Шагоходчики...
Кто угодно они-но не люди.
Я помню как это было.
	Раньше-то все шагоходы находились в распоряжении исследователей и никто о них ничего толком не знал.. Ну а с ними в Ликвидации известно отношения какие. То есть, формально, конечно, Исследовательская Экспедиция тоже починяется штабу Ликвидации, как и МССО, Мясные.. то есть, Местные Силы Самообороны, но что толку-то? Много ли с ними пересекаешься по службе? А после-то, хлебнуть по маленькой и в баньку по билету белому,служебному ? Тоже нет. Все от них держатся подальше. Они только забирают. Концентрат, самое новое оружие, боеприпасы, переносные датчики биологической опасности... Кому всё это идёт? Правильно,им. Так они ж ещё потом берут. Приходят с бумагой от Таубе из штаба - берут. И хрен бы, если только добро наш забирали. Кто его не берёт? Так им ещё людей подавай. В качестве охраны. Говорят, не бойтесь. Пенсию потом обещают по второму разряду. А это значит -выше некуда. Ну с ними никто не спорит.У них бумага от Таубе. И формируют маршевые роты из отрядов Ликвидации... А кто с ними уходит-тот не возвращается. Дело проверенное. Ну, то есть, иногда,конечно... Потому и пожизненное снабжение по второму разряду обещают, твари. Потому что некому после их экспедиций наряды на них выписывать. Обычного капитана, за такие потери, под комиссию о соответствии, а то и Трибунал бы живо подвели. А эти... Ничего себе. Живут. Довольные ходят. Что им! У них. Бумага. От самого полковника Таубе. Ну так, вот- никто не хочет с Экспедицией связываться, все дистанцию держат. Руку к козырьку-вот и всё с ними общение. Только вот вернулся к нам в отряд обратно салага из последней маршевой роты для Экспедиции. Уходил к ним - худой был, всего боялся, руки слабые ,как и за что схватится не знает. Один раз даже дробовик уронил заряженный -хорошо на предохранителей стоял,а то покрошило бы ,дурака. Вернулся-совсем на себя не похожий. Выпрямился,в глазах - огонь, в руках - сила, форма на нём-как на офицере сидит -не человек, а скульптура латунная. Даже стальная. Словно бы не в Экспедиции служил, а в госпитальном блоке отлёживался. Да вот только волосы седые -а когда уходил русый-русый был. Ну его все и спрашивают- чего ты тут делаешь? С пожизненным-то снабжением второго ранга? Мало чтоль? Пришёл и за нашим А он смеётся, говорит, не поймёте. Это верно. Когда он говорил- словно на каком-то другом языке разговаривал. Слова, вроде, наши,всё понятно, а... Ничего не понятно. Ну так вот, он рассказывал всякое. Говорил,что есть те,кто в Экспедиции добровольно служит. Ну ему,ясное дело, никто не поверил. А он и говорит,что правда всё это. В призывной среди ликвидаторов один человек из Экспедиции сидит. На кого укажет-всё,вычёркивают его. Отныне нет его. Он-их. А кто-то из маршевых рот остаётся. А если два раза "на выход ", то есть, это за гермозатвор, в Пещеры, по-ихнему, сходит и выживет - тот может сам решить, идти ему в разведку или нет. Когда его спросили, смеясь что же это за разведка такая и что на там ,в темных дырах разведывает, когда бежать-то оттуда по уму надо- он замолчал и больше не отвечал. Потом оттаял, лицо вроде не хмурое, смеётся, пьёт водку со всеми, а на расспросы о службе своей в Экспедиции не отвечает. Отшучивается. Ящурок пещерных, говорит, пасти посылали. Какой голову свернёшь-той и пообедаешь. Смеётся, в видно по нему, что выгоняет он нас, что-то святое мы потоптали тогда. Отстали от него мужики, с этими вопросами-то в конце-концов.
