ARBITRUM BRUTUM

ARBITRUM BRUTUM

Через тонкую стенку камеры доносился рев двигателей. Тюремная камера политической полиции дрожала и вздрагивала, заставляя девушку на лавке сквозь сон впиваться в ее край. Оказалось, что спать на голом металле в каморке полутораметровой длины не только можно, но и хочется. Организм стремился отключиться, провалиться в сон - чтобы отправить в ирреальное все то, что случилось недавно. Задержание, арест, обвинения, а теперь этапирование в неизвестность.

Откуда-то снаружи раздались звуки ударов металла об металл. Лязгнула дверь в соседнюю камеру. Девушка проснулась и запахнула на себе единственную тряпку, заменявшую ей и одежду, и постель. Досмотр, который ей устроили феминистки конвоя, больше смахивал на изнасилование. Проверив все, что можно, и очень глубоко, ей оставили тряпку без единого шва.

"Кажется, у меня появился сосед", - подумала девушка. Нерешительно царапнула стенку, когда шаги по коридору удалились.

- Эй... Ты живое?

В ответ она ничего не услышала. Но потом ее бросило на пол судорогой - что-то обшаривало ее мозг, ломая при этом тело. Отключалось зрение, но, видимо, "собеседник" остался доволен результатом.

"А ты ничего, - услышала она голос в собственной голове. - Можешь говорить вслух, можешь думать, я все равно тебя услышу. Ты как сюда попала, девочка?"

- Буду говорить. Так привычнее. Меня зовут Олейни, а попала сюда за гендерный экстремизм. С Прокториуса. Отрицание толерантности, мужской шовинизм, одобрение мужской агрессии, дискриминация пидорас... Ой, гомосексуалов. Мы заигрались там, в своём лесу. Кто-то донес. А тебя? Ты оттуда же?

"Я - альфа плюс плюс. Впрочем, в колонии дикарей это ничего не говорит. Если тебе удобнее по имени, меня зовут Альберих".

- Мужчина? За что именно тебя арестовали? Кастрируют, наверное.

"А кто тебе сказал, что меня арестовали? Я просто развлекаюсь", - захихикало существо в ее собственной голове. Неожиданно Олейни раздвинула ноги и принялась мастурбировать, приподнимая бедра и прогибая спину. Без малейшего на то собственного желания.

- Ты... Прекрати! Немедленно прекрати!!!

"Сама видишь, - ещё гаже захихикал голос в ее сознании. - Но ты мне понравилась. Очень вкусные эмоции, и эти сосочки... Ладно, потом поиграем. Сейчас я посажу эту штуку, и будем выбираться. Станет холодно. Ничему не удивляйся".

- Не понимаю...

"Сейчас поймешь".

...Ее сбросило на пол, скручивая в штопор сильнейшей судорогой. В глазах опять потемнело, и стало холодно. Металл на стенах стремительно покрывался коркой инея, на котором появлялись и пропадали символы. Перед ее глазами на двери возникли четыре стрелы, окруженные рваным зубчатым кольцом. Знаки вызывали ужас, заставляя слышать целый хор воя, шепота и визга в своей собственной голове. Она не поняла, сколько времени это продолжалось. Наконец, раздался удар, заставивший все задрожать.

"Живая? Сейчас дверь откроется".

- Что это было?

"Кажется, ты услышала варп. Все, что было, есть, или когда-нибудь случится. Не отвлекайся".

Дверь открылась, заставив Олейни подскочить и встать у противоположной стенки, убрав руки за голову и широко раздвинув ноги. К этому ее быстро приучили феминистки - при помощи электрошокера.

В камеру зашла низкосракая туша с синтетической мускулатурой, комбинезоне и радужной повязке. Не произнеся ни слова, она вышла в коридор, заметно пошатываясь. Из глаз феминистки текли слезы.

"Выходи. На эту не обращай внимания, но она в сознании. Все понимает. Так смешнее! ", - прокомментировал Альберих.

Олейни вышла в полукруглый торец тюремного коридора. Возле пульта сидели еще три таких же - радужные повязки, шокеры и автоматическое оружие. Дергаясь, как механические куклы, они вышли на середину зала, встали на колени и вытянули шеи, не переставая выть.

