<p>В марте 2012 года вышла книга, которая представляет собой практически полную публикацию литературного наследия великого советского скульптора Сергея Меркурова (1881-1952), автора знаменитых памятников Л.Толстому, Ф.Достоевскому и К.Тимирязеву в Москве, творца монументального образа В.И.Ленина, создателя горельефа «Расстрел 26 бакинских комиссаров» и многих других произведений. Книга &#171;Сергей Дмитриевич Меркуров. Воспоминания, письма, статьи, заметки, суждения современников&#187; собрана сыном скульптора, Георгием Сергеевичем Меркуровым и подготовлена к публикации правнуком, Антоном Меркуровым. Ко дню рождения Ильича мы публикуем фрагмент этой книги: Сергей Меркуров рассказывает о своих встречах с Лениным.</strong></em></p>
<p><img src="https://www.peremeny.ru/blog/wp-content/uploads/2012/04/merkurov_oblozhka.jpg" alt="" title="Сергей Дмитриевич Меркуров: Воспоминания. Письма. Статьи. Заметки. Суждения современников (Kremlin Multimedia, 2012)" width="265" height="400" class="alignnone size-full wp-image-11525" srcset="https://www.peremeny.ru/blog/wp-content/uploads/2012/04/merkurov_oblozhka.jpg 265w, https://www.peremeny.ru/blog/wp-content/uploads/2012/04/merkurov_oblozhka-198x300.jpg 198w" sizes="(max-width: 265px) 100vw, 265px" /></p>
<p><strong>32. Разговор с Ильичем</strong><br />
(Москва, 1920 г.)</p>
<p>— Товарищ Меркуров, Луначарский мне передал, что вы отказались от пайка! Мотивы?!</p>
<p>— Владимир Ильич! Первое: я не могу есть один, когда кругом меня умирают от голода мои товарищи по профессии!..</p>
<p>— Дальше!</p>
<p>— Второе: мое обычное состояние — полуголодное существование: тогда я злее, подвижнее, работаю все время. Когда я сыт — я добр, больше сплю и мало работаю.</p>
<p>— Дальше.</p>
<p>— Кто дал вам право кормить меня?! <span id="more-11524"></span></p>
<p>— А вы поднимаете философский вопрос о свободе воли! Ее нет в государстве, а есть воля организованного большинства — пролетариата. Будьте любезны подчиниться! Вы, художники, — мелкобуржуазные анархисты!</p>
<p>— Владимир Ильич, я ведь сказал, что я не привык есть потихоньку от других, в особенности от моих товарищей.</p>
<p>— Что же вы хотите, чтобы я сделал для вас? И почему до сих пор вы ко мне не пришли?</p>
<p>— Владимир Ильич, два месяца тому назад я вышел с Тверской улицы к вам и только сейчас дошел до вас. Владимир Ильич, сейчас времена очень и очень тяжелые. Было бы хорошо, чтобы мы слезли с вашей шеи и шеи государства. Ведь нетрудно, чтобы каждый из нас вырабатывал свой паек: дать каждому участок земли, и он выработает и себе, и даже другим. </p>
<p>— Значит, вы хотите осесть на земле?</p>
<p>— Хотя бы и так! Конечно, часть дня уйдет на обработку земли, а часть дня — на искусство. И я уверен, что осенью я вам привезу совнаркомовский паек.</p>
<p>Глаз щурится — острый взгляд проходит через тебя, несколько шагов по кабинету, кисти рук засовываются в прорез жилета под мышками — Ильич останавливается, думает минуту и бросает:</p>
<p>— Занятно, а Луначарский предлагал другое. Ну, что же, попробуем — Черный передел или что-то другое! Занятно! — Ильич хохочет. — Хождение в народ! Если ваше желание осуществится, наблюдайте окружающую вас публику — крестьян. Можно извлечь много интересного для себя и для__ нас. Может быть, вы будете там нам полезным человеком. Попробуем! Значит, от пайка вы отказываетесь?</p>