	Ну праздновали мы там что-то, так уж вышло как-то так, остались мы вдвоём. Я ему и говорю, всё как есть, потому как наболело уже. А он стакан свой об стол-дзынь! Так что слёзы хрустальные во все стороны. Что они знают,кричит. Что вы вообще здесь делаете, между самосборами, пьянствуете да из пистолетов в стены стреляете? А я видел как Черепа в своих шагоходах умирают - только чтоб задержать, только чтоб мы убраться могли! Пока вы водку в три горла да баб валяете.... Да и сколько их было бы без нас, самосборов, много ли вы бы тут наликвидировали... Ну тут уже я не выдержал. Чтобы ему тогда не сказали-а Ликвидацию не трожь! Мы тоже тут не на отдыхе, и не партийные,что знают только за столами сидеть, да в телефоны мурлыкать, не у одного его на на глазах кто-то умирал... Нету таких прав ни у кого! Короче,поругались мы тогда страшно.
	А помириться не успели. Самосбор случился. Он троих наших вытащил из-под огненного тумана, сам сгорел страшно-ОЗК его снять хотели, так вместе с пластами мяса отходил. Резать даже приходилось. Не человек- одно красное мясо. На на этом мясе-глаза ясные, живые-живые, морфия просят, за губы его мёртвые, чёрные, неподвижные... В госпиталь попал, умереть должен был, там сепсис уже пошёл - да только видели его потом люди. Стоял, курил. И форма на нём была не наша-серая. И сапоги высокие, чёрные. Или не его. Одно ясно- в отряд наш он тогда не вернулся. Ушёл-и ладно. Но как-то не по-людски расстались. Поговорить с ним ещё раз бы... Я тогда бутыль водки, высокой очистки, из красного концентрата перегнанной медбрату одному поставил-дескать,ещё одна такая будет, только найди такого-то и такого-то. Дня два прошло, а он сам ко мне прибегает, с двумя чекушками самогона. Бутыль твою, говорит, я выпил, вот тебе взамен. А то,что обещал- себе оставь и ко мне больше не приближайся. И трясётся. Я его хватаю- ты чего? Он руку мою с плеча сбрасывает. Я жить хочу, говорит. Если и у тебя дни не лишние остались-ты ко мне даже не подходи. И к госпиталю тоже. Экспедиция за ним приходила. А у них там разговор короткий... Вижу,что что-то ещё знает он,да мне не говорит. И не скажет-хоть режь. Отпустил я его. Больше никогда я медбрата того не видел. И что с ним потом случилось -знать того не знаю. Да и не хочу.
Выходит, что ушёл-таки в свой второй выход, салага...
Так и пропал парень. Многое с тех пор забылось, да только помнились мне его волосы седые, да слова о Черепах, которые в шагоходах умирают. Бились они во мне неразрешимой загадкой. И вовек бы мне её не разгадать, если бы не случился Пробой.
	Начиналось это как обычный самосбор- только шло и по горизонтали и вверх. И шёл, и шёл-не останавливаясь и не прекращаясь. Датчики вопили не переставая -под сотый цикл мы уже засыпали под их сирены спокойно. Всё что мы могли тогда-это удерживать проход в главной галерее. Все технологические отверстия, двери, трубы, лифтовые шахты-были забиты бетоном. Это не останавливало. Единственное,что удалось-это занять оборону в Главной Галерее. Когда это всё шло на нас- оно . Со спешно наваленного бруствера полутораметровой высоты, острым углом выдававшегося в Галерею, беспрестанно светил прожектор и било яростное водородное пламя огнемёта. В любую тень било сразу несколько пулемётов - страшные. "Пилы".  Они две тысячи патронов в минуту выпускают. Звук такой будто простыню рвут, только громче. Не простыню. Бетон рвут. Так же легко, как простыню. Где-то высоко. Вот как стреляет "Пила".
	 Когда пятьсот культистов вышли на улицы и просто смели Силы Самообороны,захватив их оружие и, в религиозном исступлении, пьяные от своей победы, крови и наркотиков, двинулись к заводу - всего ОДИН такой пулемёт остановил их и обратил в бегство, в мгновение ока оставив на кровавом бетоне с десяток трупов и под сотню раненых, которых мы потом добивали из дробовиков.Говорят, культисты после этого поклялись убить того пулемётчика, что сидел за "косторезом" - так они зовут наши пулемёты. Чтож, это заслужено. Две тысячи в минуту-почти  сплошная линия из высокоскоростного металла, которая пробивает,разбивает, рассекает легкую броню, мясо и кости.
