Говорят, что когда целый мир полыхает – беда одного совершенно не важна.  Я никогда не считал, что это так. Вот, казалось мне, если весь мир умирает – то это, без сомнения, важно, но всё же если умираю я – то мне оно важнее. Возможно так, возможно иначе – почём знать?
Так вот. Я умирал.
Клятая инспекция убила меня. Все мои товарищи, подружки и начальники, все они сейчас сидят в тёплом стойле прямо под Майнхэттаном. Их напоили сладким чаем, кому-то, возможно, дали успокоительное . Миссис Блюр наверняка причитает и истерит – это так в её стиле. Мистер Флэнк мрачен и хмур – ведь наверняка спуститься в стойло успели не все – пришлось закрывать тяжёлые массивные двери-шестерни прямо перед их носом. Интересно, а ими случайно можно раздавить пони? Когда я спросил это на экскурсии – экскурсовод съехал с темы, увы. Впрочем, нет. Не интересно. Они там в совершеннейшей безопасности, а я тут умираю.
С чего же начать?
Ну, сначала была сирена. Услышав этот заунывный вой, я лишь прянул ушами и продолжил заниматься тем, чем занимался до этого. Странно, это было полчаса назад, а я уже не помню, чем занимался. Однако вой сирены не продолжился. Резко крякнув, он оборвался на самой высокой ноте и, замолкнув на мгновенье, завыл вновь. Это было неправильно. Длинный гудок с медленным утиханием – проверка ревунов. Длинный гудок с быстрым утиханием – учебная тревога. Длинный гудок с резким рёвом в конце – воздушная опасность, частый гость тут, вблизи фронта. Короткий гудок с резким рёвом в конце…
Угроза применения ОМП.
Гудок повторялся вновь и вновь, пока я тупо смотрел в стену и вслушивался. Верить в это не хотелось, ведь в случае объявления такой тревоги мне следовало взять личные документы, личные же вещи и спецпакет – конверт с пропуском в Стойло номер семь. Я выиграл его в общей лотерее год назад, когда оно было ещё на стадии строительства. И вот, этим сраным зебрам нужно было атаковать именно тогда, когда я был так далеко от своего спасения!
«Брэкет, нужно прокатиться до Соустоуна, его вот недавно отбили. Там уже работают минмор, ищут подельников полосатых. Съезди, проверишь, как они работают. Тут недолго.» - сказал мне начальник отдела, мистер Фьюри, жирная задница.
«Но это же в паре километров от фронта!» - воскликнул я, - «Там же наверняка опасно!»
«Нет, наши парни контролируют ситуацию. Там всё совершенно спокойно. Явишься в штаб восьмой армии, там тебя расквартируют. И на счёт страховки не волнуйся – четыреста процентов в случае ранения, четыре тысячи в случае смерти. По возвращению – отпуск и отпускные. Да ещё и боевые тебе выбьем! Ну, что скажешь?»- Он подмигнул и улыбнулся. Так улыбаются совращатели.
«Ну ладно»- решил я, – «Пару недель посижу там, бумажки позаполняю. А после рвану на побережье – отдыхать!»
И вот теперь, слушая вгоняющий в дрожь крик ревуна, я силился понять, почему я такой дурак. Променять свою безопасность на отпуск, свою жизнь на маленький профит.
А потом была вспышка. И темнота. Потом пришла адская боль. С меня будто сдирали кожу, будто облили кислотой, будто засунули в горящую кремационную печь – в каких сжигали трупы зебр.
И я был недалёк от истины. Наверняка световым излучением меня сожгло почти полностью. Странно ,что я ещё жив.
Потом был толчок. Что-то толкнуло меня сначала вверх, затем вниз, а затем я потерял направление. Меня толкало, выворачивало и трясло, а за всем этим меня накрыло что-то тяжёлое. Доски, камень, всё это смешалось – или это смешались сигналы, посылаемые моему мозгу моими чувствами.
В любом случае это совершенно не важно. Я умирал.
Вот задница!
А вообще мне обидно. Обидно до колик! Нет, смерть, конечно, штука важная. Но она, дискорд её побери, не может меня забрать! Не может! Я ещё совсем молод – мне всего двадцать четыре! У меня есть хорошенькая пони – и, ну блин, мы с ней хотели построить свою семью! Я даже уже присматривался к обручальным кольцам! Селестия Святая, я же не солдат! Это их дело - умирать за свою страну! Я же обычный клерк! Я бумажки заполнял всю жизнь, а не с винтовкой ползал под пулями! Почему умирать должен я! В конце концов, у меня кредит на повозку! Нет, вы видели мою старую повозку! Развалюха! Перри никогда бы не ответила мне взаимностью, если бы я её не продал! Да, пришлось взять кредит, но теперь у меня прекрасная повозка! За двести сорок тысяч бит! И в такой не стыдно прокатить свою пони! Мне весь отдел завидовал! И теперь мне надо платить кредит! Я законопослушный пони! Если помру – кто же за меня заплатит мой кредит! Там же ещё четыре года платить!  Я так не могу! Я обя…
Меня бесцеремонно прервали, сунув в пасть что-то, из чего что-то полилось.
