ДЕВОЧКА И СМЕРТЬ

Девочка и смерть

Кофе-машина около пыльного кактуса издала пронзительный скрежет и брызнула пеной, выбросив в чашку остатки капсулы. Девушка коротко выругалась себе под нос, вызвав противный смешок из угла напротив, где расположились три девицы с акриловыми ногтями и крашенными в модный «холодный» цвет волосами. Девушка даже не посмотрела в их сторону, развернулась и вышла, по пути выплеснув неудавшийся кофе в урну.
– Лена! Иди к нам! У нас кофе есть, – услышала она козлиный тенор  из углового отсека оупен-спейса. Там расположились успешные менеджеры среднего звена – Стасик, Коля и Виталик. В белых рубашках, чёрных брюках и с бронзовыми дайверскими часами, которые допускал к ношению гайд по корпоративному стилю. Обрюзгшие к тридцати, нажившие профессиональную сутулость, но зато с модными бородками из барбер-шопа.
– Спасибо, не стоит, – ответила им Елена и села  за свой монитор. Теперь следовало вернуться к тому занятию, которое почему-то считалось работой. Колонки цифр биржевой отчетности не уступали по сложности домашнему заданию по алгебре за шестой класс, но за аккуратное заполнение таблиц консалтинговая компания аккуратно переводила Лене тысячу двести долларов – второго и шестнадцатого числа каждого месяца. По ее глубокому убеждению, с задачей справился бы любой школьник, но департамент кадров настаивал на высшем экономическом образовании.
По дороге к монитору она бросила взгляд в зеркало – точнее, в зеркальную стену от пола до потолка, за которой начиналась страна менеджеров высшего уровня. Попасть в Зазеркалье мечтал каждый – кроме Елены. Она улыбнулась сама себе: очень стройная девушка чуть выше среднего роста, белая блузка и чёрная юбка до колена, туфельки на каблуке шесть сантиметров. Бросались в глаза только каштановые волосы, которые росли естественно, до середины спины. Лена только подравнивала кончики и постоянно пренебрегала положенной для ношения в рабочее время заколкой. Поправлять макияж ей тоже не приходилось: в свои двадцать семь она не пользовалась декоративной косметикой. Ее лицо не запоминалось бы окружающим – мелкие, но правильные черты лица средней европейской внешности. Если бы не большие глаза с миндалевидным разрезом, глубокого медового оттенка. За разрез глаз ее дразнили в школе – то белочкой, то лисичкой. Она не считала себя красавицей, хотя умела нравиться мужчинам и прекрасно знала об этом. Для этого следовало всего лишь улыбнуться, а событиям ее жизни  заставить  глаза загореться. Такой ее и запоминали мужчины: распущенные волосы на небольшой груди, мечтательная улыбка – и огромные распахнутые глаза, горящие в момент кульминации.
Но она не улыбалась на работе, и глаза у нее не горели. Никогда – в пределах серебристо-белого оупен-спейса для менеджеров среднего звена.
На работе запрещалось слушать музыку, и против своей воли Елена пропускала в мозг разговор своих коллег из соседнего оупен-спейса, где считали бухгалтерию клиентов три девицы с акриловыми ногтями. Обсуждали они свою любимую тему: Елену и стоимость ее гардероба.
– Нет, ну я все понима-аю, но она же зарабатывает? Как можно иметь таки-ие деньги, одеваться в OGGI  и не следить за собой?
– Я слышала, у нее все деньги высасывает какой-то нищий урод... Она странная.
– Она не красавица, но нельзя же так... Женщина должна...
Услышав эту фразу, Елена плюнула на корпоративные правила и воткнула в уши капельки беспроводных наушников. Вместо трех дур зазвучал джаз.
Вспышка злости не помешала ей продолжить работу. Одним слоем мыслей Елена продолжала заполнять таблицу, а вторым – продолжила бесконечный внутренний диалог, который приходилось вести в отсутствие более достойных собеседников.
«Интересно – они когда-нибудь перестанут повторяться? "Я странная" и "Я должна я слышу всю свою жизнь...»
