На мгновение все погрузилось в оглушительную тишину. Слева и справа, в зигзагах залитой недавним дождем траншеи, замерли в ожидании сотни сослуживцев. Нервно стиснутое оружие, грязная форма, обращенные к небу глаза – кто-то беззвучно молился, а кого-то била дрожь. Над избитым войной полем плыли свинцовые тучи.
	По окопам и траншеям растекся пронзительный, вгоняющий сердце в пятки свист. Приказ!
	Самокрутку – долой! Втоптать ее в грязь, а самому поспешить на одну из грубых лестниц. Кто-то должен быть первым, и кто-то, вольно или невольно, стал. А следом устремились вверх остальные. На ватных ногах, со страхом в груди и потаенной верой в артиллерию.
	Не зря ведь она добрые два дня перепахивала позиции фрицев?
	На поверхность выбрался еще один солдат. Ноги понесли его вперед и в сторону, руки стиснули ухоженную винтовку с блестящим штыком еще сильнее, а глаза не хотели видеть. Но видели. Унылую коричневую равнину с редкими, чудом уцелевшим деревцами, мили колючей проволоки, разнокалиберные воронки и грязь. Уж чего-чего, а грязь была повсюду. И, конечно, спины сослуживцев.
	Теперь – вперед! Бежать, убивать и умирать!
	— Быстрее, быстрее! — подгоняли командиры. — Пока гунны не опомнились!
	Заскочить в чавкающий грунт. Одну за другой миновать линии колючей проволоки через заготовленные проходы. Не смотреть на мертвецов. Мчаться, как мчались все, с пятью дюжинами фунтов за спиной. Ждать в движении.
	Уши солдата забил рев сотен, если не тысяч глоток. Он сам орал что-то невнятное, выплескивая страх. Немного помогало. Бежал ведь туда, где две недели назад бесславно полегли три роты.
	Но тела своих – на той стороне ничейной земли. А здесь одни только враги. Висевшие на колючке, засыпанные взрывами, утонувшие в грязи. Кто-то лежал здесь уже год, кто-то был совсем свеженьким, полуторанедельной давности. Воняло… привычно.
	Нещадно болела сведенная челюсть, но солдат не обращал внимания. Некогда, черт побери! Вперед и только вперед, пока волну пехоты не отхлестали смертоносные бичи пулеметов. А фрицы-то парни стойкие…
	Фут за футом, ярд за ярдом. Все дальше от невзгод окопной жизни.
	То вниз, в залитые мутной водой низменности. То вверх, по оплывшим и избитым стенкам воронок. Иногда под ногой чавкала гнилая плоть. Не по-человечески это как-то, но солдат не мог углядеть на бегу мертвых фрицев или своих, уж точно не посеревшие, изъеденные крысами тела под вязкой жижей.
	Война представлялась иначе.
	А солдат все бежал. Худощавый и высокий, он мог видеть немного больше прочих. Жилистое, наработанное на ферме тело не торопилось уставать. Бледный, раскинувшийся по всей левой щеке шрам от старого ожога кривил и без того перекошенное лицо еще больше.
	Последняя треть ничейной земли. Еще немного! Королевские артиллеристы похоже, перемешали врага с грязью!
	Может быть. Но эти позиции возводились без малого два года. А фрицы умеют готовиться.
	На горизонте заплясали крохотные звездочки.
	Чпок-чпок-чпок-чпок… Вжик! Вжик! Дзинь! Тра-та-та!
	Первый ряд скосило в мгновение ока. Парни и понять ничего не успели, как пулеметы с отвратительной легкостью оборвали их жизни. Только могли, что безжизненным комом повалиться в грязь. Или, что хуже, затихавшими голосами молить о помощи.
	Вниз! Воронка – сойдет! Привет, подгнивший соотечественник! Ты не против? Конечно нет.
	Солдат, заботясь только о собственной шкуре и винтовке, плюхнулся на живот. И торопливо подполз к краю воронки. Все, захлебнулась первая волна. Часть перебило, часть изо всех сил вжалась в землю – но, какого-то черта, упорно ползла дальше. Парню с перепачканными лицом тоже бы стоило.
	—Ты как, жив!? — басовито громыхнуло за спиной. Солдат обернулся. — Дьявол, ты бы сам видел, как упал!
	Лицо незнакомое. Грубое, словно выточенное из камня, все в оспинах. Короткая рыжая бородка выглядела неестественно аккуратно для такого-то окружения.
	— Нормально! — крикнул в ответ солдат. — Вроде живой!