Открывшая камеру феминистка подошла к пожарному щиту, сняла оттуда топор и тремя страшными ударами раскроила головы своих коллег.

"Теперь сама!!!" - взвыл Альберих.

Роняя тяжёлые слезы, феминистка подошла к пульту, вытащила пистолет из ящика и дергаными движениями потащила его к виску.

- Не-не-не-на-на-до! - забормотала она.

- Надо, сука! Давай!!! - крикнула Олейни. В ее голове раздался одобрительный смех. Раздался выстрел, и феминистка сползла по стенке, оставив на сером металле красно-серую полосу крови, мозгов и ошметков костей.

- Что ты такое? - спросила Олейни в тишине.

"Я - arbitrium brutum, liberum, sensitivum. Воля животная, свободная чувственная. Или - чистый разум!"

Она открыла искореженную дверь соседней камеры и вскрикнула. На полу лежал карлик. Ростом с пятилетнего ребёнка, скрюченными конечностями и огромной головой гидроцефала, покрытой надувшейся сеткой вен. Рядом с карликом валялся обрывок радужной тряпки, такой же, как ее собственный.

"А кого ты хотела увидеть? - услышала она. - Ни одно тело не выдержит... меня. Тебе придётся меня нести. Ничего не бойся, иди по коридору прямо. Потом вниз, к шлюзу".

***
Радужный флаг полз вверх по флагштоку, норовя обернуться вокруг него под порывами сильного ветра. Транспорт "Беспощадно Карающих Во Имя Толерантности и Гуманизма" вызвал сильную турбулентность неожиданной посадкой, но Алекс отогнал прочь крамольную мысль о том, что они могут сделать что-то не так. С самого детства, проведенного в питомнике ювенальной юстиции, он никогда не совершал неправильных поступков. До одиннадцати лет носил юбку и ссал сидя, потом успешно получил обязательный гомосексуальный опыт, заявил о том, что он квир, и получил право носить штаны с ширинкой сзади. Теперь он гордился собой.

"Мне двадцать пять лет, у меня есть антикварная химическая переломка Izh-27 для запускания радужных фейерверков по вторникам, не интересуюсь запрещенными острыми предметами фаллического культа, живу с Толерантной Сестрой в двухэтажном доме, построенном родителями, которые уехали в Германию, зарабатываю 50к, что для окраины вполне хорошо. Физически развит, бегаю по утрам. На конкурсе "Оцени Анона" мою жопу оценили 8/10, служил в армии пассивным гомосексуалистом, ушел на дембель в юбке сержанта. Увлекаюсь кулинарией садоводством японской культурой, есть рыжий котик, собираюсь с друзьяшками по пятницам, бросил вещества и сигареты четыре года назад".

Да, Алекс был образцовым гражданином. Его родители исполнили свою мечту и смогли принять участие в кроссгендерной программе. Толерантный Союз оплатил его папе феминизацию, а маме - пришивание члена. После окончания реабилитации они могли пожениться снова, но бывший мама присоединился к ультраправым кроссгендерам и решил в своей новой жизни стать пассивным геем. Этот поступок выбивался из стандарта, и в доме Алекса принудительно поселилась старая феминистка из органов. Она не сильно досаждала своему подопечному, хотя Алекс с детства недолюбливал страпон. Впрочем, получить оценку жопы "8/10" хотя и было полезно для карьеры, но грозило быстрым износом победительницы. А ведь Алекс так надеялся на удачный однополый брак!

... Подняв флаг, Алекс встал раком, упер руки в землю и пронзительно завопил "Гимн феминизму". Долг государству был отдан, когда позади себя он увидел между собственных ног необычную пару. Стройную девочку в темно-синей накидке на голое тело, которая держала на руках... Ребенка? Алекс вздрогнул от ужаса. Нет, к счастью, это был не ребенок. В радужную тряпку был завернут привилегированный член социума - Человек С Ограниченными Возможностями.