Полилося...
Брр.
Меня тут же одолела жажда. Не знаю, что лилось в меня. Вкуса я не чувствовал – наверное, у меня уже не было языка. Наверное, у меня ничего не было. Наверное, в меня лилась эссенция жизни. А вливала её в меня сама Селестия. Хотя с той же вероятностью это могло быть… Ну, в конце концов, мало ли, что придёт в голову какому-нибудь обезумевшему полосатому зебрийскому солдату, когда он увидит живое обгоревшее тело пони. Они же извращенцы. Вон, по Дейли-ньюс постоянно крутили репортажи, как зебры относятся к военнопленным и как ведут себя на оккупированных территориях.
Чудовища.
В желудке разлилась приятная прохлада. Потом пошла будто вверх и проникла в голову, прямо в мозг. Зрение возвращалось. Я стал различать цвета. Потом контуры. Потом картинка стала адекватной.
Надо мной нависло чудовище. Нет, когда то это была пони, определённо. Но грива её вся выгорела, шкура обгорела, став чёрно-серой, уши оплавились, став двумя пригорками на лысом черепе, а глаза превратились в две остекленевшие лужицы. Самым же страшным  была пасть. Магическая радиация способна искорёжить пони в считанные часы, да. Так говорили на курсах повышения квалификации. Но такое…
Нос и рот пони вывернуло наизнанку. В обе стороны теперь торчало два круглых зелёных огромных отростка. Сам же рот пони оплавился, и теперь его не было, как и ноздрей.
Пони помахала перед моей мордой своим копытом, практически чёрным от копоти и, не заметив никакой реакции, кроме страха, который, видимо, отразился на моём лице, если оно у меня было,  что-то достала из обгоревшего подсумка на своей груди. Поколдовав несколько секунд, она поднесла это что-то к моей шее и надавила. По шее разлилось приятное тепло.
Пони что-то мне вколола. То что это она, я не сомневался. Точнее, ею она была до обезображивания. Теперь же я не был уверен, что она ещё сохранила свой пол.
Успокоительное. Вот что это было. Стало тихо. Хотя и до этого было не громко. Вроде, я ничего и не слышал. Да, так оно и есть – я оглох. Вот пони пытается мне что-то сказать. А я не разбираю её слов. А вот пони наклонилась совсем близко. И крикнула!
А я услышал.
- ...Брэм! – заорала она мне на ухо.
- А? – а что мне ещё отвечать? Тем более что я, наверное, больше ничего бы и не ответил. У меня  же нет языка. Что я и поспешил ей сообщить, – У меня нет языка, я не могу говорить.
В ответ на это пони прислонила копыто к своему лицу и покачала головой. Наверное, у неё что-то болит. Немудрено, раз у неё лица нет. Хотя вот у меня ничего не болит, хотя тоже ничего нет. Может потому и не болит, что нечему болеть?
- Не важно. Кивни, если ты Брэкет Брэм, хорошо? – я кивнул,- Ты Брэкет Брэм?
Я снова кивнул. Нет, ну а чего отрицать? Ну да, имечко не очень, зато запоминается плохо. В школе мне говорили, что мне можно будет стать каким-нибудь жуликом. Что бы запомнить меня было трудно. Лови жулика! А как его зовут?
Забыл...
Отлично! - искалеченная пони захлопнула матерчатую боковую сумку с тремя бабочками и, издав странный звук, похожий на глубокий выдох, встала с меня.
Странно, но я не помнил, что бы она на меня ложилась. Если бы Перри это увидела - то, пожалуй, проблем бы мне не миновать. Хотя в данной ситуации, может, и пронесло бы. Пони же, оглядев меня, глубокомысленно произнесла:
Ладно, вставайте, не так вы уж и поломаны, на удивление. Вас выбросило в оконный проём, кажется. Повезло. А вот про гостиницу этого не скажешь, - она указала копытом на развалины, оставшиеся от моей квартиры.
Оказывается, я и правда лежал на ярко освещенным солнцем асфальте. Двумя солнцами. Одно, настоящее, тускло просвечивало сквозь гиганские облака севернее, второе же, зловеще зелёного цвета, неярко мерцало южнее, от чего всё в мире казалось зелёным. Неправильно зелёным.