Когда девочка Лена вместо кукол играла в отцовской мастерской, она только начинала быть «странной». В свои двенадцать лет она легко могла перебрать и отремонтировать любую доступную технику – от мотоцикла до лодочного мотора.  Окончательно «странность» утвердилась в институте – когда вместо положенных танцев и вечеринок Лена в течение четырех лет получила шесть спортивных разрядов и одну степень КМС: от всех разновидностей туризма и спортивного ориентирования до совершенно взрослого альпинизма. «Ты никогда не выйдешь замуж, кому такие нужны», – говорила ей мать. «Да? Я сплю с мужчинами с четырнадцати лет, и мне это нравится», – молчала в ответ Лена.
Чем старше она становилась, тем больший вес принимала категория «должна». Она росла черной вершиной непокоренного трехтысячника, накрывая мрачной тенью целую жизнь. Склоны, состоящие из мелких «должна», поднимались к заснеженной вершине. Самое главное, что женщина «должна», – выйти замуж за того, кто понравится ее маме.
А таких не находилось.
Мужчин у Лены было сразу двое. Она с юности любила Сапковского, и про себя их называла Волком и Котом.
Волку было за сорок, и он работал инструктором по боевой и горной подготовке у местного ОМОНа и СОБРа, до того приняв участие во всех мыслимых и немыслимых войнах. У него было мощное тело, состоящее из каменных мышц и старых шрамов. Одной ладонью Волк мог накрыть сразу обе груди Елены. Они познакомились на скалодроме, и, конечно, Волк был давно и безнадёжно женат. Разница в двадцать лет не пугала Елену, но второе обстоятельство превращало их историю в довольно милую, но пунктирную черту.
Кот приходился ей ровесником. Гибкий и жилистый тип в двадцать пять возглавлял некое формирование, которое было поголовно вооружено и занималось всеми разновидностями экстремального насилия. Они познакомились в бетонной подворотне, где на глазах Елены некрупный мальчик за несколько секунд одним ножом превратил четверых кавказских спортсменов в воющие куски мяса. Прислушиваясь к себе, она поняла, что, скорее, ей это понравилось. Елена не одобряла криминал, но однажды спросила Кота:
– А зачем тебе это все?
-– Понимаешь... Это как полет. Когда время растягивается, и мы рвем их – это как черные крылья за спиной. Они несут тебя куда-то туда, где захватывает дух...
Елена промолчала в ответ, но запомнила этот разговор. «А зачем нужно подобие, если есть просто небо? И просто крылья?»
И она взлетела.
Ничего сложного не было в том, чтобы найти среди общих знакомых тех, кто научит. Положенное количество прыжков с парашютом. Затем параплан. И она научилась летать. Восходящие потоки поднимали ее и кружили над всем этим – выше всех гор, и даже той, непокоренной, по имени «Ты должна». В небе она чувствовала себя лучше всего – и поняла, что именно туда она и стремилась всю жизнь. Забираясь все дальше. Поднимаясь все выше.
Холодный ветер уносил все лишнее прочь, а откуда-то сбоку улыбалась Смерть. Каждый раз, когда Елена делала шаг в пустоту, Смерть улыбалась и кивала, любуясь девочкой так же, как она любовалась всякий раз Котом и Волком. Когда белые крылья несли девушку в небо – Подмосковья, Кавказских гор, Альп, – Смерть смотрела, не отрываясь.
...Рабочий день подошел к концу. Елена погасила монитор и пружинисто встала. Для нее было привычным наблюдать, как окружающие двигаются – плюхаясь и спотыкаясь, как годовалые дети. Мальчики из офиса старательно ходили в какой-то одобренный кадровиками фитнесс-центр и даже получали за это микроскопический бонус. Девочки занимались диетами и посещали йогу, с теми же результатами. Елена не получала бонус, но знала, что она точно сильнее физически и этих девочек, и этих мальчиков. Одному из них она меняла колесо на кредитной «тройке» BMW – тоже одобренной специальным разделом корпоративных правил. Мальчик не знал, как выглядит баллонный ключ, а потом не смог открутить ни одной гайки. «У меня – Кот и Волк, а это – хомяки и мыши», – печально размышляла Елена, оттаскивая в сторону семнадцатидюймовое колесо.
