- Шестнадцать тридцать пять, Хиггинс, - шаги гулко и глухо отдавались в пустом корпусе десантного катера, чётко, как метроном, отмеряя когда будет сказано то или иное слово, - Вы пришлёте за мной катер к шестнадцати тридцати пяти. То есть, через два часа тридцать минут.

Адмирал спрыгнул со сходни в набегавший тихий прибой, оставив тяжёлыми каблуками глубокий след в мокром песке. Накатывавшие на тихий песчаный пляж волны, вот уже много лет не видели офицера флота подобного ранга и, не удержавшись, восторженно вздохнули, слегка смочив краешек его белых форменных брюк, поднявшись выше верхнего края его коричневых, блестящих от воска ботинок.

Граница черноты точно указывала место, где заканчивалось всякое влияние океана. Даже песок, там, где его не лизали волны, был белым, шуршащим -как в песочных часах. Разве

- Сэр... - попытался не то возразить сопровождавший его офицер, к которому адмирал и обращался.

Адмирал остановился.

- Вам что-то не понятно, лейтенант? - произнёс он крайне раздражённым голосом, смотря на Хиггинса в пол-оборота, - Шестнадцать. Тридцать. Пять.

Но мотор десантного бот не спешил отвечать.

Хиггинс вновь открыл рот, собираясь что-то сказать, но адмирал не дал произнести ему ни слова:

- На всём архипелаге Вальдо, - сказал он, - Отродясь не было животных страшнее лангуров. Туземцев на островах не осталось ещё со времён японцев. А этот, Потапенте, всегда был необитаем. С неразорвавшимися бомбами и снарядами давно разобрались сапёры. Тут только деревья и трава. В конце концов, я вооружён, - он похлопал по висевшей на боку кобуре.

Волны стучали в коробку в лежавшую на бергу коробку. Смеясь и шепча, они толкали солёными ладонями, пытаясь пробудить отдыхающий в мелкой воде тяжёлый серый корпус. Молчание становилось тяжёлым и жарким - как шерстяное одеяло.

- Я просто пройдусь по пляжу, Эри - попытался успокоить своего помощника адмирал, -Погляжу на уцелевшие после бомб пальмы - пока их насовсем не срезали бульдозерные ножи. Немного посижу на берегу. Только и всего.

Лейтенант Аргус Хиггинс не знал, что ответить своему шефу. Но оставлять адмирала одного, особенно на островах Вальдо он не хотел.

- Отправляйтесь, лейтенант, - голос адмирала резанул как бритва. Легко было представить, как этот голос, всего парой слов, отдавая приказ о бомбардировке, разбивал в пыль бетонные бункера с метровыми стенами.

-Отправляетесь, Аргус, - повторил, но уже как живой человек. Фамильярность неприятно резанула слух Хиггинса. Но с высоты прожитых лет -а адмирал уже прожил столько, что его возраст не определялся ни на вид, ни в человеческих годах. Он застыл в каком-то давнем прошлом, давно прожитом возрасте - но ему было очень, очень много. Это Хиггинс знал точно. Адмирал годился ему в отцы, если не в деды. Если не даже не в прадеды.

Он, наверное, застал то время когда, когда уставшая бороться, стремительно беднеющая и дряхлеющая, - как старый одинокий дон в забытом всеми далёком поместье с пыльными окнами из которого давно уехали все непочтительные сыновья, а дочери давно повыходили замуж, - Испания, продавала свои земли дешевле, стакана воды.Они стоили два миллиона золотых песо. Их у Правительства тогда не было, ушли на войну с гишпанцами и броненосцы. Зато этого добра всегда было в избытке у хитрых бошей. Впрочем, в их руках они тоже не задержались, перепав желторожим... Купить мало, нудо уметь удержать. Тоже самое относится к джапсам -ведь Вальдо, где их флот устроил себе логовище, вернулись под крылышко Орла. Всё по справедливости.

Хиггинс думал,что угадал мысли своего патрона. Вальдо - почти жизнь адмирала. И даже не символ...

- Вы молодчага, Аргус, - примирительно сказал адмирал, - Я бы не мог желать лучшего помощника. Но я не настолько стар, чтобы меня за ручку водила сиделка. Кроме того, вас ждут неотложные дела на "Айленде". Я, помнится, просил вас связаться с интендантской службой и командованием 509-го авиакрыла.

Хиггинс попытался изобразить подобие улыбки. Старик бывал поистине несносен, убивая всякое желание жалеть его. Кроме того, он,в само деле, был крепок. Если лейтенант Хиггинс узнал бы о встрече карнодонта с этим старым хрычом, то первым его вопросом было бы: "Что с несчастным зверем?", а не "Что с адмиралом?".

