Будни Джеймса

	Сурового вида продавщица начала терять терпение, глядя на то, как я пристально изучаю прилавок уже 20 минут.
	- Берем что-нибудь уже?
	- Семечки, барышня. Вон те, за рубль дцадцать.
	- С вас рубль двадцать, - она поиграла мускулами на заросшей мехом груди.

	Я кинул ей пятак в блюдце и игриво подмигнул.
	- Сдачу можете оставить себе.
	Довольный собой я покинул торговое предприятие. День стоял жаркий, июльский. Солнце палило мне на обожженые позавчера коленки. Мимо проехала машина, из которой громко пердел очередной тахтамыш.

	- Ну епта, - весело подумал я и направился в тенек, залихватски отплепывая на ходу кожуру семян.
	Дядя Иполон курил на балконе и видел воробьев, моющих свои крылышки в питьевом фонтанчике. Видел он и меня у того же фонтанчика, когда я утолял жажду физического и стучал себя мокрыми руками по коленкам, с которых летела в разные стороны, как щепки, обожженая кожа.

	- Мужчина, - обратился ко мне один из пернатых, - не в службу, а в дружбу, как говорится.
	Он кивнул в сторону моего кулька с семенами. А мне не жалко.
	День стоял жаркий. Июльский. И вот шел я и думал: "Ну, с какой стати будет инженер третьего разряда четвертым?". И вот так я шел, и весь пребывал в своих мыслях тогда. И тогда Иполон крикнул мне с балкона "пошел нахуй, говно" и его слова эхом победоносия отразились многократно в моей черепной коробке и вышли левой ноздрей там, где обычно я подношу несвежие вещи понюхать. И это было трансцендентально.

	- Ты куда? Может ко мне? - спросил Илюша и я понял, что почему бы и нет.
	- Да, - я пожал плечам.
	Он тоже пожал плечами. Не желая проигрывать в этой стихийно случившейся борьбе, я сократил свои трапецевидные мышцы еще раз. Он сдался. Я медленно моргнул, и в эту микросекунду Иполон пожал плечами еще раз. Я раззверелся и разъерепенился. Помню, что было много крови из содранной болячки на запястье. Болячку я употребил, мотивируя это тем, что там много витаминов и железа. Знал ли Илья, что в былые времена я ел эти витамины на завтрак, как конфеты, и запивал фруктовыми нектарами и соками? Все это было как будто в другой жизни.

	- Нам сюда, Джеймс, - сказал он и повернул в поворот.
	Он зашел в дверь. Я за ним, и это было чудесно. И так мне хорошо сделалось, так спокойно, что гладкие стенки кишечника непроизвольно сократились, и я предстал чистый перед ним. А он весь сиял, и его мышцы бугрились по всему телу, как кучевые облака, а кожа блестела светом тысячи солнц. Я невольно зажмурился. Теплая волна наслаждения захлестнула меня и унесла прочь из этой палаты роддома, где был и стыд, и срам, и воз, который ныне там. Еб вашу матушку.