Как Гар Оба добреньким был

- Эй, дядь! А дядь! - окликнул сзади звонкий, наглый голос попрошайки.
Гар Оба остановился и развернулся взглянуть на источник раздражающих звуков, преследовавших его уже пару торговых рядов.
- Дя-а-а-адьк! А дядьк! - не унимался беспризорник, заметив столь долгожданное внимание, - Подайте сиротке! Я тут у конного вокзала молодой стою, третий день не евши!
- Правда? Бедный малыш... - посетовал Гар Оба, осматривая собеседника.
Одетый в грязное рубище, когда-то явно принадлежавшее взрослому, растрепанный щуплый мальчишка скакал от нетерпения. При этом ему совершенно не мешал тот факт, что стопа его правой ноги имела вид болезненный, иссохший, а сам ребенок опирался на грубо срезанную ветку, игравшую роль костыля.
- Почему бы нет? - ответил жрец, приседая перед карапузом на одно колено, - вот...
Гар Оба запустил руку куда-то в свою сумку, вынув аж целый золотой и, подхватив другой рукой моментально протянутую ладошку, вложил в нее денежку.
- Спасибо! Да благословит вас Чантютя! - выпалил мальчик, уже собравшись убегать, но понял, что его руку крепко держат вместе с зажатой в кулачке монетой.
- Дяденька, отпустите! Больно же! - начал было он ныть, как вдруг ощутил странные покалывания в своей ноге. Той самой, в которой ничего не чувствовал уже много месяцев. Жутковатого вида огромный мужик, которого ему хватило смелости преследовать почти полчаса, тем временем, закрыв глаза напевал едва слышную молитву.
- О Тея мегалос, терапефтеи фтохо агори...
Мальчик уже взялся было вырываться, изо всех сил выдернул руку из сильнющих лап незнакомца, но вдруг понял, что его веточка лежит на земле, а сам он стоит на своих двух ногах.
Гар Оба открыл глаза и улыбнулся ребенку сквозь бороду.
- Чонтия, мать даров земных, благодарна тебе за искреннее ее прославление, - сказал он дружелюбно, - как ее жрец, я могу тебя в этом заверить.
Однако, появившаяся было на лице мальчика улыбка быстро сменилась паникой.
- Дядьк... А дядьк... - начал он бормотать сквозь наворачивающиеся слезы, - да я ж... Как же я теперь собирать буду...
Гар Оба присел перед уже готовящимся зарыдать сиротой и положил руки ему на плечи. Тот, вытирая теперь свободной правой рукой слезы, продолжал:
- Как собирать-то... А-ха... Меня ж старшой прибьет! А-ха-а-ха... А Барыб так поди... Хнык... Опять ногу сломает, заново!
С этими словами мальчик, на мгновение забыв о побеге, уткнулся Гар Обе в плечо.
- Постой! - ровно сказал Гар Оба, а затем уже строже добавил: - а ну, прекрати плакать! На тебя взглянула сама Чанти! Негоже так перед богами.
Ребенок затих, поднял голову, и безэмоционально уставился на жреца.
- Скажи, как тебя зовут? - поинтересовался Оба, - откуда ты здесь?
- Меня тут называют Кривоножкой! Но это не правда, это все Барыб! Он нам специально что-нибудь ломает...
- Чтоб жальче было, да? - закончил его фразу жрец.
- Да-а... - слегка всхлипывая подтвердил мальчик.
- Кто такой этот ваш Барыб?
- Он торговец. Тут у рынка, магазин держит с оружием. Только у него мало покупают...
- И поэтому он использует вас...
- Он... Он смешной! У него, говорят, с какой-то войны, во рту кусок болта арбалетного застрял. Он с тех пор буквы не выговаривает.
- И как тебе было, - нахмурился Гар Оба, - смешно, когда он тебе... Ну ты понял.
- Он нас кормит! Но, говорит, мы много больно едим, помогать надо! Вот и посылает... А самому ему трудно торговать, из-за штуки во рту.
- Вот что, - стал наставлять жрец, секунду подумав, - Встреться со своими другими ребятками. Скажи им, что сама Чонти озарила тебя. Твоя нога будет должным доказательством. После, идите все в местный храм, ну знаешь где?
Мальчик кивнул.
- Скажите, что вас прислал я. Меня там знают и приютят вас. И впредь вы больше никогда не протянете руку иначе, как чтобы кому-то помочь. Если же побоишься, или тебе не поверят, приходи один. А с Барыбом... - он сверкнул глазами в сторону ошалевшего мальчишки, явно представившего сцену расправы, - Я ему тоже помогу. Правда-правда.

