Выглядел он просто отвратительно. Лицо этого негра было забинтовано, только засохшие губы виднелись в дверном проеме. Остальное тело спряталось под покрывалом.
- Вы кто такой вообще? – грубо обратилась ко мне медсестра
- Мне надо поговорить с больным.
- А что с ним разговаривать? Разговор у вас то и не выйдет.
- Почему?
- Головой тронулся. Держим на успокоительном, чуть что - вопить начинает.
Из-за двери доносился шорох постельного белья и запах испражнений со спиртом. Пришлось общаться лично с главным врачом. Я застал его в курилке и показал своё удостоверение. Тот неохотно прочитал надпись под печатью.
- Я не знал, что вы реально существуете.
- Мы либо не существуем в реальности, либо существуем в нереальности. Профессиональный юмор, забудьте про это, Петр Николаевич. Когда его отпустит успокоительное?
- Ближе к ночи. Приходите около... Хм, секунду... Около двух ночи, да.
- Сколько времени он сможет говорить.
- Минут двадцать, не больше, и это в лучшем случае.

Больница пустовала, тишину в коридорах нарушали мои шаги и крики онкобольных из соседнего корпуса. От них содрогался пол... У двери, как я называл палату, "камеры", меня ждал медбрат в зелёной рясе. Щелчок двери.
- Если что - кричите, помогу.
- Да как ему черепно-мозговое то поможет?
Хоть глаза негра и были закрыты бинтами, я знал, что он уже не спит. После этого успокоительного сон становится очень чутким. Что-то подсказывает мне, что он проснулся тогда, когда я зашёл в здание.
- Привет, Майкл.
- Вы кто? - заговорил негр на русском с лёгким акцентом.
- Николай Зубацкий. Мне сообщили о твоём происшествии и меня это очень сильно заинтересовало.- я достал свое удостоверение из кармана пиджака, но, вспомнив о его забинтованных глазах, неловко убрал обратно
- Are you a pervert or something?
- Neither. I'am Nothing. Формально меня даже нет. Но, в отличие от остальных, мне кажется, я знаю, что ты видел. Расскажи мне об этом.
Из соседних палат доносилась спокойная музыка в плохом качестве. Это раздражало нас обоих.
- То есть ТЫ. Действительно веришь мне? - удивлённо спросил Майкл, акцентируя окончания каждого слова.
- Сначала я должен понять, с чем тебе пришлось столкнуться.
- Ладно, слушай. Подожди, ты в курсе, что они колют мне?
- Успокоительное и витамины для мозга, ничего необычного. Ты начинаешь вопить, после того как тебе окончательно отпускает.
- Это потому что я снова вижу это... Так вот


Я и Паша, чувак из общежития, заказали у одного хорошо человека несколько марок. Ну, Паша пошел их забирать и пропал. Я расстроился и запаниковал. На телефон он не отвечал, в сеть не выходил. Паника, вдруг его поймали, сейчас же операция по всей столице, клубы накрывают. Так я что – оделся, принял таблеток от головы и пошел к нему. Дождь идет, но такой, не холодный, а скорее горячий. Кожу аж сдирает, невыносимо. И, около подъезда, недалеко от его дома, мне внезапно стало дурно – голова кружится, ноги подкашивает. И….
Открываю глаза – пустой небо. Черное, ужасно черное.
- Хи-хи, - захихикал я.
- Чертов расист!
Кое как поднялся – спина болит, сердце что-то сжимает и легкие внезапно потяжелели. А вокруг все исчезло! Домов не было – вижу только холмы из красного песка, мягкого и мясистого. Повсюду пахло марципаном с какой-то нечеловеческой горечью, от чего глаза слезились. Я начала кричать, но сам не слышал своего крика. Удивительно, откуда шел свет, если небо покрыл мрак? Казалось, что сам песок светится и блестит. Потихоньку проваливаясь в него, я побрел на юг.. или запад… Да черт его знает, куда-то. И так я пришел в ужасное место.
Это был неглубокий карьер, вокруг которого разваливались многоэтажки. Из земли торчали строительные краны и обломки памятников. Безлистные, голые деревья пронзали говорящие рекламные щиты. Из белых цистерн выливался бензин, от чего все вокруг моментально начало гореть. Пробравшись через шахту лифта на крышу, спустившись по балконом в глубь карьера, я нашел там вход в пещеру, откуда доносился нечеловеческий гул.
- Зачем ты полез туда? – спросил я негра, записывая все в блокнот.