Она скинула туфельки, сменила их на кроссовки, накинула курточку, опять включила музыку в наушниках и вышла через блестящий гранитно-зеркальный холл на темную улицу. От работы до дома было целых одиннадцать километров, и по Москве это расстояние гораздо быстрее и лучше преодолевалось пешком. Свою машину, подготовленный для оффроуда «Сузуки Джимни», Лена никогда не показывала на работе. Такое поведение коллегами тоже оценивалось как «странное», но плохая репутация хороша тем, что ее нельзя испортить.
«А ведь я одна...», – размышляла она по пути домой. Волк проводил выходные с семьей, а Кот...
Кот пропал четыре месяца назад. Так, как пропадают кошки – незаметно, никогда не прощаясь и в полной тишине. Впрочем, в некотором роде он нашелся – на сайте Интерпола, около двух недель назад. Елена не без любопытства прочитала весь список кошачьих достижений и поймала себя на том, что осталась к нему полностью равнодушным. Впрочем, остался ящик на «протонмейле», который Елена завела по просьбе Кота. Но он молчал.
Офисы и банки скоро закончились, и девушка свернула в родной спальный район. Она не вполне отдавала себе отчет, почему, но лично для нее район являлся безопасным. В любое время дня и ночи.
Закрыв за собой дверь, Елена постаралась как можно тише попасть в свою комнату. Она предпринимала многочисленные попытки снять квартиру, но они все пресекались матерью – под угрозой проклятья и полного разрыва отношений. «Вот выйдешь замуж...»
Налив себе зелёного чаю, девушка приготовилась к пятничной проповеди. Одним слоем мыслей она была уже в небе, а через второй пропускала бесконечный монолог о плохой дочери, на которую угробили всю жизнь. К счастью, под распущенными волосами остались крохотные наушники, и третий раз за день она включила спасительный джаз.
– Меня не будет две недели. Письмо на работу я отправила, – сказала она, вставая из-за стола, и не слышала того, что ей говорили в ответ. Закрыла за собой дверь в комнату. Бросила взгляд на сумку со снаряжением в углу – и в первый раз за день искренне улыбнулась. Заставив глаза вспыхнуть медово-желтой вспышкой.
– К чертовой матери. На Бали! – вслух произнесла она и легла спать.

***
Всю дорогу от Москвы до Денпансара Елена с благодарностью вспоминала свою работу. У нее действительно были деньги – но трем дурам из офиса лучше было не знать, сколько это все стоило. Парапланы, каждый вылет в небо, и просто перелеты – в красивые места, где здорово летать. «Курицы тоже, наверное, когда-то умели летать. Но разучились...», – думала Елена, скрыв глаза за солцезащитными очками. Почти весь перелет в Индонезию она проспала, в перерыве между крепким сном посмотрела несколько фильмов. Своим попутчикам девушка не сказала ни слова.
Оставив вещи в простеньком отеле, она спустилась к океану – и три дня провела на пляже. По вечерам она гуляла по местным ресторанчикам и рассматривала мужчин. Представителей сильного пола она оценивала так: если в толпе сытых и мягких видела что-то жёсткое, то чувствовала интерес. Возраст, телосложение или национальность не имели отношения – или есть это в человеке, или нет. Некоторые люди вызывали интерес, но легкий, недостаточный для того, чтобы завязать знакомство. Она предпочитала первой проявлять инициативу – и это тоже было неправильно.
Три ночи она провела в одиночестве, всего раз найдя повод развлечься, когда удалось поймать в мессенджере своего Волка. Видеозвонок получился вполне забавным – по крайней мере, для нее.
«А завтра – небо!», – думала она, на прощание выгнув спину. Белые стены номера отражали игру подвижного света – с близкой улицы. Освещая обнажённую девушку с каштановыми волосами на огромной кровати, среди смятых еще более белоснежных простыней. Почему-то это снилось ей еще в Москве: полет над океаном, переливающимся разными цветами. Никто не мог видеть его таким, кроме как из свободного полета. Линия горизонта изгибалась на высоте полета.