- Да, сэр, - сглотнув слюну, ответил Хиггинс, - Конечно. Я сообщу о задержке с испытаниями. В конце концов, можно было и сообщить, что у "Танегасимы" срезаны все три якоря и около двух сотен метров цепи. Я сообщу, о новом месте постановки линкора - уже на мертвый якорь, - и попрошу командование 509-го авиакрыла поторопить интендантов с доставкой цемента ...

Адмирал кивнул, обрывая словоохотливого помощника.

- Шестнадцать тридцать пять, сэр, - сдался Хиггинс.

Зачихал, закашлял мотор катера. Воздух наполнился запахом горячего керосина.

Оглядываясь, назад, на берег, и ловя лицом солёные тёплые брызги, лейтенант пытался убедить себя в том, что поступил правильно, оставив адмирала одного.



Адмирал оставил позади начинавшийся сразу после пляжа пальмовые рощи, взбирался, обливаясь потом на поросшие лесом скалы. Он бы даже сам себе не признался, что ушёл с пляжа только из-за Хиггинса. Он ведь ему не соврал. Он в само деле собирался просто отдохнуть, глядя в морскую даль. Конечно, дело тут не в этих глупостях с "Танегасимой".... Он остановился и кинул взгляд туда, где в котловине атолла можно было увидеть белую чёрточку - далёкий, наполовину выкрашенный в белый, огромный корабль. Из-за неприятностей с якорями, он ещё не занял положенного места и около борта старинного броненосца, на котором давно уже не работали собственные машины, тихо дымил современный океанский буксир.

У адмирала были свои причины оказаться на островах Вальдо, сесть на нагретый солнцем, белый, крупный, будто бы кем-то под лупой, придирчиво отобранный и взвешенный на точных ювелирных весах скрипучий зернистый скрипучий песок и смотреть на юго-восток..

Он думал о том, что всё забылось. Именно его крейсера оказывали поддержку морской пехоте. Отправляли на дно все, не успевшие уйти от здешних причалов подводные лодки и корабли.

- Катакиучи,- слово чужого языка,неожиданно, вылетело из пересохшей глотки как карканье. Вот же беда - не взял с собой воды!

Это слово было единственным трофеем адмирала. Остальные везли вазы, штампованные офицерские мечи или какую-то другую дрянь. Вели себя как горластые туристы в Европе - только Бэдекера им не хватало. Адмиралу же вполне хватило этого слова, давшего ему понимание и пустоты его нынешнего бытия, и полноты жизни- до перемирия. Его адмиралу показал монах дзэн. Это были голодные для японцев годы и потому для гонорара ему вполне хватило пяти фунтов риса и банки консервов. Монах был очень рад- и рису, и тому что к свиткам кто-то проявил интерес,- и потому безо всякого стеснения доставал перед "господином" и развертывал перед ним заветные храмовые свитки.

Он хорошо говорил по-английски и потому тут же переводил всю записанную ерунду...

Вообще, адмирал хотел купить. Не то,что они были уму нужны или он был ценителем подобных вещей...Ему было просто забавно, попробовать купить за мешок чечевицы священные книги разгромленной страны. Но когда монах усадил его, налил пиалу жидкого чая, зажёг ароматические палочки и начал что-то читать, тут же переводя и говоря о смыслах коанов о зарезанных котятах, он не выдержал - встал и ушёл, оставив монаха в недоумении.

Но слово услышать успел. Японцы его теперь давно не используют, заменяя китайскими знаками "фукусю". Но уж нет, это не для него...

- Катакиучи!

Он убил всех, кого хотел - это было правильно. Но жизнь его, всё равно, стоит теперь не больше чем волна,накатывающая на берег... Монах бы не понял. Тут нужен кто-то из тех времён, когда "катакиучи" было в ходу.

Адмирал ещё раз окинул из-под солнцезащитных очков взглядом горизонт, вздохнул и продолжил путь.

Это всё Хиггинс виноват!

Он кожей чувствовал его взгляд, тогда, на пляже -и решил. Острый как нож, но невысокий, полуразрушившийся хребет загородит его от взгляда со штабного судна. Там тоже есть пляж. Тихий, спокойный. Как раз выходящий в открытое море... И к чёрту Хиггинса!

Ветер пахнул со стороны моря -но в нём не было привычного запаха соли и водорослей. Адмирал аж поморщился. Будто бы целая куча гниющей рыбы! Гадать об источнике запаха долго не пришлось - на берегу лежало что-то огромное, никак не меньше кита, белесое как разбухший трёхдневный труп. С того,места, где адмирал стоял, приходилось гадать -живое оно или только волны заставляют шевелиться хвост твари.