- Там могли помочь и… не знаю, мне понравился этот звук. Он был… как бы это сказать, освобождающим? В общем, зашел я туда внутрь, проход был довольно узок, но вдоль него весели факелы. Это обрадовало меня – наверняка там должны быть люди. На стенах туннеля за тенями просвечивались узоры с изображением сетей, человеческих фигур, костей и всякой разной мерзости, вроде потрошения и разорванных задних проходов. Затем – хряк – что-то хрустнуло у меня под ногами. Я опустил свой взгляд и снова безуспешно закричал. Под моей ногой крошилось огромное крыло насекомого. Его соразмерное крылу мохнатое тельце лежало у стены с откусанной головой, но лапки все равно продолжали дергаться. Меня рвало прямо на него, мужик, это было отвратительно, ох… даже вспоминать не хочу.
- Будь добр, продолжай. Дальше, ты вышел из туннеля в…
-... обратно наружу, на красные песчаные холмы, окружавшее черное выжженное поле. Вокруг него, стояли не то факелы… Нет, нет – прожекторы! Они светили прямо на…. В середине всего этого я увидел нечто настолько отвратительное, что никому не пожелал бы увидеть.
Невообразимое бесформенное чудище, высотой два этажа минимум, находилось в центре этого кошмарного выжженного поля. Из земли торчали десятки рук, и они пытались зацепиться за него, представляешь? Как вообще можно к этому притрагиваться, ужас. Оно постоянно переливалось цветами: красным, коричневым и зелёным. Кажется, иногда и белым, но не верится... У этой бесформенной кучи не была лица, я уверен в этом! Вместо него, по правую сторону был кусок треснутой пополам серой маски, с красным носом, подведенными глазами и румянцем на щеках. С другой стороны, в массе вместо глаза горел какой-то слепящий квадрат, от которого было невозможно оторваться глаза...
- Телевизор?
- Да, точно, он! И чего в нем только не было. И любовь, и секс, и семья, и война, и педики... В нем было все обо всем, существа вокруг не отрывались от этого глаза, стояли раскрыв пасти и пуская кислоту на землю. Ртов было сотни, но маленькие, раскинутые по всему телу, и под телевизором был... э, не знаю как описать это, но, раз телевизор, то это должен был быть телефон. Из него тянулся белый провод под маску, это я хорошо запомнил, да. И в этом телефоне постоянно менялись изображения - женская улыбка с жёлтыми зубами сменялась мордой кота, затем небритым лицом мужчины, и постоянно что-то говорило. Вот, мудик, слушай, умоляю! Это чудище никогда не молчит! Оно постоянно говорит, без остановки, в разной форме, но говорит... И такие ужасные вещи от нее я услышал, мне больно вспоминать. Черт, живот крутит.
- Держись, Майкл. О чем оно говорило?
- Нет, я не могу...
- Майкл, это спасёт миллионы. Мы сможем тогда и тебя вытащить отсюда.
- Оно... Оно... Говорило что-то о сетях, что связывает мир и людей, о том как все становятся ближе. О том, что пространство между нами заполнено какой-то жижей, одновременно горькой и сладкой на вкус. Сразу в жар бросает, пойми меня, язык дёргается..
- У тебя хорошо получается Майкл, давай!
- Ладно, ладно. Оно много говорило о... Своём отце, да. И только хорошее, но после каждого слова о нем, оно поднимало голос и отчитывало нас. Любовь и ненависть, все одновременно, в секунду. Знаешь, мужик, скажи мне, ты должен знать - на каком языке оно говорило? Ты же видел это отвращение во плоти... Нет, не плоть, нет, да?!
- Оно презирает язык, - тихо ответил я. - Оно его почитает так сильно, что ненавидит любую попытку заговорить на нем.
- Ты тоже видел это?
- Что было дальше, Майкл?
- Оно кричало и существа вокруг начинали шипеть и дрожать. Фигуры в рубиновых рясах все писали и писали. Стоял запах... Как сейчас! Шоколада с марципаном, вперемешку со спермой и поносом. Когда я говорил остальным, они кривилось, а ты... Тоже знаешь этот запах, по тебе видно.
Я не рискнул спрашивать его, как он видит через слой бинтов. Главное, что Майкл продолжал говорить, хоть и лучше мне от этого не становилось. Мой член напрягся, а зубы резко заболели.
- А дальше было страшно, - продолжил он, - Это чудовище схватило щупальцами торчащие из земли бетонные блоки и стало жрать их. Хруст потрошил уши, мужик, клянусь. Под телефоном у него оказалась ещё один рот, который знаешь... Ну другой рот...
- Вагина?