...Она взлетела в семь утра – с пологого склона, строго против ветра. Сбросив трос с «малинкой», она помахала рукой крохотному малайцу на «тойоте». Восходящий поток поймал ее и понес в небо – красно-лазурную точку на белоснежных крыльях. Горизонт наклонился, и берег исчез, открывая панораму всех оттенков синего цвета. Океан и небо. Небо и океан.
Елена планировала пролететь «треугольником» со стороной пятнадцать километров, и от души обрадовалась силе потока, поднявшего ее выше трех километров. Здесь был совсем другой воздух – сильнее и как будто плотнее, чем в Подмосковье.
«Ради этого все и было...»
Она парила в небе – легком, послушном. В этот момент никто не видел ее со стороны, и наступила пустота. Пронзительное, чистое сознание, опьяняющее сильнее, чем секс. Чем все бледные подобия настоящей радости, какие находились на земле.

Когда она достигла вершины «треугольника», и горизонт опять свалился набок, небо изменилось. Синее стало фиолетовым, потом черным...
Потом дунуло – и так, что Елена забыла про свой маршрут. Ее волокло все дальше вперед – в океан, по пологой дуге, прямо навстречу черноте. Позднее она не могла восстановить в памяти, сколько это продолжалось. Под ней летела бездна, снова заворачиваясь в дугу; но не по линии горизонта, а как будто вокруг незримого центра. Где вода и воздух соединялись воедино.
Если бы посреди шторма нашелся кто-то, кто мог бы увидеть это, то он бы сказал, что белую точку в небе тащил столб зарождающегося водоворота. Но таким торнадо выглядит только со стороны – изнутри девушка видеть этого не могла. В этот раз единственным зрителем опять оказалась Смерть – и смотрела она гораздо более пристально, чем обычно.
Дуло со всех сторон одновременно. Единственное, что смогла сделать Елена, – опустить параплан как можно ниже, и это получилось...
Вода рванулась навстречу, ударив так, что на секунду она потеряла сознание. Полет оборвался.
...Ее спас спасательный жилет, поднявший голову над поверхностью воды. Скользя на грани сознания и черноты, она отрывочно помнила, как вода куда-то несла ее. Как пропал параплан, оставив обрывок ткани на куске паракорда.
Потом она утратила чувство реальности.

***
В ушах шумела кровь, отдаваясь болью в затылке. Она пришла в себя ночью и обнаружила себя на берегу. Светлом, песчаном; в какой-то момент ей показалось, что она вернулась обратно к своему отелю.
Но вокруг не было ничего, напоминающего цивилизацию. «Бали – самое крупное островное государство в мире», – всплыли в памяти строчки из путеводителя. Там было что-то не очень утешительное. Про семнадцать тысяч островов, большинство из которых – необитаемые. Со второй попытки удалось встать на ноги. «Руки-ноги целы», – с облегчением сказала себе Елена. По пути на берег ее долго таскало по чему-то шершавому – от комбинезона и белья под ним остались рваные лохмотья тонкой синтетики, а от параплана – обрывок паракорда и кусок ткани размером с косынку. Там, где порвало одежду, тело покрывали длинные ссадины. От всего снаряжения остался только шлем, который казался совершенно лишним на ночном берегу. Небо оставалось пасмурным, и Елена почти ничего не видела – тёплая, влажная и очень темная ночь. Сорвав мокрые тряпки, она легла на песок и закрыла глаза – свернувшись калачиком и зачем-то обнимая шлем. Через несколько секунд девушка уже спала, провалившись в сон без сновидений.
...Она проснулась ближе к полудню. Несколько секунд Елена не могла понять, как она здесь оказалась. «Я на Бали...»
Обрывки тряпок. Кусок паракорда. Шлем.
К собственному удивлению, Елена не чувствовала особых переживаний. В голове вертелись достаточно обыкновенные мысли: где она находится, что будет есть, а самое главное – пить. Она ничего не ела больше суток, но чувствовала только легкую жажду. Меньше всего девушку заботило полное отсутствие одежды. Из последнего обрывка от своего параплана Елена соорудила повязку для самой глубокой ссадины – на левом предплечье. Облизнув сухие губы, она отправилась в путешествие по окрестностям.