На бруствере сейчас стояли двадцать четыре таких "пилы".
И всё равно- сейчас мы едва держались. Хорошо ещё, что волны чёрной слизи и твари бежали на нас не всё время. Словно бы у них были какие-то циклы бешенства, во время которых они бросались друг на друга и на нас,а потом затихали. Это давало нам время передохнуть. Жаль,что такие передышки становились всё короче и короче. Да и нас больше не становилось. Они должны были смести нас,рано или поздно. Мы все понимали это, но продолжали бить во тьму. Что нам оставалось,кроме этого?
И вдруг,во время такой передышки - посыльный. Меня, лейтенанта и ещё кого-то вызывали. Не кто-нибудь, а сам полковник Таубе. Я ему - чтож ты творишь? Не видишь-сейчас попрёт. Каждый ствол на счёту будет! А он тогда "Тагирин" из кобуры рванул - не будет тут вашего ствола, товарищ капитан. В любом случае. Потому как за неисполнение директив командования... Потому как приказ у меня.
И чую - знает он, что разорвут его тут на месте, а что осталось - за бруствер с гранатой бросят. Но "Тагирин" в руке его не дрожит.
Что делать не знаю. И ведь расстреляет. И уходить - стыдно.
И тут кто-то мне:
- Идите, товарищ капитан. Мы уж тут сами справимся.
До сих пор не знаю,кто это был
Тут же загудела пехота  согласно.
И мы пошли. Потому как совести нашей выход был даден.
Пришли - а там Таубе и какие-то типы в серой форме. Стукнуло у меня сердечко тогда-то. А полковник и говорит нам. Так и так,  мы много помогали Экспедиции - теперь Экспедиция поможет нам. Я, на бруствере, стал смелый совсем-говорю им:
-Что, солдат Экспедиция пришлёт? Неплохо бы. А то своими силами бруствер нам не удержать.
Таубе аж побагровел - вот-вот удар хватит.А один из тех, что в сером эдак-то губой брезгливо дёрнул.  Мы, капитан, пришли, чтобы с вами  отвоёвывать наше у Тварей. Наступление планировать будем. А вас сюда прислали,чтобы о взаимодействии договориться. И представился:
- Георгий Кепплер,  подполковник. Командир  Разведывательного Корпуса Экспедиции.
И надо бы руку протянутую пожать, а у меня  от этих слов сердце совсем остановилось. Гляжу на рукав кителя - а там, на шевроне, на щите чёрном  череп скалится, улыбается весело. Подполковник ничего не понимает, руку тянет, а я... А я говорю, те слова незабытые:
- Черепа.... Черепа, которые умирают в шагоходах.
Он улыбнулся,   голову вскинул:
- Точно, капитан! Черепа всегда умирают в шагоходах. Потому что мы идём только вперёд!
И рука моя  сама чёрную перчатку схватила и сжала.

	Задача была нам отведена полковником Таубе и Черепами самая простая.
В подкрепление нам был дан третий разведывательный мотобатальон Экспедиции. Я и лейтенант были вызваны как самые старшие офицеры на интересующем их участке. Нам следовало провести их машины по коридорам,с планировкой которых которых офицеры Экспедиции были знакомы хуже нас,  к брустверу в Главной Галерее. И потом идти за ними. Просто идти за ними - до победы. Так просто. Черепа в этом не сомневались.
Когда я увидел их  шагоходы- то тоже перестал в этом сомневаться.
Третий разведывательный мотобатальон -это три машины высотой в четыре роста, в тени которых вытянулись по стойке "смирно" три Черепа - экипажи. Я смотрю на них снизу вверх и думаю какбы  провести их к брустверу. Выходило по всему- идти долго будем. И тут Кепплер говорит нам и им:
-Знакомьтесь.