--

Лавка Барыба отыскалась на конце улицы рядом с торговыми рядами. Ее было легко заметить по вывеске из нескольких грубо сколоченных досок, на которых была желтой краской выведена какая-то загогулина, а рядом, уже белой краской, нанесена надпись "Драконье снаряжение Барыба."
Зайдя внутрь, Гар Оба очутился в душном, полутемном помещении. Хорошо было видно лишь ту сторону комнаты, где располагался прилавок. По сторонам от развешанного на стене за прилавком ассортимента, чадила пара больших масленных ламп, создававших впечатление, будто от товара исходит мистическое, хоть и грязно-желтое сияние. Над входной дверью висела ржавая железная рында, негромко скрежетавшая, когда в лавку кто-то заходил. И теперь, на встречу жрецу, за прилавком появился пожилой, неопрятного вида дворф с неприятно желотоватыми глазами. Можно было предположить, что так было от выпивки или постоянной полутьмы, но представить себе дворфа, склонного страдать от первого или второго, Гар Оба затруднялся.
Он подошел к прилавку и присмотрелся. На обзор были выставлены несколько мечей, моргенштерн, пара шлемов и нагрудник. На самом прилавке лежали тяжелые, окованные металлом счеты с могучего размера костяшками. Такой серьезный счетный инструмент определенно сделал бы честь какому-нибудь  штейгеру, в конце смены подсчитывающему добытую руду. Рядом лежало несколько монет, и, внезапно, небольшой бриллиант. В масленном свете трудно было понять, настоящий он или нет.
- Милости прошу, уважаемый! - оклинул Гара Обу дворф, - Чего желать изволите?
- Ну здравствуй, купец, - отозвался жрец, - у тебя тут, никак, драконье снаряжение?
- Еще какое снаряжение, сс-ружище! - начал было дворф.
Гар Оба несколько смутился, но виду не подал. Хоть его предупредили о странностях лавочника, он живо уяснил, что однажды это станет прекрасной темой для беседы в рамках какой-нибудь славной попойки в неведомой таверне.
- Да неужто? - продолжил разговор жрец.
- Еще как! Оружие, сс-оспехи! Все сс-ля храброго приключенца. Вот вы же приключенец? Сс-ержу пари, что сс-а! У меня, знаете ли, глаз на вас, таких!
- Это каких?
- А вот таких! Кремень, а не кулак! Сс-ерево, а не воля! Вижу вас насквозь, сс-а!
- И что же ты видишь, лавочник? - поинтересовался Гар Оба, подавляя ухмылку.
- А вот, вижу! Слыхали вы ведь? Гиганты лютуют!
- Да?
- Сс-а! И сс-раконы! Сс-раконы тоже просыпаются!
- Да ну?
- А сс-раконы очень опасные. Сс-аже мертвые! У меня сс-я-сс-ька сс-воюро-ссный воевал, как вы, и сказывал, пришли как-то в пещеру, а там...
- Что же?
- Сс-раколич! Это как сс-ракон, только мертвый. Живучий, зараза, кошмар. Только особым моим оружьем и побили.
- Продолжай...
- А что еще сказать? Бери у меня вот, вот меч этот. Это - северная ковка! С такими воюют, говорят, не просто всякие, сс-раконорожденные! Слыхал?
- Нет, - иронично покрутил головой Гар Оба, - впечатляет, право.
- Это еще что! А вот, сс-оспехи видел? Уж поверь, путник, в них тебе не страшно даже сс-ыхание сс-ракона!
- Достаточно, - прервал рассказ лавочника жрец, - интересно говоришь, да вижу, в копоти они у тебя от ламп. Висят давно? Не покупают?
- Сс-а что ты! С руками отрывают! Потом прихо-сс-ят, благо-сс-арят, мол, если б не твои штуки, от сс-ракона не у-сс-рал бы!
- Скажи-ка... Барыб. Тебя ведь так зовут? А ты сам, случаем, не воевал?
- Нуу, сс-а... - замялся было дворф, - Воевал, ранен в боях. Как ви-сс-ишь, борюсь за безопасность нынче, сс-оспехи продаю.
- А вот некоторые стражники, - начал напирать Гар Оба, - про тебя другое говорят. Что разбойник ты был, да из банды тебя прогнали. Сам смекаешь, почему.