Если со стороны котловины, хребет был ещё относительно пологим, то со стороны моря он обрывался вертикально вниз, почти стена. Чертыхаясь, и пробираясь заросшими козьими тропами сквозь сухой ломкий кустарник, адмирал всё же смог спустится к лесу. Его потери ограничились разбитыми часами и вцепившейся в рукав колючкой - но всё же он выбрался на пляж, к выброшенной на берег твари.

Это, в самом деле, была тварь -в первоначальном смысле этого слова! Потому что слепить и выпустить плавать такое в воды океана мог только сам Господь Бог.

Ужасная рыба смотрела на адмирала лишёнными белков глазами, едва шевеля челюстями. Ядовитый кислород, который она пыталась вдохнуть, жёг ей жабры будто напалм. Адмирал мстительно улыбнулся. Конечно, в воде всё бы было по-другому. Но же сейчас они не в воде...

- Видит Бог, помог бы милая, - сказал он имея ввиду непонятно что, наверное пистолет на боку, - Но ты уж потерпи, осталось недолго.

Он положил ладонь на холодную кожу твари. Голова рыбы мотнулась, челюсти лязгнули как колеса паровоза на стыке рельс и адмирал, отшатнувшись,  упал:

- Вот сука! - засмеялся он, глядя на оцарапанную кожей морской твари ладонь, где кровь провела несколько параллельных линий.

Он поднялся и отряхнулся.

- Нет уж, я, пойду, пожалуй, в другую сторону - сказал он, разглядывая валявшуюся в полосе прибоя, высыхающую на глазах мерзость. Только сейчас он заметил, что плавники у неё какие-то странные, словно приспособленные для хождения по дну, -А ты... В другую.

- Прощайте, мамзель - обратился он к рыбообразному чудищу, приподняв фуражку с орлом за козырёк и направился подальше. Всё равно в этой вони...

За спиной был слышен шелест. Чьи-то шаги. Никто не убирал тут палую листву и сучья в полумраке, под пологом пальмового леса, они образовали глубокую подушку. Но кто. Он не соврал Хиггинсу. Этот остров, в самом деле, был необитаем. А местных, на островах, всех до одного, заморили японцы. Мужчин заставили копать им бункера и причалы, где они быстро нашли себе конец от непосильной работы, а девушек ждали бордели. Это была одна из причин почему архипелаг Вальдо...

Снова шорох быстрых, но шагов.

Адмирал достал пистолет и загнал патрон.

Из-за волокнистого ствола пальмы, спокойно, не боясь даже наставленного на неё оружия, вышла девушка. С круглым татуированным лицом.

Руки её, не по-европейски, были протянуты к адмиралу, в каком-то просящем жесте, а не прикрывали хотя бы что-то - хотя прикрыть было что потому что длины волос, спускавшихся до плоских ягодиц едва ли было достаточно, чтобы заменить ей одежду.

- Квалаквези! - произнесла она звенящим хрустальным голосом.

Господи, как же от неё несло рыбой...

Адмирал, не сводя пистолета с туземки глянул ей через плечо. Белая туша твари, до сих пор видимая меж деревьев, вроде бы исчезла... Но сейчас не до этого.

Адмирал гадал что ему делать. Оставлять было нельзя. Значит, надо везти на "Айленд",а там...

- Английский? Нихонго?

Если она выжила тут в оккупации, то наверняка с ней можно,с грехом пополам...

Она что-то залопотала по-японски и адмирал, не могущий вспомнить и двух слов, чтобы ответить, понял, что переоценил свои возможности

- Лучше английский, - сказал он.

-Английский! - развела она,губы в улыбке показывая подточенные треугольные зубы.

В который раз уже адмирал, во время отдыха, вспомнил о Хиггинсе. Но сейчас ему хотелось, чтобы его избавили от этой дурочки.

- Квалаквези, -сказала она, положив ладонь меж обнажённых грудей.

- Я уже понял, - вздохнул адмирал, защёлкивая кобуру.

-Я вышла спросить - где подношения!

Рука замерла на половине движения.



- Три сезона дождей назад, - рассказывала Квалаквези, когда они уже разговорились, - Мы ели, да как ели!

Она облизывает губы, а адмирал глядит. глядит -прямо в её глаза. Они кажутся ему чужими. Чего-то в них не хвате,чтобы стать человеческими.

- Когда корабль опускается - он несколько раз переворачивается. С него всё сыпется. Главное,чтоб тебя не задело глупой железякой!

Она водит плечами.

- Но в конце концов, он успокаивается, ложиться на борт. Или утыкается в донный песок острым килем -если продолжает сердиться, что не может идти вперёд! И тогда только доставай... Или оставь на потом - ведь Синеве, где мы плаваем, холодно.