Черепа отчеканили пару метров до нас чуть ли не строевым шагом. Мы пожали друг другу руки. Молча. Кепплер  подождал и продолжил:
- Два лёгких шагохода типа "Страж" в стандартной модификации  - скорострельная тяжёлая лазерная пушка и автоматическое скорострельное орудие с фугасно-зажигательными снарядами. И один тяжёлый "Витязь" - снащённый дополнительной броней и  двумя тяжёлыми водородными огнемётами.
Для нас он это говорит, чтобы ничего мы не боялись, а я его не слушаю. На Черепов смотрю. Все как один, седые. У всех глаза голубые-голубые. И у подполковника-тоже. И у Данилы такие были. Все как один, на Даньку, салагу моего, похожи. Одно лицо - на всех. Ведь не подбирают они же их? А всё-таки как близнецы. И такие же молчаливые. Не узнают меня. И всё же. Не родными они мне в этот момент стали, а.. Словно бы не они ко мне, а я  к ним приблизился. На совсем чуть-чуть - тоже Черепом стал. Мне тоже теперь ничего не страшно.
-Стандартное построение. Вы следуете за ними с пулемётами и фугасными гранатами -применять их не бойтесь, шагоход выдержит. Всё. Старайтесь не умереть раньше, чем мотобатальон  СОЖЖЁТ ИХ ВСЕХ. Это вызовет неоправданно большой расход боекомплекта моих машин.
Понял я тут  -каких ящурок пещерных салага пас. Угловатые кабины "Стражей", в самом деле,  походили на головы ящериц. И ноги их стальные- тоже ящеречьи, только во много раз больше. В обратную сторону гнутся. Только у ящурок по два глаза больших, круглых было, да по обоим сторонам головы - а тут один фонарь из толстенного бронестекла. Да и тот угловат. Один глаз у "Стража". Во лбу. Четыре ножки у ящерицы да хвост. У "Стража" нет никакого хвоста и ноги только две. Огромная голова на двух ножках.
С серых бортов "Стражей"  скалился всё тот же  белый череп, улыбался весело  своей челюстью. Совсем как подполковник Кепплер. И потому смеяться над этими машинами совсем не хотелось. Я спрашиваю подполковника:
-А сможет ли ваш "Страж" идти по лестнице?
И объясняю ему, что провести машины такой высоты к брустверу получится только пройдя по лестнице, что у заводов. Она большая, там сотни рабочих каждые пятьдесят циклов друг друга сменяют. Тут неожиданно для нас всех  молчаливые и суровые Черепа звонко рассмеялись. И Кепплер -тоже.
-Конечно сможет, капитан.
	Мы шли быстро. Конечно, Кепплер не понадеялся на  наши слабые ноги. На ящеречьих ногах "Стражей"  были наварены скобы, по которым пилоты легко взобрались в открытые фонари своих бронеходов. Я и лейтенант взобрались на них - и "Стражи" побежали. В лицо мне бил ветер, за спиной ревел мотор,пальцы затекли, заледенели и скоро устали. А потому, всё что мне оставалось - это держаться и громко  орать, указывая правильную дорогу, надеясь, что ларингофоны помогут Черепам меня услышать. И они слышали.  Когда мы подошли к брустверу, Твари уже почти залезли на него. Шагоходы даже не стали останавливаться. С ходу ударили, прямо поверх голов солдат, потоком лазерных импульсов и снарядов. "Витязь " , шедший впереди,  окатил волны слизи и похожих когтистые,топорщащиеся шипами и  и острыми лезвиями, затянутые в чёрную кожу скелеты, Тварей целой рекой пламени - я думал, что видел реку пламени, когда работал  наш стационарный тяжёлый огнемёт. Это было не так. Я видел только ночник. Милый тёплый свет, разгоняющий своим светом испуганные тени. А Черепа принесли с собой карающее пламя. Оно сожгло не только чудищ,но и многих моих солдат - но так было нужно. Лишь бы тварям было так же больно как и людям.