	Где-то справа взлетели фонтанчики от пуль. Да и над головами просвистел десяток-другой. А размеренный стук пулеметов мог бы заколачивать гробы десятками в минуту – но никто не собирался хоронить погибших как следует.
	Только бы не заметили. Солдат осторожно выглянул из-за края воронки. Мешали широкие поля каски, но не снимать ведь ее. Выше, чуть-чуть выше, еще немного… И обратно!
	— Я не хочу! — нервно сказал парень. Пальцы отозвались болью – настолько сильно он стиснул винтовку. — Черт, черт, черт!
	— Как тебя зовут? — неожиданно спросил рыжебородый, повторив маневр солдата.
	— Рик! — выдохнул тот. — Рик Салливан!
	— А я Купер Фокс! Так вот, Рик! Вылезай из объятий дохлого Томми и вжимайся в землю! Как к матери родной, не поднимай головы и задницы, тогда можно подобраться ближе или свалить куда подальше!
	Рик это понимал. Не первый раз в бою – но раньше он только оборонялся. Фрицы умудрялись пробраться через пулеметный огонь, таких он и отстреливал. Даже, вроде бы, в кого-то попал. Но наступать? Сейчас? Чего ради!?
	— Надо… надо подождать! — выкрикнул солдат.
	А над полем боя вдруг расцвели зеленые огни сигнальных ракет. Сигнал! Что он значит, что он значит… из головы вылетело!
	— Подождать! Черт, они тебя услышали! — хохотнул Купер и перехватил «окопную метлу», помповый дробовик. Рик вдруг заметил утканную гвоздями дубинку на поясе соотечественника, всю в засохшей крови.
	Где-то в тылу, силясь перекричать пулеметы, раздались свистки. Один… два… три… Остановиться и ждать!
	Горизонт полыхнул вспышками стрельбы. Само небо разукрасилось красными, желтыми и оранжевыми цветами – на юге, на севере, на западе. Бог войны собрался исправить недоработку.
	Ни слов, ни мыслей. Только влажные, чавкающие объятия грязи, запах смерти и липкий страх. Солдаты вжались в землю как могли, до того, что во рту появился отвратительный, но прилипчивый вкус грязи. Только бы не дважды в одну воронку…
	Землетрясение. Не больше и не меньше. По линии укреплений выросли цветки попаданий, ахнула и содрогнулась земля, а пронзительный свист снарядов штопором ввинчивался в уши. Залп! Еще один! Еще! Пока дюймовки и фунтовки не раздробят дерево и бетон, не выгрызут фрицев из их нор!
	Пулеметы заткнулись, но ярость Империи сыпалась и сыпалась с небес. За грохотом фугасов спрятались тихие хлопки шрапнели – а там, из траншей на западе, уже торопилась новая волна.
	Что-то падало опасно близко. Что-то обдало солдат грунтом, кровью и древесными щепками. Обдало твердым воздухом, словно подгоняя их встать на ноги и ринуться вперед – на бесчисленные ряды колючей проволоки. Но еще немного, и обстрел закончился.
	— Нам повезло, а! — воскликнул Купер. — Можем сдохнуть не так глупо, как остальные!
	А Рик только-только оторвал голову от земли, повернулся – и сердце вновь ухнуло в пятки. Мертвец. Обстрел ли, или, может, солдат зацепил его рукой. Но мертвый Королевский Стрелок пялился прямиком на Салливана. Подгнивший, изъеденный крысами и непогодой, без одного глаза – но мертвый Томми, черт возьми, ухмылялся! Недвижимо, заползая своей улыбкой куда-то в душу, дергая за все ниточки страха разом.
	— Господи, какого! — вскрикнул Рик и торопливо отполз в сторону. А затем нервно пнул убитого. — Вот же! Надо ж было такое увидеть!
	— Рассмотрел? — Купер взглянул на солдата и осторожно высунулся из воронки. — Так им! А я на таких не смотрю, и тебе советую!
	— Не так он лежал! — из Рика вырвался нервный смешок. — А, к дьяволу!
	Солдат тоже высунулся посмотреть. По всей вражеской линии, насколько дотягивался взгляд, оседали клубы пыли и дыма. Никаких пулеметов. Никаких смертоносных звездочек, размеренного стука и редкого треска винтовок. Позади же надвигалась коричневая стена из новой волны пехоты.
	— Дождемся и пойдем? — полуутвердительно спросил Рик.
	— Я даже не капрал, парень! — хохотнул Купер. — Но так и собирался.