- Привет! Я - Олейни. Тебя как зовут? - спросила девочка, оглядывая патриотичного гражданина перед собой. Лужайка с домом Алекса оказалась первым жильем человека, которое они встретили после посадки.

- Я Алекс. Двадцать пять стандартных лет, квир. Ты феминистка?

"Скажи "нет", - услышала Олейни в своей голове. - Я идиот и не умею разговаривать. Импровизируй".

- Нет, что ты. Я - лесби, - сочиняла на ходу Олейни, вспоминая юность и свой опыт в этом социуме. - Я няня Альбера, он умственно отсталый. Помоги нам! Ты обязан.

"Карьеристка", - понял Алекс, испытывая сложную смесь зависти и личной неприязни. Нет выгоднее статуса, чем физическое уродство. В сочетании с умственной неполноценностью они гарантировали политическое будущее. Второго такого урода еще поискать надо было, что обеспечивало обязательную победу кандидата на толерантных выборах. Тощая селедка держала на руках будущего депутата Толерантного Парламента, а то и министра.

"Зайди в дом к этому педриле. Мне нужно немножко времени, а тебе - оружие. Помни, что мое тело становится уязвимым, если разум... Далеко отсюда".

- Ты обязан нам помочь, - твердо сказала Олейни. - Сто Законов Феминизма. Закон номер тридцать четыре - "О преимуществе неполноценных".

- Слишком умная, - вздохнул Алекс. Но повиновался.

...Через час, когда Алекс угостил гостей тортиком собственного приготовления, он решил оставить их наедине. Что-то в этой парочке было не так. Девочка что-то шептала своему подопечному - и как будто слышала молчаливый ответ.

- Вижу, у тебя старинное ружье на стенке? - неожиданно спросила Олейни. Алекс с гордостью подвел ее к пластмассовой витрине. "Izh-27,  M2. 97. Сделано кривыми руками потомственных гомосексуалистов с ограниченными возможностями", - гласила табличка. Оглядев кривые стволы с развалившейся пайкой, Олейни брезгливо сморщилась вместо того, чтобы поцеловать толерантную реликвию.

- Только для вторничных фейерверков и годится, - сказала она. - Найди мне тонкую полосу титана, силовой шнурок, стеклопластиковые стеки для порки, плёнку и иглы для сосков.

Вздрогнув, Алекс поплелся на второй этаж к феминистке. С метровыми тонкими стеками его успешная задница была знакома просто превосходно. Феминистка держала их толстый пучок - быстро ломались.

- Все-таки... За что тебя арестовали? - спросила девушка у карлика, когда Алекс ушел. - Ты же мог...

"С вашей отсталой колонии я отправил вашему правительству ультиматум. Имперское Кредо. Видишь ли, у нас я слегка... Напроказничал, и теперь целая планета еретиков даст мне повод торговаться. Я хочу амнистию", - ответил Альберих.

- Глупый, - вздохнула Олейни. - У Радужной Армии - термоядерное оружие. Ракетоносцы. Гиперзвуковые дроны.  Наземные дроны - и полицейские, для принуждения, и боевые. Радужная гвардия с ядерным вооружением. Мы смогли только бежать. На Прокториус. Но и это колония с двухтысячным населением. Я слышала об этом - Толерантный Союз передал, что какие-то отдалённые дикари грозили нашему прогрессу.

"Мне нужно немножко времени", - захихикал Альберих. Рука Олейни опять поползла ей между ног.

- Прекрати. Скажи мне лучше... Что за знаки я видела на стенах камеры? Четыре стрелы, зубчатое кольцо и много символов, которые переливались, меняя друг друга.

Ее рука остановилась, а в сознании девушка почувствовала вспышку страха. Альберих испугался?

"Ты ничего не должна была видеть, - взвизгнул карлик. - Не пытайся вспомнить. Неужели... Но тогда сейчас уже поздно".

Со второго этажа вернулся Алекс и притащил все необходимое. Олейни решительно согнула титановую полосу от роликовых лыж, используемых для ежегодной "мужской гусеницы", и надела на нее прочный шнурок. Стеки украсились с одного конца иглами, а с другого - оперением из пластика. Вспомнив уроки своего приятеля с Прокториуса, девушка натянула тетиву и решительно пустила стрелу в розовый пуфик.

