Следующий день начался рано. Харпер не помнил, как случалось до этого, но для остальных все было довольно привычно. В потолке вновь распахнулась створка, сквозь которую солнечный свет с легкостью разбудил большинство жителей барака. Альберт, уже готовый, занял свой пост на раздаче еды, при этом слегка нахмурившись от ее количества.
	Сержант встал с кровати только когда очередь добралась до последней четверти рабов. Моментально проснувшись из-за ослепительного, будто намеренно выжигающего глаза шара, он беззвучно морщился от пульсирующей боли в голове. Подняв веки, Харпер лишь выругался. Голова кружилась так, будто за эту ночь он успел налакаться далеко не лучшего пойла, притом совершенно не заедая. Пересилив себя и поднявшись, он, шатаясь из-за сбитого чувства направления, забрал порцию.
	Дожевывая на ходу остатки еды, сержант поспешил выйти из здания со всеми, когда аборигены принялись выгонять рабов наружу. Нестройную толпу по каким-то своим соображениям разделили на две части и повели большую в уже знакомом ему направлении. Раб остался в меньшей, все чаще ловя слухом тихие шепотки о некоем храме.
	— О чем речь? — спросил он у рябого моряка.
	— Храм, — совершенно ничего не поясняющий ответ Харпера не устроил.
	— Какой, к чертям, храм? — рябой вздрогнул и посмотрел на сержанта.
	— Теми самыми, пехотинец, — словно выплюнутое сквозь зубы обращение прозвучало как оскорбление. — Сам все увидишь, если нам сегодня не повезет. Туда бы залп пушками бомбическими, чтобы с землей все сровнять!
	Сержант только пожал плечами на такое заявление, от чего притихшее было головокружение возобновилось с новой силой. Борясь с последствиями неосторожного выражения эмоций, он решил, что раз пленники не желают говорить о случившемся, да и Альберт не просто так предупредил его об осторожности в рассказах, то не стоит лезть глубже и расспрашивать всех подряд. С этими людьми он планировал бежать, настраивать их против себя – идея достойная выскочки-аристократа, а не выбившегося в сержанты рядового солдата Империи.
	Под усиленной охраной рабов вывели на улицы города. Конвоиры зорко следили за подавленным десятком человек, медленной ходьбой пытающимся оттянуть неизбежное. Копья из темного вулканического стекла то и дело блестели в лучах солнца, а некоторые из аборигенов и вовсе старались попасть отраженным лучом прямо в глаз какому-нибудь белокожему.
	На удивление Харпера, чужие улицы не сильно отличались от прочих. Выросши в Метрополии, побывав в нескольких колониях и союзных странах, до этого он даже не замечал, как похожи между собой города, отличаясь лишь в некоторых деталях. Улицы, проходы, торговцы, рядовые горожане и разъезжающие более удачливые жители – все это одновременно так ново и так до смешения привычно. Иногда ему казалось, что тот переулок или та группка местных вокруг торговой лавки вполне могли затеряться и где-нибудь в Столице.
	Для побега знания о внутренних районах города не очень-то и нужны, но сержант продолжал внимательно оглядываться, не поднимая, впрочем, головы, чтобы не выделяться на фоне остальных рабов. Получалось у него слабо. Может, тому мешала потрепанная, поношенная, но все еще в приличном состоянии форма, отличная от носимого моряками. Или же его не настолько унылый вид в сочетании с куда более спокойным взглядом казался местным достойным внимания. Так или иначе, Харпер притягивал взгляды, но и сам не оставался в стороне.
Большая каменная пирамида виднелась еще за несколько кварталов, но лишь подойдя к самому основанию можно было понять, насколько та на самом деле велика.
	— Сотни полторы футов, не меньше, — тихо сказал сержант, надеясь все же вывести кого-нибудь на разговор, но никто даже не отреагировал. Все смотрели куда-то вниз, вверх, в стороны, лишь бы не смотреть на сам храм, при этом неумолимо подходя ближе и ближе.
	А вот Харпер, не стесненный страшными историями или увиденным нечто, нашел кое-что интересное. Перед таким важным местом как большой храм, разумеется, стояла охрана. Нехарактерно чистый блеск от оружия воинов заставил приглядеться, и он с изумлением обнаружил, что те как копья держали в руках мушкеты с давным-давно устаревшими багинетами, воткнутыми в стволы. Уже подойдя почти к самому входу он зацепился взглядом за кремневые замки – не такие уж и древние у них образцы. Вопрос, почему же морякам выдали такое странное сочетание, быстро ушел, замененный более важными и полезными. Аборигены не умеют пользоваться этим оружием, или попросту не хотят? Где хранится все остальное? Найдутся ли там пули и порох?