<p>— Да, Владимир Ильич!</p>
<p>— Вы говорили, что много ваших товарищей умерло от голода и болезней. Конкретно, кто это &#171;много&#187;? </p>
<p>— Художник Гугунава, скульптор Ленский, скульптор Крахт и другие.</p>
<p>— А кроме пайков чем можно было бы помочь?</p>
<p>— Работой! Можно было бы заказать бюсты, фигуры, памятники!</p>
<p>— Хорошо, подумаем! Значит, кусок земли — Черный передел? Попробуем! Прощайте.</p>
<p>На следующий день из Губсовнархоза по распоряжению Ильича был мне прислан список 75 имений под Москвой — от 5 до 100 десятин с постройками и без построек. Даже позже при осмотре оказались и дома с большим числом комнат, имение, граничащее с Машкиным.</p>
<p>Через месяц я докладывал Ильичу, что ни одно не годится, так как для обработки земли нужна наемная сила — Ильич хохочет (абсурд — в Советском государстве), или же организовать коммуну (что я предлагал Союзу скульпторов, но они отказались, что не дело художников разводить капусту и кроликов), и что я в Измайловском зверинце случайно, через лесничего Мочальского, нашел запущенную дачу и рядом два пустующих дачных участка, всего 1,5 десятины.</p>
<p><img src="https://www.peremeny.ru/blog/wp-content/uploads/2012/04/gorki.jpg" alt="Горки Ленинские. Фото Олега Давыдова" title="Горки Ленинские. Фото Олега Давыдова" width="600" height="400" class="alignnone size-full wp-image-11535" /></p>
<p>По распоряжению Ильича, переданному через В. Д. Бонч-Бруевича, был выдан мне ордер на занятие дачи и земли. Об истории дачи в Измайловском зверинце — когда-нибудь потом.</p>
<p><strong>33. Секретарь Измайловского сельсовета</strong><br />
(Москва, 1920 г.)</p>
<p>— Пиши! &#171;По случаю окончания полевых работ отслужить благодарственное молебствие Владычице небесной, а также через Меркулова просить у Владимира Ильича племенного быка&#187;.</p>
<p>Из угла в угол ходит председатель сельсовета Измайлова Жуков и диктует Резолюцию сегодняшнего собрания. Здесь же сидит народ.</p>
<p>&#171;Слушай, Жуков, нельзя же все в одну кучу — и Владычицу небесную и Ильича. Давай отделим: насчет молебствия Владычице в начале протокола, а быка — в конце — или же сначала просьбу Ильичу — а в конце Владычицу!&#187;</p>
<p>&#171;Пиши, как тебе говорят, не твоего ума дело — ты делай — что обчество думает, и что тебе приказывают — не нами это начато, и не нами кончится: без молебствия Владычице небесной — Иерусалимской не быть: значит, пиши, как обчество приказывает! Выпиши копию, получи на руки и действуй, так как обчеству без быка никак невозможно&#187;.</p>
<p>После дел по вопросам искусства как курьез даю Владимиру Ильичу выписку из протокола заседания измайловских крестьян.</p>
<p>Ильич читает, хохочет заразительно и своим грудным голосом, картавя, говорит:</p>
<p>— Товарищ Меркуров, давайте быком перешибем Богородицу. Бык реальнее. Вот вам записка к товарищу Таратуте, он спец по этим делам.</p>
<p>На следующий день у меня на руках ордер: &#171;Выдать ярославской породы быка — кличка Грозный&#187;. И из ворот бывшей архиерейской дачи в Черкизове вывели втроем громадного красавца Грозного — в Измайлово.</p>