- Сс-а что вы говорите, - попятился Барыб, держа одну руку за спиной, - каких слухов на рынке не хо-сс-ит! Ой, а там не ваши сс-рузья?
Вдруг раздался скрежет рынды. Улучив момент, когда посетитель отвлекся, Барыб выхватил из-за спины кинжал и ловко перемахнул через прилавок. Собравшись уже нанести удар, он остановился, уставившись в ладонь прямо напротив его лица.
- Ипакуо! Тропыи!
Рука Барыба задрожала, кинжал выпал, заскрипев клинком об пол. В сердце дворфа что-то отчаянно закололо, а перед глазами забегали дети. Худые, грязные и... Покалеченные. Слезы наворачивались на его глазах, пока он ощущал каждый всплеск боли от наступания на раздробленную стопу, каждый брезгливый взгляд на нарочно обезображенное шрамом лицо...
В оцепенении дворф раскрыл рот и замер. Вдруг Гар Оба сильной рукой нащупал у него во рту обломок болта и с силой вырвал его. Над истекающим кровью, корчащимся Барыбом он зачитал литанию:
- О Тэя, дино дефтери фкерия...
Кровотечение прекратилось. Лицо дворфа приняло спокойную форму, в глазах больше не было видно боли. Когда Гар Оба закончил молитву, Барыб встал, помотал головой и осмотрелся. На его одежде была кровь, много крови. Он посмотрел на багровые пятна, а затем вопросительно уставился на жреца.
- Какого... Какого дьявола! Какой пещерной двужопой сранопанцирной дрюжелицы, а? Ты что себе дозволяешь, жрец?!
- Хех, сранопанцирной... Ругательства у вас, дворфов, - усмехнулся Гар Оба.
- Да я тебя сейчас... Не посмотрю, что особа духовная! Как вдарю тебе своим дирком в дышло... Д-д... Дирком? Мой рот...
Жрец протянул вперед окровавленный кулак и, раскрыв его, выронил на пол обломок арбалетного болта.
- Спасибо... - начал было дворф, но тут же снова начал злиться, - что ты наделал?! Что ты наделал, долбанный ты кудесник, ты понимаешь?!
Гар Оба не отвечал.
- Это было мое прикрытие! Смешной торговец, у которого никто не покупает. Я под этим железом копченым уже годами сижу! И теперь ко мне придут и захотят это купить! Что я им скажу? Извините, дурачье, я занимаюсь нищими детьми?! А?
Жрец развернулся и сделал шаг к выходу. Но тут же обернулся и, сверкнув холодными глазами, проговорил:
- Аз есть жрец матери солнца, великой владычицы даров земных, Сильвануса великого союзницы Чонтии! Меня же называют Гар Оба. В своей алчности, ты научил тех детей поминать мою богиню. Но не на то ее воля, чтоб страждущий выпрашивал жалобно дары. Ты заставил их извращать ее послание и сим знай, что так ты прогневал ее. И в наказание ты более не сможешь лгать, прикрываясь недугом! А о детях мы позаботимся.
- Будь проклята! - истерил Барыб, упав на колени перед своими кинжалом и обломком, - Будьте вы со своей добренькой богиней прокляты! Думаешь, я разбойник?! Да, но до того я воевал! У меня не было иного выбора. Ни когда я ушел из дружины, ни когда меня замучал своими шуточками сволочь-атаман! Я двадцать лет не брал в руки кирку! Растудыть твою штольню на сто двадцать, хоть сам с протянутой рукой иди...

--

На травянистом, обдуваемом всеми ветрами холмике рядом с городом, Гар Оба наблюдал закат. Понемногу забывались страдания того попрошайки. Уже через неделю он с товарищами орудовали метлами в окрестностях храма. Забывался бедный дворф Барыб, рыдавший на полу, обняв свой осколок болта. "Избавиться от проклятья," думал Гар Оба, "Сложно не потому, что магия сильна. А потому, что привычка пуще неволи... Удалить то, что укоренилось, как часть души, от физических ощущений или ментальных, увы, всегда больно."
Но закат тем вечером был, все-таки, особенно хорош...