- Запрещенный фаллический символ!!! - торжествующе заверещал Алекс. - Вот и конец тебе, селедка тощая. А я просто не люблю выскочек и "шибко умных". Надавал бы тебе лещей, пока лицо от пощечин не станет красным. В рот таких ебал. Я уже зарепортил! Варитесь в своём чане с дерьмом и дальше!

Со второго этажа вынеслась феминистка, тряся силиконовой мускулатурой. Первая стрела пришпилила ее к двери, вторая пробила горло, а третьей Олейни попала прямо в жопу убегавшему Алексу.

- Чмохухоль, - сказала она ему, вспоминая  обдристанных зверьков с Прокториуса.

- Дом окружен!!! Беглая преступница, сопротивление бесполезно!!! - загремело откуда-то с улицы. Выругавшись, девушка бросилась к окну...

Их окружали три кольца. Полицейские дроны, "Радужная гвардия" в броне и с ядерным вооружением, и бесчисленные феминистки с электрошокерами и хлыстами.

- Публичная казнь!!! Именем толерантности!!! - завывали они.

- Альберих, там... Сделай что-нибудь, - почти кричала девушка, тормоша лежащее тряпочкой тельце. Карлик улыбался, ни на что не реагируя.

"Черные корабли... Черные корабли... Черные корабли", - повторялось у нее в сознании.

"Вот и все... Спятил",  - поняла Олейни, теряя волю к сопротивлению. Теперь ей казалось, что вся их затея с побегом была глупостью. Трюк был неплох, но что этот уродец мог сделать против всей военной мощи государства?

...От боли жалящих электрошокеров ее сознание потухло.

***
Алекс с гордостью поправил розовый шеврон. Сбылась его мечта: за поимку беглой преступницы он стал ЛГБТ-феминистом. Список ее преступлений был столь чудовищным, что даже поверить в это было сложно. Одно убийство феминистки заслуживало казни, но все вместе...

Он поправил подушечку под раненой задницей. Приговоры за преступления против толерантности выносились без суда и следствия, в соответствии с презумпцией виновности. Роль карлика установить не удалось, и его приговорили к пожизненному заключению. Его спас все тот же закон - "О преимуществе неполноценных".  Но его все равно доставили в Амфитеатр Гуманизма - на казнь сообщницы. Теперь карлик лежал на возвышении перед косым крестом с электрическими бичами.

Помост Гуманизма окружали тысячи камер СМИ, несколько колец охраны - феминистки, полицейские дроны и гвардия в броне.

После списка злодеяний громкоговорители провозгласили приговор, и розово-радужная  толпа взвыла от восторга. За преступления против толерантности и гуманизма Олейни с Прокториуса приговорили к распятию со смертью через бичевания.

Чувствуя гордость и прилив сил, Алекс любовался приготовлениями к казни. Обнаженную девушку распяли на косом кресте две дюжие феминистки, и подъёмник потащил сооружение вверх - чтобы казнь лучше видели все сорок тысяч зрителей.

Олейни обвела взглядом толпу, чувствуя странный подъем сил. Встретилась взглядом с Альберихом. Карлик молчал, лежа на пятне льда и инея. От него и не следовало ожидать другого. Боль выкручивала плечи, но худшее было впереди. Электрические бичи сдерут с нее кожу и мясо.

"Чтоб вы все сдохли", - подумала она, когда бичи пришли в движение. Очень медленное движение - их окружали те же символы, что она видела на транспорте.

И ее накрыла боль.

...Алекс взвыл от возмущения вместе с толпой. Новое преступление! Что-то срывало казнь. Бичи слизывали плоть, оставляя рану, но след тут же затягивался, а обнаженное тело на кресте начало светиться.

Что-то засвистело в небе. Опять загудел воздух от сильной турбулентности - как будто спускалось нечто огромное. Гораздо больше любого космического корабля Толератного Союза.

Девушка широко распахнула глаза, выдыхая морозный воздух. Боли не было - бичи лопнули и обвисли на столбах.