	Внутри храма царили полумрак и прохлада. Хорошее сочетание после жаркого солнца и до рези в глазах ярких отражений. Рабы уныло опустили глаза, стараясь не зацепить взглядом чего-то ужасного, но по мнению сержанта здесь не было чего-то стоящего внимания. Просторная комната, потолок которой терялся во тьме, едва освещалась уличным светом и зеленоватым мхом, росшим на толстых круглых колоннах.
	Их конвоиры остались снаружи, а им на замену будто из ниоткуда появились мужчины и женщины с бронзовыми клинками, на которых выделялись белые костяные накладки на рукояти. Платки, скрывавшие лица, давали рассмотреть лишь холодные глаза, глядящие словно насквозь, изучая новоявленных работников. После короткой, но мелодичной фразы одного из мужчин, за которой последовало легкое постукивание по плечу крайнего раба, пленники медленно, стараясь не делать резких движений, двинулись вглубь здания.
	Хватило лишь секунды, чтобы понять, для чего их привели сюда. В центре следующей комнаты возвышался кристальный куб с каркасом из вездесущей бронзы. Внутри него в спокойной позе сидела чем-то неуловимо странная фигура, практически не освещенная даже слабыми огнями мха. Приблизившись, Харпер понял, что именно казалось неправильным, благо аборигены все же зажгли пару факелов, держа их у узкой, но достаточно пологой лестницы в углу.
	Там определенно сидел мертвец. Едва ли может жить человек, чья кожа приняла медово-янтарный оттенок, переливаясь в лучах отдаленного цвета. Да и обильно вставленные в нее драгоценные камни точно бы вызвали смерть от кровотечения – один из зеленых камушков вонзился именно там, где близко к поверхности лежит важная артерия. Все ниже пояса было скрыто вышитой цветными, а то и вовсе металлическими нитями узорами, хотя в пляшущих тенях проглядывался странный и подозрительный бугорок.
	Очевидный жест главного охранника заставил приняться за дело. К счастью рабов, у этого контейнера имелись многочисленные ручки – создатели этого несомненно красивого хранилища точно подумали о переноске. Твердо схватившись за деревянные палки, пленники занялись тяжелой работой.
	Спустя, быть может, всего полчаса, Харпер стал немного понимать этих бедолаг. Уж лучше строить какой-нибудь дворец, чем пыхтеть, задыхаться и каждый шаг припадать на раненую ногу, стараясь не уронить гребаный религиозный груз. Поигрывания оружием совершенно однозначно показывали, что случится с рабами, если те уронят свою ношу.
	Рано или поздно кончается любая работа, так случилось и сегодня. Добравшись, похоже, до самого верха пирамиды, Харпер устало вытер заливавший глаза пот, на всякий случай отойдя подальше от куба. На этом этаже их сопровождали лишь три девушки, внимательно разглядывающих каждого пленника и крутящих в руках острые клинки. Видимо, здесь и начинался тот ужас, о котором так говорили водоплавающие. Охранницы, ловко двигаясь между ними, отобрали четверых, к которым попал и сержант. Остальные рабы облегченно выдохнули и их повели вниз, тогда как оставшиеся побледнели так, словно увидели нечто неописуемо страшное.
	Их тихо отвели в следующую комнату, ярко освещенную факелами и синим мхом. Сперва Харпер даже не поверил собственным глазам, рефлекторно попытался протереть их рукавом, но быстрый и твердый захват с легкостью переубедил его. Он поднял голову – картина не изменилась.
	На мягких подушках восседала Элизабет. Ее покрытое маслом тело поблескивало в неровном свете, слабо скрытое легкой одеждой и украшениями. Девушка, пускай и держалась невероятно гордо и величественно, жадно вслушивалась в плавную, мелодичную речь женщины, стоявшей перед ней в той позе, которую ожидаешь увидеть скорее у воина – та свободно опиралась на перекладину копья. Коротко взглянув на вошедших, она с грациозной резкостью указала на выстроившихся в ряд пленников. Картограф медленно повернула голову.