-... покрытая кислотой и зубами, да. Внутри неё блестели лезвия и… Галактика, мрак и звезды. Галактика Гутенберга! Когда она открывалась, люди в рясах сразу возбуждались и начинали писать ещё быстрее. Существа вокруг запели в унисон, словно они на футбольном поле, взывая к тому, что лезло оттуда. Порождения этой твари были ещё ужаснее, ты не представляешь! С самого своего рождения, они ненавидели свою... Наверное, это мама. Ты не знаешь, кто их папа?
- По описаниям других людей, у нас есть догадки...
- Это ведь человек, да? - я промолчал. - Не отвечай. И так вот, эти мелкие уроды, поднимали лапы на чудовище и оскорбляли его все возможными словами, пока оно пыталось дать им имена. Что-то звучное, с отсылкой на своего папу и маму, но при этом, такое греческое, не знаю... Внезапно, чудовище замолкло, из-за чего на всю долину разнеслась мертвая тишина. В это время небо кроваво красное покрывалось глазами-звездами. Что было дальше - тех, кто нарушал этот момент воплями, чудовище обзывало... Как оно говорило то... Симулякрами, вот! И прибивало их своими огромными щупальцами, превращая своё дитя в луже желчи и крови. Остатки собирали торчащие из земли руки. Всех перебило, никто не пережил этих ударов, поверь мне, у них не могло быть шанса против этого создания. Жестокость - вот что светилось на глазном экране, а как светилось то - вся земля покрылась золой от этого. После этого, человек в рубиновой рясе схватил меня за руку и повел к остальным, поближе к чудищу. Я хотел сопротивляться, но они так нежно говорили, словно матушка, когда мне ещё и семи лет не исполнилось.
- Они сказали свои имена?
- Да, но я не помню их. А вот лица их - они не были похожи друг на друга. Один был старый, с впавшими щеками и лысиной. Другой такой молодой, с красивыми волосами как у Элвиса, мужскими чертами лица. Другие двое вызывали у меня отвращение - от них воняло мускатом и смертью, готов поспорить, что они педики. Я спросил их, что это было? Они неохотно рассказали мне, что это процесс, ритуал по созданию будущего. Чудовище пытается создать того, кто будет его продолжением, но в тоже время, оно хочет жить вечно. Противоречие какое-то, да? Затем, я не мог не спросить, что же это такое и тогда они начали так усердно спорить между собой, что привлекли внимание этого монстра. Он снова начал вопить и показывать нам ужасные квартиры, от чего мы упали на землю. Руки схватили нас за конечности и стало рвать в разные стороны. Это была неописуемая боль, и если бы только физическая, пойми. От меня не отрывали взгляда звёзды, они пытались меня изнутри, говорили мне, что я не настоящий и вовсе не существую, прикинь! Тогда я почувствовал, как начало всходить солнце, от чего руки загорелись и обожгли мне кожу. Тогда, я понял, что слеп. Помчавшись наугад в какую-то сторону, я несколько раз падал, спотыкаясь об не знаю что... Из вопля чудовища я стал различать слова людей в изумрудных рясах. Оно пережевывало их, я уверен. Оно будет и дальше нас жевать... Будущего нет! Только зубы и... Ии... И....
После этого у меня заболела голова и я упал на пол. Эта расколотая мраморная маска и зловещая пиксельная улыбка оставляла меня в покое – теперь чудовище проникает в других людей… Когда я очнулся, Петр Николаевич, водил ваткой с нашатырем перед моим носом и взывал ко мне.
- Николай, вы в порядке?
- Почти, - хрипло ответил я.
- Витя сказал, что вы начали вопить на всю больницу, после этого упали на пол. Череп, к счастью, вы не повредили, но…
- Все в порядке! – я вскочил с кресла, от чего у меня закружилась голова. – Я узнал все, что хотел. Мне пора уходить.
- Не будьте придурком Николай. Останьтесь хотя бы на капельницу.
- Нет, у меня нет времени. Я должен бежать, до свидания.
Я накинул пальто и быстро спустился по лестнице, хватаясь за перила, когда начинала расплываться картинка в глазах , но выйдя на улицу, я понял – напрасно спешил. Вместо асфальта был один красный песок. Госпиталь за моей спиной пропал. Закурив сигарету, я пошел то ли на запад… то ли на юг… Чудовище знает куда, напевая себе под нос мелодию из известного за рубежом фильма.
И снова мы с ним встретились – дрожащая тварь и убогое чудовище, и я не знаю, что будет дальше. Люди в зеленых рясах жалосто хихикают. Когда чудище замолчало, я встал на колени и откусил себе язык. В ее цифровом, на 16 миллионов цветов, глазу светилась желтая рожица с голубыми слезами, но я не мог понять – смех это или страдание.
Как же я рад снова тебе увидеть.