Темной ночью в окнах избушки горел свет. Матрена Павловна качала на руках очередного младенца, приговаривая что-то сентиментальное. После передавала ребенка Машке, чтобы та вставила ему в глаза по одной выпрямленной скрепке. Дети никогда не кричали, у них были зашитые рты. В яме, бывшей лет сорок назад подвалом, не осталось ни одного бледного тельца, теперь гора младенцев высилась за Машкой, все дети уже обработаны, Матрена справилась за две ночи.
Матрена Павловна приближалась ко мне, сжимая в руке заветный предмет.
– Да, она. Девяносто девятая.
К слову сказать, мне рот тоже зашили.
В первые разы я крутился, как заведенный, извивался, дергался, не помогало ничего, да и не могло помочь. Мои руки и ноги привязаны, да так, что вид моей позы позволял самые непристойные ассоциации. Матрена Павловна медлила. В её руке таилась последняя скрепка, мой онемевший зад готовился к смерти, а я безразлично глядел вдаль, представляя вместо стен из гнилых бревен прекрасное будущее и розовые облака. Матрена Павловна разразилась на монолог:
– Вчера я уже объясняла тебе суть эволюции, но думаю, что сегодня нужно повторить. Даже необходимо. Твой дух воспринимал лишь крики материи, оставаясь глухим к главному. Но, голубчик, не волнуйся, сейчас я всё повторю.
Итак, если мы растянем скрепку вот так, то, как я вчера уже объяснила, получим великий символ, божественное пророчество, пересекающее века в духовном порыве. Это – спираль, но как и всякое человеческое изделие она не совершенна, ну да Бог с этим. Главное в смысле. Скрепка предвосхитила структуру ДНК, строение нашей Галактики, озаренной искрой Божьей (вчера я посвятила рассказу об этом несколько часов, так что сейчас нет смысла останавливаться), путь развития жизни, даже противозачаточные средства! Но это, конечно, не в вину Символа, мы обязаны рассматривать его объективно.
Лес зашумел, где-то за пределами избушки послышались шаги.
– Машка! Останови их! – взволнованно вскричала Матрена Павловна.
Машка вскочила и выбежала из избушки, распахнув дверь. Дальнейший рассказ следует воспринимать, не забывая о двери, хлопающей где-то каждые три минуты – или хотя бы об этом звуке. Кстати, к нему примешивалось завывание ветра, пение снежинок и ругань Машки, стихшая, впрочем, через пять минут.
Успокоившись, Матрена Павловна сказала:
– Ладно, теперь уж не до разговоров, давай-ка сперва закончим с главным.
Вытянутую скрепку, девяносто девятую, она сунула мне в анус, который к тому моменту почти ничего не заметил, привык. Продвинув скрепку глубже, Матрена, кажется, осталась довольна общей картиной. Раздвинув мои ягодицы, она плюнула туда Своей Магической Слюной, потерла Могучим Пальцем и возрадовалась еще больше. После отвязала меня, скрутила и поволокла в темную комнату. Там было очень душно, чем-то воняло, впрочем, сами понимаете, я относился с безразличием ко всему.
– Значит так, лекцию придется сильно ужать, тут непрошенные гости-гостинчики объявились, короче, вот тебе суть.
Я валялся на заблеванном (уж не знаю, кем) полу, мое левое ухо щекотал гриб-поганка, выросший среди этого изобилия, а она стояла сверху и преподносила мне Суть.
– Девяносто девять прекрасных принцесс отныне томятся в заточении. В их мрачную темницу не приникнет ни луч света, ни свет надежды. Девяносто девять принцесс хранят тайну сотворения мира, противодействие злу, им известно, как победить демоническое начало и сделать мир краше, мудрей и добрей! Вот так вот. Знают они и то, как выбраться из места заточения, но сами этого сделать не могут. Только Великий Принц-Освободитель, ныне рожденный, принял на себя отважную миссию, и теперь лишь он способен восстановить Добро в Действительной Вселенной. Что ж…
Матрена Павловна разорвала нитки, связывавшие мои губы, и я закричал. Она провела руками вдоль моего туловища, я вскочил и бросился прочь из проклятой избушки.