<p>&#171;Вот видишь, Меркулов, не отслужи мы Владычице благодарственное молебствие — Ильич и не дал бы быка!&#187;</p>
<p><strong>34. Посмертная маска В. И. Ленина</strong><br />
(Ночь с 21/1 на 22/1 1924 г.)</p>
<p>Мороз. Пурга. Лес Измайлова.</p>
<p>Вечер.</p>
<p>Работаю в полушубке. Холодно. В большое окно студии стучит ветер. Слышно, как кругом в лесу кряхтят и стучат старые сосны.</p>
<p>— Что ты делаешь?</p>
<p>— Работаю.</p>
<p>— Что так поздно?</p>
<p>— Какое &#171;поздно&#187;, ведь только 8 часов.</p>
<p>— А ты будешь все время в мастерской?</p>
<p>— Что, прикажешь в такой мороз и пургу в лес идти?</p>
<p>— Ну, прости! Работай.</p>
<p>Через час опять звонок.</p>
<p>— Ты все работаешь?</p>
<p>— Да!</p>
<p>— Прости, мы здесь в Совете поспорили, хотим проверить: скажи, пожалуйста, что нужно, чтобы снять чью-нибудь маску?</p>
<p>— Четыре кило гипса, немного стеариновой смазки, метр суровых ниток и руки хорошего мастера.</p>
<p>— Все?</p>
<p>— Все!</p>
<p>— Спасибо. Прости за беспокойство. Ты все будешь работать и никуда не уйдешь?</p>
<p>— Нет, не уйду.</p>
<p>Пурга в лесу бушует.</p>
<p>Закрываю ставни. Собака жмется к печи.</p>
<p>Снова дребезжит телефон.</p>
<p>— Сейчас за тобой будет автомобиль. Приезжай в Совет, ты нужен.</p>
<p>Через час стук в двери. Автомобиль у опушки леса. Не добрались.</p>
<p>— Одевайся. Едем. Ты нужен по делу. Узнаешь в Совете. Как был в полушубке — вышли. Дошли до автомобиля. Приехали в Московский Совет. Мертвые комнаты. Неестественная тишина. Огни потушены. Темно. Кой-где горят дежурные лампочки. В одном из углов большой комнаты два товарища во всем кожаном. За поясом оружие. Ждут меня.</p>
<p>— Вот ты поедешь с ними.</p>
<p>— Куда?</p>
<p>— А туда, куда надо. Приедешь и узнаешь! Автомобиль подан. Я прощаюсь.</p>
<p>— Итак, до завтра!</p>
<p>В автомобиле. По бокам два товарища в кожаном. Мой полушубок мало спасает от холода. Автомобиль идет по Замоскворечью. Мы у Павелецкого вокзала. Нас встречает человек десять — в штатском пальто. Под пальто замечаю военную форму. Мелькает мысль: если вопрос касается меня, то десять человек для меня слишком много, могли обойтись двумя-тремя. Значит, я отпадаю. Мысли совершенно отказываются работать.</p>
<p>Ко мне подходят.</p>
<p>— Вам придется довольно долго ехать в автодрезине. Будет холодно. Наденьте еще вот эту шинель.</p>
<p>Я в автодрезине. С двух сторон два товарища в кожаном. Последние распоряжения.</p>
<p>Все закрывается кругом. Замахали сигнальными огнями; засвистело, загудело, и мы понеслись в ночную мглу. Только на станциях и полустанках нас встречали зелеными огнями, и мы неслись дальше. Наконец красный огонь. Мы останавливаемся. Предлагают выходить.</p>
<p>Платформа. Ночь. Мороз. Трудно дышать. Мгла.</p>
<p>— Товарищи, а что теперь?</p>
<p>— Нам приказано доставить вас на эту платформу и ждать дальнейших распоряжений. Больше мы ничего не знаем. Хожу по платформе. Мгла. Через четверть часа около платформы вырисовываются силуэты саней. Предлагают сесть в сани. Едем дальше. Освещенные ворота. Часовой в тулупе. Пропускает нас. До того мысли запутаны и я так далек от всего, что не узнаю Горок. Еще утром я спрашивал Склянского, как здоровье Ильича? Получил успокоительный ответ: &#171;Возили на охоту!&#187; Сейчас шагаю через двор — не узнаю двора. Я уже в помещении. Кто-то в форме ГПУ докладывает по телефону:</p>