Итоги оказались неутешительными. «Из всех необитаемых островов мне попался самый неинтересный и паршивый», – подумала она и почему-то рассмеялась.
Остров, а точнее, островок, представлял из себя крохотную возвышенность на длинной отмели, по которой ее и протащило вчерашним штормом. Параплан и снаряжение остались на многочисленных обломках песчаника, скал и жёстких ребрах отмели, едва покрытых водой во время прилива. Постоянно сухим оставался клочок земли на северной возвышенности – метров пятьсот от одного берега до другого. Источников пресной воды на острове не было, но ее откуда-то брали растения, покрывавшие середину островка. О цивилизации напоминали старое костровище на берегу, пустая банка из-под энергетика и найденный в кустах использованный презерватив.
Вспомнив книги, Елена попробовала соорудить из остатков старой золы и шлема примитивный фильтр для воды, которую получалось переливать из шлема в пустую банку. Вспомнив трансатлантическое путешествие француза Бомбара, она твёрдо решила пить морскую воду. Если хоть как-то ее отстаивать и делать это по чуть-чуть, организм способен жить и на морской воде. Наверное. Потому что француз в своей книжке мог и наврать. Альтернативным источником воды, а по совместительству и едой, могли служить самые мясистые листья какого-то неизвестного кустарника – потому что ничего другого на острове просто не было. Наверное. Потому что оставалась вероятность того, что есть их нельзя. Для презерватива никакого полезного применения не нашлось.
Она сидела на берегу, любовалась океаном и делала маленькие глотки солёной воды с серыми комочками – из банки. Обнаженная девушка в тени пальмы, жующая зеленый листик. Ей даже нравилось это занятие – лишь пару раз она ловила себя на неуместном желании включить музыку в наушниках. «Как Рай, но наоборот», – думала Елена.
Первый день прошёл без каких-либо перемен. Отлив обнажил отмель целиком - полтора километра песчаника и редких обломков скал, гладких от морской воды. Почему-то ей по-прежнему не хотелось есть, и только ночью она несколько раз проснулась. От голода.
Второй день прошёл точно так же, как первый. Третий – как второй. Организм начал привыкать к голоду, но сил не оставалось ни на что. Каждые пару часов она засыпала, и просыпалась от жажды. Мозг прокручивал все возможные варианты: из металла банки сделать крючок, из сердцевины паракорда –леску, поймать рыбу... Но каждые несколько шагов давались с трудом, а движения оборачивались испариной и одышкой. Твердые мышцы превратились во что-то мягкое, как желе, а по ночам добавились судороги. «Единственное, что можно было бы сделать с веревкой – вздернуться на ней... Но ее даже привязать некуда», – раз за разом возвращалась к этой мысли Елена. Вообще, мозг работал как-то странно: возвращался к одному и тому же, как заевшая пластинка. Но повторы почему-то успокаивали.
День четвертый принес неожиданное облегчение. Ей удалось поспать дольше, чем обычно, к морской воде добавилось почти два глотка пресной росы, а сознание очистилось до кристальной чистоты.
«Просто вот она какая... Именно здесь я найду свою смерть», – с кристальной чёткостью поняла она. – «Даже странно. Я всегда думала, что это будет небо. Или горы. И все случится быстро. Но не так...».
Почему-то эта мысль принесла облегчение. Если теперь точно – все, то почему бы не запомнить напоследок этот мир и не рассмотреть его получше? Этот воздух – им дышат. Вдох-выдох; он пахнет морем. Точнее, океаном – этим самым, бесконечно-синим и знакомым. Который снился по ночам в Москве.
«А какая ты – Смерть?»
Она лежала в постели из завявших веток и рваных тряпок. Положив под голову шлем. И вспоминала все, что думала о ней. О смерти.
Почему-то лучше всех о ней знали ее мужчины, хотя и не любили говорить об этом. Иногда, очень редко, ее Волк вспоминал войну и смерть. Он относился к ним серьёзно – и к той, и к другой. Никогда не шутил, но... Как будто уважал ее. «На войне все фаталисты, – повторял он. – Кому суждено того и убьют».