Голый, со скрепками в заднице, визжа что-то неподобающее, я выскочил в зимнюю ночь. Справа от входа в избушку валялась Машка с перерезанным горлом и раздвинутыми ногами. Ветер издевался над снежинками, бросая их кучами то в одну, то в другую сторону. Луна спряталась за облаком, кажется, ненадолго. Кругом шумел лес, воздух дышал холодом, а звездам было все равно. Я побежал, проваливаясь голыми ногами в снег, я махал руками, отгоняя ветер, скрючивался, прячась от холода. Избушка стояла недалеко позади, когда я наткнулся на них.
– Хы, смотри, голенький.
Двое тощих самцов вида хомо сапиенс в черных одеждах дружелюбно улыбались мне, замерзшему до смерти, несчастному до девяносто девяти волшебных скрепок-принцесс в заднице.
– Откуда идешь-то, чувак?
Я обернулся, но избушки уже не было, одна лишь мертвая Машка никуда не ушла. Увидев её, один из тощих, присвистнул, издал смешок и спросил:
– Твоих что ли рук дело?
– Рук ли только? – шутливо переспросил его спутник, оба засмеялись.
Нет, говорю, я её вообще не трогал.
Ты, говорит, не переживай, мы на такие мелочи внимания не обращаем, хочешь, до города тебя подвезем, одежды дадим, ну, хочешь?
– Какие вопросы, еще бы я не хотел.
Скоро мы вышли к их машине, я сел внутрь, мне дали какие-то тряпки, укутавшись в них, я был почти счастлив.
– Ребят, я не ел уже двое суток, у вас ничего не найдется?
– Да, конечно, мужик, вот, держи, – мне протянули колбасу, сыр и хлебушек. Теперь я был счастлив на сто процентов.
Ехали молча. Вдруг я вспомнил основы вежливости и задал вопрос:
– Ребят, дорогие, спасители вы мои, а зовут-то вас как?
Они засмеялись. Тот, что вел машину, хлебнул пива, а рядом сидящий откусил колбасу.
– Ты знаешь, чувак, это же неважно. Но если тебе неймется, то меня называй Фобос, а его – Деймос.
Вот так я узнал, в какие имена воплощает себя Истинное Добро.
– А меня зовут Андрюша.
– Значит так, Андрюша. Времена близятся жестокие. Будь готов ко всему.

Бездна не наполняется.
Что за черт?
Я размешивал свое молоко чайной ложечкой, сидящий напротив меня Дмитрий мешал свое.
– Что, опять сегодня молоко с говном дали?
– Да, с говном. Мы должны радоваться, что не с сахаром, здесь у многих диабет и диета.
– Ты, конечно, как всегда прав.
Помолчали. Я ощущал в области сердца странное сгущение, оно тяготила и счастливило одновременно, хотелось творить и любить Господа.
– Ты знаешь, Дмитрий, порой мне кажутся странные вещи. Мне кажется, будто я избран. Причем не как эти ублюдки в кино, а избран и темными и светлыми силами одновременно, будто бы я что-то в себе ношу всем необходимое, охраняю его, и в то же время – сдерживаю. Будто бы Вселенские силы ведут за меня борьбу и исход этой борьбы решит судьбу мира. Хотя, конечно, мне это только кажется.
– Сегодня мне подобная херь снилась. Я был Принцем-Освободителем и меня любили девяносто девять отборных телок. Хотя мне никакого кайфу, Андрей, ты должен знать – я гомосексуалист.
– Правда?.. – обрадовался я.

В тот вечер мы впервые узнали друг друга поближе. Кажется, принцессы остались довольны.