея отбиться, однако шансы на то, что я смогу побороть обученного рыцаря с кинжалом, будучи безоружным, были малы. Настолько малы, что я почёл за лучшее подавить инстинкты и довериться Веронике. И всё же руки рефлекторно полезли в карманы… чтобы обнаружить в одном из них перочинный нож. Я не помнил, когда успел подобрать его.
Если у меня и был когда-то шанс закончить с пленением, так это сейчас.
Её губы прикоснулись к моим.
Чего-чего, а этого предугадать было никак нельзя. По спине пробежала дрожь. Под сердце будто запихнули ледяной ком, но его не хватило, чтобы сдержать испарину по телу. Наверное, так чувствуют себя хомяки, когда их забрасывают в террариум к удаву. Глаза девушки обжигали почти физически, настолько сильно было в них пурпурное пламя. Я зажмурился, не желая видеть этот напор, в котором мало было от человеческого. Но задержать дыхание я не успел, — и ноздри наполнились её запахом. Труднообъяснимый аромат женского тела, почти не тронутый потом (и как она умудрилась?), смешивался с железистым духом.
Нижнюю губу укололо болью — точно содрали кожу, и пару томительных мгновений спустя Вероника отстранилась. Демонический огонёк в глубине её глаз потух. Она как ни в чём не бывало прислонила кинжал к раненой ладони, а после того как отняла, на ней почти не осталось крови. Крови не осталось и на клинке — лезвие было девственно чистым. Убрав кинжал в ножны, она залечила ранку тем же мглистым туманом, которым лечила меня, и шумно выдохнула.
Не так я представлял себе первый поцелуй.
— Простейший трюк магии крови — связать два тела так, чтобы они могли чувствовать друг друга на определённом расстоянии. Сам по себе этот раздел считается одним из простейших в естественной магии, хотя в большинстве стран и находится под запретом. И даже так мне пришлось потратить уйму сил и времени на него. Насколько проще полагаться на магию тьмы! Жаль, что она не всесильна.
Я помотал головой, приводя мысли в порядок. В конце концов, это было частью ритуала. Ничего личного.
— И как это должно работать?
— Теперь мы связаны. Если ты прислушаешься к себе, то ощутишь в центре груди крошечный комочек, который будет тянуть тебя в ту сторону, где нахожусь я. Это позволит нам не потерять друг друга.
Я сосредоточился на внутренних ощущениях и действительно вскоре обнаружил нечто инородное. Как беспокойная мысль, как тревожное предчувствие, как не дающее заснуть переживание, оно толкало меня к Веронике.
— Вытри губы.
Я машинально повиновался и нащупал языком ссадину. Похоже, Вероника прокусила мне нижнюю губу.
— А можно было обойтись без чего-то… экстравагантного? — в пустоту пожаловался я, не особо рассчитывая на ответ. Однако девушка внезапно кивнула.
— Требовалось смешать кровь, а уж как это сделать — неважно. Можно было порезать твой палец и коснуться им моей ладони, например.
— Тогда зачем?!
Во мне вскипела ярость. Совсем не обязательно постоянно издеваться надо мной! Кроме того, мой первый поцелуй принадлежал Атсуко. Кем себя возомнила эта красноглазая ведьма?!
Веронику моя вспышка не особо тронула. Она устало махнула рукой, прогоняя меня с постели.
— Человека можно познать в убийстве, смерти и любви. Я должна была знать о тебе как можно больше перед началом пути.
— И что же ты выяснила?
— Что мне предстоит очень сильно постараться, чтобы сделать из глупого мальчишки мужчину, которым он должен был стать — в его-то годы. Представить не могу, что за страна плодит таких беспомощных во всех отношениях людей. Как вас ещё не завоевали…
Уже очутившись в коридоре, я осознал, как сильно меня ранили её слова. От избытка чувств я выругался и пнул стену, жалобно скрипнувшую и слегка промявшуюся от удара. Это слегка остудило мой пыл — умереть под обломками трактира, готового развалиться от малейшего чиха, не хотелось. И всё же внутри зрела злость. Мне не было дела ни до рыцарей Владыки, ни до дворцовых интриг, ни до предстоявших войн. Я должен был выжить и попасть домой. Наверное, Вероника искренне хотела, чтобы я как можно скорее адаптировался к жизни на островах. Я через многое прошёл: первые недели в этом мире были наполнены несварением от здешней пищи, боязнью заразиться местными болезнями и круговоротом европейских лиц, которые все были одинаковы и которые я всё-таки научился различать. Неужели этого было мало?
— Очень надеюсь, что не подхвачу от неё какую-нибудь заразу. С этой… станется, — пробурчал я под нос.
Пороки всегда ходят рука об руку. Нисколько бы не удивился, если бы узнал, что проклятые рыцари известны в том числе за своё распутство.