Шагоходы прыгнули- и и мои ноги соскользнули со скобы куда-то в пустоту. Меня колотило  и колотило о металл пока они исполняли страшную пляску на черепах и фиолетовом пепле и я мог только молиться, чтобы не упасть. Потому что понимал-Черепа меня растопчут также как и оставшихся тварей.  Я услышал яростный рёв атакующей пехоты,которой был не нужен никакой приказ, тут же подхваченный оставшимися "пилами",    и меня наполнила радость. Наконец-то!
Мы отбросили становившихся всё более вялыми и неагрессивными тварей и Черепа дали ещё огня, пережигая оставшуюся слизь в токсичный пепел на много метров вперёд.
Мой "Страж" остановился, давая мне и лейтенанту возможность  слезть. Больше "Стражам" я был не нужен.
Зато на земле для меня нашлось бы достаточно работы. Я крикнул подбежавшему солдату - может, из моих, я не мог бы узнать его лица за противогазом. Да и это было неважно :
- Автомат мне!
В ушах зашипела радиочастота. Сквозь шипение пробился  голос командира моих трёх Черепов:
-Капитан! Мы держим связь с вами. Только с вами!  Внимание! Ждём свет- и вперёд, вперёд! Бегите и умирайте! Только бегите - за нами! К победе! Такими я хочу видеть своих солдат!

	Я не успел спросить что за свет, как получил ответ на свой невысказанный вопрос.  Видимо, это входило в план Таубе и Кепплера. Электрики, наконец-то, дали по аварийным линиям свет в главную галерею. В моих, привыкших к полумраку глазах, заплясали багровые пятна.
И мы пошли.
Они привыкли, они питались страхом обороняющейся людей, скрывавшихся за камнем бруствера и отчаянным воем "пил".
Но сейчас, убивая ужас в оставшихся людях, по Главной Галерее, в направлении восточных заводских блоков,на них шли Черепа.
Давя стальными трёхпалыми лапами шагоходов вытянутые черепа врага, их почёрневшие от пламени  кости, шли  Черепа.
Прямо в их объятия.
С бортов их машин весело улыбалась нам лишённая плоти голова мертвеца.
И заражаясь этим весельем,  воя как твари самосбора, пехота Ликвидации шла за ними, закаляя своё бесстрашие, как сталь, в огне изрыгаемого огнемётами пламени.
- "Пилы"! "Пилы" быстрей тащите!
И пулемёты рвали плоть тех, кого сожгло не до конца ослепительно-яркое водородное пламя и лазеры.  Тех, кто успел спрятаться от снарядов в выбоинах  в бетоне.
Переносные огнемёты как могли поспевали за шагоходами.
Там, где не хватало оставшихся у нас "пил"- автоматчики  не думали об укрытии. Только плотные ряды, закутанных в чёрные прорезиненные плащи противохимической защиты, только длинные очереди штурмовых винтовок, рвавших винтовочными патронами плоть Тварей. Раз или два -они успели добежать до них. И автоматчиков, вступивших с ними в безнадёжную рукопашную,  разнесло в кровь.
Раз или два - огнемётчики не успели. Хлестнуло слизью и оставило от солдат одни кости. Но пехота не сделала ни одного шага назад.
Вслед нам  улыбались черепа наших товарищей, завещавших нам идти вперёд. С бортов шагоходов нам улыбались черепа,  шедшие с нами вперёд.
И мы шли. Отвоёвывать своё жизненное пространство. И над нами полыхал белый свет невероятно ярких - сегодня - ламп.
