Степаненко икнула и потрогала за шутку Евгения Вагановича.

– Женечка, просыпайся...
– Чего тебе? – Петросян с трудом раскрыл глаза.
– У тебя шутка упала...

«Дура», – подумал про себя Петросян.

– Лена, смотри – палец.

Евгений Ваганович вытянул свой указательный кривой палец с обкусанными ногтями и показал жене.

– Ну и? – хмурила брови Степаненко.
– Тебе смешно?
– Нет.
– А со смешной стороны?

Елена Григорьевна всё так же хмурила брови.

– Не смешно?
– Не очень.
– Лена, что с тобой стало?
– Что со мной?
– Забудь... Давай, чаю попьём.
– Вот и налей себе.

Петросян вздохнул и поднялся с мятой постели.

В это самое время, в доме Петросяна и Степаненко, поднимался на старом лифте известный юморист Дроботенко. Он печально оглядывал ближайшую к себе стенку. Там было выведено твердой и надёжной рукой надпись: «ТЫ».

– Я? – спросил Дроботенко.

Стенка вместе с надписью молчала.

– Я? – уже слабее повторил Дроботенко.

Но никто не отвечал.

– Хорошо, – продолжил юморист, – допустим... Заходит обычный мужик в лифт. Тут он понимает, что он без штанов. Лифт останавливается. Совершенно очевидно – лифт застрял...

Дроботенко устало опустил голову на прохладную стенку.

Лифт остановился. Двери открылись. Юморист вышел и подошёл к двери Петросяна и Степаненко. Позвонил.

Раздался долгий и противный звонок. Он застал Евгения Вагановича на кухне. Петросян поставил чайник на место и шаркающей походкой направился к двери. За дверью его ждал Дроботенко.

– А... – протянул Петросян, – это ты, юморист.
– Это я, – с грустью подтвердил Дроботенко.
– Заходи.
– Или ты ко мне выходи.
– Шутишь?
– Пытаюсь.
– Все мы... Пытаемся.

Прошли на кухню.

– Лена дома? – спросил юморист.
– Дома.
– Совсем плохо?
– Как всегда.

Петросян наконец-то поставил чайник.

– Как там Гена Ветров? – поинтересовался Евгений Ваганович.
– Как... Никак. Никто не знает. Уехал куда-то. Последнюю шутку пошутил и уехал.
– И как шутка?
– Откровенно говоря?
– Да.
– Так себе.

Петросян налил чаю. Поставил чашку перед юмористом.

– Ну, зачем пришёл, юморист?
– Женя, мы умираем.
– В смысле? Мы все умрём.
– Мы – раньше. Ты когда последний раз шутил?
– Двадцать минут назад.
– И как? Кто-нибудь смеялся?
– Кто? Степаненко?
– Ясно. Я просто тебе скажу, ты это прими, Гальцев последнюю шутку лет пять назад пошутил и всё.
– Всё?
– Нет Гальцева, – тоскливо закончил Дроботенко.
– А что будет с нами?
– Всё тоже самое, что и с Гальцевым. Мы растворимся в сладчайшем эфире без юмора. Я...

Юморист задрал штанину. Снял старый ботинок.

– Женя, смотри.

Петросян присмотрела. Части ноги уже не было.

– Что это?
– Это конец.

Из комнаты где была Степаненко послышалось шипение и полетела пыль. Петросян молча полез за водкой.