<p>— Приехал Меркуров.</p>
<p>Меня вводят в полутемную комнату и предлагают сесть. Сажусь в угол, в глубокое кресло. В это время открывается дверь: в просвете — два женских силуэта, направляются к другим дверям. Открывают двери в большую комнату; там много света, и, к моему ужасу, я вижу лежащего на столе Владимира Ильича&#8230; Меня кто-то зовет.</p>
<p>Все так неожиданно — так много потрясений, что я как во сне.</p>
<p>У изголовья Владимира Ильича стоит Надежда Константиновна. Она крепится. Но безмерное горе задавило ее. В противоположной стене полуоткрытые двери в темную комнату. В дверях застывшая в горе Мария Ильинична.</p>
<p>Слышу тихий голос Надежды Константиновны: &#171;Да, вы собирались лепить бюст Владимира Ильича, ему все было некогда позировать — и вот теперь&#8230; маску&#187;.</p>
<p>В комнате я нахожу все, что мне нужно для снятия маски.</p>
<p>Подхожу к Владимиру Ильичу, хочу поправить голову — склонить немного набок. Беру ее осторожно с двух сторон: пальцы просовываю за уши, к затылку, чтобы удобнее взять за шею. Шея и затылок еще теплые. Ильич лежит на тюфяке и подушке. Но что же это такое?! Пульсируют сонные артерии! Не может быть! Артерии пульсируют! У меня страшное сердцебиение. Отнимаю руки. Прошу увести Надежду Константиновну.</p>
<p>Спрашиваю у присутствующего товарища, кто констатировал смерть.</p>
<p>— Врачи.</p>
<p>— А сейчас есть кто-нибудь из них?</p>
<p>— А что случилось?</p>
<p>— Позовите мне кого-нибудь.</p>
<p>Приходит.</p>
<p>— Товарищ, у Владимира Ильича пульсирует сонная артерия вот здесь, ниже уха.</p>
<p>Товарищ нащупывает. Потом берет мою руку, откидывает край тюфяка и кладет мои пальцы на холодный стол. Сильно пульсируют мои пальцы.</p>
<p>— Товарищ, нельзя так волноваться — пульсирует не сонная артерия, а ваши пальцы. Будьте спокойны. Сейчас вы делаете очень ответственную работу.</p>
<p><img src="https://www.peremeny.ru/blog/wp-content/uploads/2012/04/merkurov.jpeg" alt="Сергей Меркуров. Похороны вождя. Фото Олега Давыдова" title="Сергей Меркуров. Похороны вождя. Фото Олега Давыдова" width="600" height="400" class="alignnone size-full wp-image-11532" /></p>
<p>Слова возвращают меня к реальности.</p>
<p>Маска — исторический документ чрезвычайной важности. Я должен сохранить и передать векам черты Ильича на смертном одре. Я стараюсь захватить в форму всю голову, что мне почти удается. Остается незаснятым только кусок затылка, прилегающий к подушке.</p>
<p>В темных дверях неподвижно стоит Мария Ильинична.</p>
<p>За время работы она не вздрогнула. Я чувствую ее застывший взгляд.</p>
<p>В голове у меня мелькает художник Каррьер с его полотнами в полутенях — в полумраке.</p>
<p>Наконец к четырем часам утра работа готова.</p>
<p>Меня торопят. Приехали профессора для вскрытия. Последний прощальный взгляд. В мыслях проносится: Швейцария, Цюрих, Айтрахт — выступления Ильича. Потом Москва — Кремль — далее Красная площадь. С Лобного места Ильич говорит. Речь его проста. Ярка. Образна. Его картавое &#171;Товарищи&#187;, брошенное в массы. Кругом бушует народное море. И сейчас здесь, на столе&#8230; он — Ленин. </p>
<div class='yarpp-related yarpp-related-none'>
</div>
</div>