	Наше наступление чуть было не захлебнулось, когда, строго следуя положенным инструкциям,  пятый отряд вскрыл очередную гермодверь. Там то ли пробили дыру Твари, то ли не  герметизировали всё до конца.  Из-за двери на них хлынул черный поток, в мгновение ока растворив их, вместе с оружием и со всей химико-биологической защитой. В  одну минуту мы лишились арьергарда и за нашими спинами вновь возник враг, которого, как мы наивно думали, нам удалось победить. Нас жали с двух сторон. Единственным выходом было бы сжечь всё из тяжёлых огнемётов "Витязя"- но я и и ещё два десятка  солдат оказались в медленно сжимавшемся кольце кипящей как  жидкий асфальт слизи, под которой горел даже бетон. Я думал, что Черепа поступят так же как у бруствера-ударят пламенем и мы все, вместе с самосбором, обратимся в токсичный фиолетовый пепел. Так было надо. Я в это верил. Но они почему-то медлили.   Наша гибель была неизбежна, несмотря на отчаянные усилия огнемётчиков и гранатометателей  с пеногранатами, безуспешно пытавшихся пробиться к нам, навести безопасный путь из быстрозастывающего бетона- я понимал это. Я знал, что Черепа слышат меня -они же отдавали приказы мне. Я кричал, умолял их сжечь нас. Это было бы смертью человека, честной смертью- а не обращением в  чёрную фиолетовую массу, в которой перевариваются в мерзость наши тела и наши души. И куда менее болезненной, чем обещал нам, играющий с нами, как кошка с ящерицей, подступающий Самосбор. Но это были Черепа! Они вновь поступили так, как хотели они - а не Самосбор.
	Загрохотал под железными шагами бетон. В лицо мне брызнуло  обжигающими чёрными каплями, мгновенно проплавившими резину противогаза, когда через чёрное озеро бежал их "Страж". Он замедлил бешенную скорость бега, будто танцуя, на одной ноге развернулся, на небольшом, остававшемся нам пятачке из чистого бетона и   остановился. Мне не надо было объяснять что к чему. Я крикнул солдатам, чтобы залезали и держались. Как мы там разместились - не понимаю. Но "Страж" дал нам время, будто он стоял посреди учебного плаца, а не в быстро сужающемся  кольце чёрного огня, и снова рванул, медленней, боясь сбросить хоть-кого-то -  уже обратно. И только тогда, наконец, ударили огнемёты "Витязя" - так близко, что плавились  и закручивались наши волосы и и плакали каплями расплавленной химии плащи.

	Мы не дошли до восточных заводских блоков. Всё-таки есть то, с чем не могут справиться даже Черепа.
Огромная стена, как губка водой, напиталась изнутри  какой-то чернотой - Черепа раньше всех нас поняли что происходит и, оставив подступающую слизь и тварей на нас, ударили изо всего имеющегося оружия по ней.  Неожиданно, стена рухнула. Сперва мы думали,что это произошло из-за пальбы Черепов - но нет! Она провалилась куда-то внутрь. Всосалась. Куски бетона засосало. Куда-то.
Внутрь чего-то сотканного из радужной слизи, гигантского, то опадавшего своим жидким брюхом, то вновь встававшего на четыре стекающие на пол лапы, клубка щупалец.
Выстрелы Черепов тонули в его необъятной плоти, пулемёты для него значили не больше чем иголки, винтовочные гранаты были всего лишь камешкам под ногами. Тяжёлые огнемёты "Витязя" били, пока не погасли - с туши сыпался пепел, но когда опало пламя, она осталась такой же огромной какой и была.
	"Витязь " рванул к ней,как мог быстро,стараясь ударить её бесполезным теперь огнемётом и из образовавшейся где-то меж щупалец пасти выстрелил длинный и острый пульсирующий язык. Он пробил покрытый усиленной титановой броней кокпит шагохода и тот остановился.
Когда из него закапала  слизь - я понял почему. Череп, управлявший "Витязем", отнял у меня мою судьбу - сгореть в пламени  чёрного огня. Но тут шагоход начал двигаться! Он медленно,словно бы вслепую, наносил удары огнемётом. И ему всё-таки удалось задеть язык чудища. Механическая рука с лёгкостью разорвала демоническую - но всё же слабую перед железом, - плоть. А я, стоял, опустив автомат. Мне было страшно. И я не знал -кого мне надо бояться больше.  Я знал, я тысячу раз видел,как умирают в тёмном огне - так происходит всегда, если  тот  не захочет превратить человека в Тварь. К тому времени, как из шагохода полились потоки вязкой и горячей, как расплавленный гудрон Чёрной Слизи, от Черепа должен был остаться только его череп. Он не мог  двигаться, жить...сражаться! И всё же он дрался. Безо всякой надежды - шёл вперёд.