Мёртвым.
Мёртвоё зелёное небо смотрело прямо на меня. Я же, собрав всю волю, отвечал ему тем же. Я смотрел прямо в небо.
Меня отправили за вами. Понимаете, зебры применили тактический боеприпас около сорока минут назад. Мегазаклинание класса “Погребальный огонь”, - обгоревшая пони встала рядом со мной и посмотрела вверх.
Небо недовольно позеленело ещё больше. Мы побеждали.
Пони меж тем продолжала:
Я из пятой отдельной роты мегамагической безопасности, нас подняли сразу после взрыва. Зебры попытались прикрыть своё отступление, видимо. Потому и взорвали южнее, практически над своей территорией. Там всё перемешано с землёй. Городу тоже досталось. Импульсом отрубило всю свя…
Небо, недовольное нашим превосходством, яростно взбелило на мгновенье, а затем с силой ударило в землю. Или земля ударила в небо.
Снова волна, совсем девичий визг обгоревшей пони рядом, и снова я лежу на невероятно потрескавшемся асфальте.
Небо же позорно спряталось в облаках белёсо-красной пыли, поднятой ударом.
Сейсмическая волна! Закрыть уш… - как-то ну совсем страшно заверещала изуродованная пони, однако конец её фразы утонул в хлопке.
За хлопком была звенящая тишина.
Я снова поднялся на ноги и, чихнув, посмотрел на обгоревшую пони. Видок у неё, на моё удивление, стал лучше. Пыль, невероятно прилипчивая, покрыла всю обгоревшую шкуру, спрятав страшные ожоги, и теперь кобылка напоминала просто очень странную скульптуру. Приятную на вид скульптуру с удивительно красивой шеей…
Шея?
Шея ведь не привлекательная.
Не спуская с взгляда с её изящной шеи, я подковылял к кобыле и неловким движением выудил из медицинской сумки склянку со странным зельем. Нет, оно должно быть другим. Это не лечебное зелье. Этикетка врала. В банке была неприятная жижа. Не амброзия.
Брак?
И почему мне нравится её шея?
Ох уж этот минмира, совсем дерьмо гонят.
Откинув звякнувшую об асфальт склянку, я аккуратно, что бы не повредить такую хрупкую на вид шею, отодвинул голову кобылы и полез в подсумок с бабочками.
Шприцы.
“Эпинифрин”.
Великолепно.
Теперь надо перевернуть пони на спину.
Сделано.
Найти сердце.
Примерно вот тут.
Вколоть шприц и быстро надавить на капельку-тюбик.
Есть.
А теперь облизнуть шею.
Зачем?
Потому что я должен платить кредит. Кредит по имени Брэн. Брэн Пэрри. Сидит сейчас в тёплом мистере Флэнке и не воююет с крематорием по приказу зебр, которые насилуют маленькие повозки прямиком в моём городском отверстии, которое…
Нет! - истошно заорал девичий голос над ухом. Я его знал. Но вспомнить не успел по причине сильнейшего удара куда-то в паховую область. Сильного удара. Очень. Больно. И я отскочил. Или отлетел. В полёте не видно.
Обгоревшая пони с ужасом смотрела на меня, держа в зубах пистолет, направленный прямиком в мою голову. Её мелко трясло, но удивило меня не это. Вся кожа на её шее почему то отошла крупными чёрными лоскутами, открыв взгляду приятную жёлтую шёрстку, извазюканную в чём-то красном. И этого самого красного явно прибавлялось из большой, сильно кровящей рваной раны, расположенной чуть ниже того места, где у порядочных жеребцов кадык.
Меня обуял страх за мою спасительницу и я, подняв вверх копыта, свистящим от волнения шёпотом заговорил:
Тихо, солдат! У тебя сильнейшее радиационное поражение в области шеи. Но ничего страшного, мы это сейчас вылеч…
Неф’т! Не двфигафся! - обгоревшая тяжело дышала.
Или не обгоревшая?
Защитный костюм.
И противогаз.
Элементарно! Войска!
Дебил. Тук! Тук!
По пистолету в её рту потекла алая струйка.
Дело дрянь.
Я неаккуратно перевернулся на живот и поднялся на ноги. Пони смотрела и на меня, и в небо. Хотя неба не видно. Оно спряталось. Белёсая дымка бетонного крошева. Взвесь камня и почвы. Взор её стал туманен.
Почему-то пошёл снег. Тёплый. Крупный.
Не снег.
Сорок минут назад он был живым.
Я сделал первый аккуратный шаг в сторону военной пони.
Бух!
В этот раз я боли не почувствовал. Только прохладу.
Наверное, вечную.