«Видимо, суждено», – подумала она. Тогда нет смысла ничего делать. Лечь, и ждать – скорее бы.
Кот был другим... Он не боялся и не уважал никого и ничего. Все становилось поводом для издевательства и сарказма, а особенно смерть. Чужая, на которую наплевать. И своя, которой не то что не стоит бояться, а с которой весело играть, дергая ее за усы. В отличие от Волка, он любил рассказывать, особенно в постели. А однажды он стащил с жилистой спины темное поло, и она увидела татуировку – шлем римского гладиатора на груди и кельтскую вязь на плечах дополнила смерть с косой и кривой ухмылкой. Выколотая во всю спину.
«Что выберешь, девочка?» – словно наяву услышала она. Солнце стояло в зените, и сознание терялось между реальностью и тем, что происходит в ее отражении.
– Иди к черту, Смерть, – попробовала сказать она пересохшими губами. Сил едва хватило на неразборчивый шепот.
Где-то в пространстве мнимого она видела других людей – здесь и сейчас, рядом с собой. Это оказалось интересно.
«А раз так, пусть это продлится до самого конца», – решила Елена. Шатаясь, она раз за разом наполняла морской водой шлем, отстаивала, сливала в банку, делала глоток. Потом еще. Ждала, потом пила снова. Бросала в рот очередной листик. С каждым разом это становилось все труднее, но... Все больше людей становилось рядом в ее сознании. Они разговаривали с ней и даже спорили, и ругались между собой... Но это казалось удивительно интересным.
«Ну что, Смерть – и где же ты», – пробовала усмехнуться она. Медово-карие глаза почти погасли, а длинные волосы в беспорядке рассыпались по песку.
Смерть опять внимательно смотрела на девушку.

***
На седьмые сутки пропавшую русскую туристку обнаружили спасатели. В критическом состоянии в результате сильного обезвоживания. Долгие поиски стали результатом обыкновенного разгильдяйства и безалаберности. Шторм с торнадо не причинил особых разрушений, но в который раз повредил провода и вышки сотовой связи. Малаец-водитель только на третий день вспомнил про свою пассажиру, когда дали свет, заработал телевизор, и он увидел ее лицо в новостях. Еще около двух дней спасатели искали сигнал GPS-маяка, который затонул на отмели вместе с оторвавшимся поясом. На этом поиски чуть не прекратили, но решили обследовать ближайшие острова – и на одном из них пропавшую девушку просто увидели.
Около недели Елена провела под капельницей в местной больнице. Страховки хватала на самую дешевую, но она оплатила карточкой нормальный госпиталь. Ещё три дня она просто гуляла и пробовала вспомнить свои беседы с кем-то на самой границе с пустотой.
У нее взяли интервью местные СМИ, связались работники консульства, но Елена отвечала мало и односложно. Через положенные две недели она улетела по собственным обратным билетам. В Москву.
Ей посчастливилось вернуться домой глубокой ночью и улизнуть в свою комнату от новой лекции про надлежащее поведение. Рано утром она просто сбежала – на работу.
Там почему-то все были в курсе событий, и до обеда Елена собирала перешептывания и косые взгляды. Некоторые даже ей завидовали: фигура стала еще более стройной, и ей удалось неплохо загореть. Опять же, про нее писали в СМИ – а чего еще надо?
В обеденный перерыв она открыла «протонмейл».
Вместо темы письма стоял смайлик, а ниже была прикреплена фотография Кота – на фоне «лендровера» с албанскими номерами. Ниже были оставлены координаты редкого мессенджера.
«Привет»
«Привет, мелкая! Ты живая?»
«Да. Ты тоже. Я рада»
«У кошки – девять жизней»
«Получишь письмо. Там адрес. Координаты. Увидимся?»
«Да. Но есть проблема»
«?»
«Найди, где купить параплан»
Она широко улыбнулась и встала из-за монитора.
– Возьму отпуск за свой счет. Мне нужно лечение, – сказала она на прощание начальнику отдела.