В шагоход ударили несколько твёрдых, как и тот язык, щупалец . Сколько-то из них разлетелись в кровавые брызги под снарядами автопушек 	и наших пулемётов. Но три  - достигли цели. Они шевелились, выискивая что-то внутри шагохода. Одно из них выскочило, и тварь замотала им, словно пытаясь охладить обожжённую кожу - и тут же было разбито нами. Шагоход со скалящейся головой мертвеца  на борту больше не двигался. Но продолжал стоять, как если бы его водитель отказывался умирать в Чёрном Огне и продолжал удерживать свою машину в вертикальном положении.
Черепа и мы продолжали стрелять в  тварь.
Неожиданно, в ухе раздался  голос командира Черепов. Я ждал его приказов, как собака ждёт воли хозяина. Сейчас он скажет одно слово-и его будет достаточно,чтобы победить!
-Капитан... Собирайте ваших людей. И отводите.. За бруствер. После чего-НЕМЕДЛЕННО БЕТОНИРУЙТЕ ГЛАВНУЮ ГАЛЕРЕЮ!
Я хотел что-то сказать, но Череп забил слова обратно  мне в глотку:
-Послушайте, капитан. Это важно. Передайте. Полковнику Кепплеру - от капитана...
"Он тоже капитан. А я и не знал".
 - ... капитана Виктора Эйлихе. Сехмет! В заводских блоках - Сехмет! Всё. Выполнять.
Угадав мой вопрос, он добавил:
- Она не даст никому уйти, если мы её оставим в покое. А это важно- передать подполковнику Кепплеру, сказать ему про Сехмет. Уходите. Мы прикрываем вас. Черепа умирают в шагоходах. ВЫПОЛНЯТЬ!
	И замолчал навсегда. Я до сих пор гадаю- из какого шагохода он со мной говорил? И очень боюсь, что моя догадка окажется правдой.
И мы побежали. Сапоги скользили в фиолетовом пепле-но мы бежали.
 Есть то, с чем не могут справиться даже Черепа. Но нет ничего,чтобы вселяло в них ужас.

	Я передал подполковнику Кепплеру про Сехмет и про последний приказ Эйлихе. Он, как и в прошлый раз, стоял над посеревшим Таубе. Когда я закончил, полковник что-то забормотал, замотал головой и неожиданно замолчал, вытирая выступившие на лбу крупные капли пота. Он был невероятно противен мне,этот толстый полковник -полная противоположность Черепам.
Не пошевеливший даже  бровью во время моего доклада, Кепплер оставил Таубе наедине  с его мыслями, подошёл поблагодарил меня за службу и велел идти. Больше я для него не существовал. Можно было бы козырнуть и забыть обо всём. И всё-таки я вонзил ему в спину один, припасённый как нож в рукаве,вопрос.
-Товарищ командир разведкорпуса Экспедиции! Мы спасём их?
Он читал что-то из  достанной им папки, потеснив её объёмистым чревом забитые недокуренными папиросами пепельницы. Он положил какой-то отчёт обратно, поднял голову и, сверкнув своими  химической голубизны глазами из-под серой фуражки с высокой тульей, и жёстко сказал:
- Вы  и сами понимаете, что это - глупый вопрос, капитан.
И снова углубился в чтение.
-Мы ведь вернёмся в Главную Галерею?
 Он помассировал виски и снова поднял на меня усталые глаза:
- Вы, капитан,  нет.  Вы - не вернетесь. И ваши солдаты тоже. Не  бойтесь.
И тут очнулся от своих дурных снов Таубе. И, видимо, боясь, чтобы я не спросил ещё что-нибудь, скомандовал:
-Кругом! Шагом... марш!
Почему я ухожу в Экспедицию?  Я -обычный человек. Такие не могут быть Черепом каждое мгновение своей жизни.  Ухожу не за черепом на рукаве, ты не думай  - мне не по силам его нести. Просто много кому  остался должен.  Черепам в том числе.  Не люблю я  долгов.