-Ты, туземка, знаешь, - он закончил набивать трубку и теперь раскуривал - Знаешь такие слова как "корабль", "борт" и "киль"?

-Канешнаа, - она улыбается своими треугольными зубами, - Ведь их знали те, кого...

-Скажи, - перебил адмирал, пока она поделилась новой порцией откровений, - Ты... Только в лагуне?

-Да, - отвечает она, - Нас ведь всегда здесь кормили. Хотя так, как три сезона дождей назад...

Лицо её грустнеет.

-Но потом... Про нас забыли. Никого. Ни одной железки. Пришлось всплыть из Синевы. Не все могут глядеть на Белый Горячий Круг, -гордо заявляет она, - А вот я могу!

Зрачки

- Я вела стаю.

Трубка давно погасла в руках адмирала.

-По солнцу? Квалаквези, ты вела их по Солнцу?

Она улыбается,вспоминается что-то приятное.

- И не зря! Нам поднесли Приношение!

Она надувает щёки:

-Бум! Барррум! Хаа! Их было много! -она облизывает губы, - Вкусно!

Адмирал возиться с непослушной пуговицей нагрудного кармана.

- Я знаю, -говорит он, - Что их было много.

Перед глазами Квалаквези - чёрно-белая фотография.

- Ты видела его?

Она щурится. Пытается коснуться пальцем фотографии,но адмирал отдёргивает.

- Оператор прожекторного поста Меллори.

Он настаивает:

- Он должен был спастись, когда в "Атланту" попали сразу две торпеды. Он не мог не спастись. Ему надо было просто прыгнуть за борт...

Квалквези не понимает, но адмиралу всё равно:

-Мне говорили, что видели его на одном из плотов.

Она пожимает плечами.

- У вас у всех похожие лица - если быстро подниматься из под воды и не перестраивать зрение.

Адмирал прячет фотографию обратно. Не стоило спрашивать сумасшедшую.

- Я не знаю. Может, это я его съела. А может, и не я...

Фотография, бережно хранимая столько времени, с хрустом сжимается при взгляде в зрачки Квалквези.

-Адмирал! - раздается взволнованный и обрадованный голос Хиггинса. Невольно хочется сделать ему выволочку и напомнить о времени... На руке выдавленное стекло, - Адмирал!

- Я ЗДЕСЬ! - туземка вздрагивает от отразившегося от скал голоса.

Понимая, что у них осталось всего несколько минут

- Ты хочешь приношение? Мяса? -рычит адмирал

-ДА! - глаза Квалквези распахиваются так широко, что она и в самом деле становится похожа на рыбу.

- Есть два чёртовых условия, - произносит адмирал, наконец.

-Рыба, - понимающе кивает она, - Мы пригоним в ваши сети рыбу.

- Нет! - офицер ударяет песок в кулаком, в котором зажата фотография, - К чёрту рыбу. Ты мне нужна.

- Это можно, - говорит девка, - Мы иногда женились на одном из стада. Когда они умирали -мы уходили обратно. Какая разница от кого завяжутся яйца?

- Моя кровь уже слишком холодна, девушка, - смерил адмирал Квалквези своим взглядом

-Тогда...

-И второе! - перебивает её адмирал. Спорить с голой девкой долго невозможно, так уж устроена природа, - Ты соберёшь всех своих... Сможешь? Не уходя в воду?

Она кивает.

- Где я покажу. И о да...

Огонь в глазах адмирала пугает даже хищницу:

-...ВАМ БУДЕТ САМОЕ ЛУЧШЕЕ ПРИНОШЕНИЕ!



- КТО ОНА, АДМИРАЛ? - кричит, Хиггинс, невольно,как и все на борту десантного катера, роняя взгляды на низкорослую фигурку



- Квалквези, - бурчит тот, едва слышно сквозь рокот мотора скачущего по волнам катера



- НА ОСТРОВЕ! ОНА БЫЛА НА ОСТРОВЕ! -отвечает адмирал.



-НО ОН ЖЕ НЕОБИТАЕМ! И ДА, НАМ БЫЛО ОБЯЗАТЕЛЬНО... ЧЕРЕЗ ХРЕБЕТ, СЭР?! - не унимается тот.



-ЗНАЧИТ, ОБИТАЕМ. ПЛОХО ПРОЧЕСАЛИ! ТАКИЕ ЖЕ РАСТЯПЫ КАК ВЫ, ХИГГИНС. ХИГГИНСЫ - ЭТО МАССОВОЕ ЯВЛЕНИЕ В НЫНЕШНИЕ ВРЕМЕНА. ДА, ОБЯЗАТЕЛЬНО! И ЗАТКНИТЕСЬ, ДАЙТЕ МНЕ ПОДУМАТЬ!

....