"Я говорил - мне нужно немножко времени, - услышала она знакомое хихиканье в своей голове. - Прости, но я решил насладиться церемонией. Всегда питал к ним слабость!"

- Преступник!!! - завопил Алекс, тыча пальцем в низкие облака. Прямо с неба спускалась высокая фигура в длинном плаще, сверкая металлическим черепом. Что-то не имеющее формы опустило преступника перед помостом.

- Именем толерантности!!! Вы арестованы за ношение запрещенного фаллического оружия и вызывающую демонстрацию маскулинности!!! Все что вы скажете, не может быть использовано в вашу защиту!!! - заревел бронированный сержант "Радужной гвардии". Угрожающе гудя фаллоимитаторами, за ним выдвинулись два полицейских дрона.

Олейни выпустила из ноздрей струйки инея. Теперь она знала, что было, что происходит и что будет.

Человек в плаще мгновенно сместился, выбрасывая правую руку с "запрещенным фаллическим оружием". Отрубленная задница сержанта какое-то время стояла на траве, а потом упала - в месиво из шестеренок и пластмассы, в которое превратились оба дрона. Девушка видела прошлое кривого меча с бронзовым навершием: когда-то он был чист и хранил в рукоятке обломки священной реликвии - цепного топора примарха Ангрона еще до его падения. Но теперь кривой клинок украшали те же знаки, которые она видела среди льда. Четыре стрелы в зубчатом кольце, и имена еще четверых...

- Что я скажу, - задумчиво произнес меченосец и посмотрел на низкие серые облака. - Кессел!!!

С неба обрушилась тварь в обрывках цепей, за которой летел шквал нестерпимо-белого пламени. Кольцо огня закружилось вокруг помоста, превращая в пепел радужные флаги, феминисток и остатки охраны. На землю падали обугленные скелеты и стекали лужи металла. Демонхост отсек их от толпы: косой крест с распятием, Альбериха и около тысячи зрителей с остатками охраны. Среди них Олейна узнала ЛГБТ-феминиста Алекса, который возмущенно тыкал пальцем и кому-то жаловался.

Небо почернело. Под шквалы ветра отовсюду спускались черные тени устрашающих размеров. Земля вздрогнула от удара чего-то огромного.

"Они запустят ракеты!!!" - вздрогнула от ужаса девушка.

"Черные корабли! Я говорил тебе о них. Но и это еще не все. Смотри и наслаждайся моей церемонией. Публичной казнью!" - ответил ее мыслям Альберих.

Со своего креста она увидела на горизонте чудо - величественный собор готической архитектуры, которого не могло существовать, как оскорбляющего чувства меньшинств. Издали доносился звон гонгов, птилосов и колоколов. Раздался рев, и собор взмыл вверх - открывая под собой чудовищную машину высотой не меньше пятидесяти метров. Вскинув руки, титан обрушил на город два ревущих потока плазмы, слизнувших окраинные кварталы. Не прекращая огня, он пошёл вперед. Наперерез титану рванулись несколько ракет - и разлетелись перед ним, лишь  усугубив разрушения. Откуда-то Олейни знала, что его зовут "Инвиктус", и он родился на Марсе приблизительно десять тысяч лет назад. Рядом с древней Террой - откуда на самом деле и брало свое начало человечество, выродившееся в педерастию на окраиной планете, но сохранившее название древних стран. Знала она и другое: ничто из арсенала Толерантного Союза не могло пробить щиты титана класса "Император". Ранить титана мог только Кессел, но он сражался на одной стороне с машиной. Видела она и будущее: древняя машина стала нечестивой в момент своего пробуждения, и когда-нибудь место шпилей и  угловатых орлов займут шипы и стрелы с зубчатыми колесами, на которых повиснут гирлянды черепов феминисток и трансгендеров. Сам того не зная, "Инвиктус" складывал их к кроваво-красному трону того, кому он будет принадлежать сам.

...Вокруг помоста царил хаос. Девушка ничего не чувствовала, но видела последнюю атаку радужной гвардии. Собравшись в боевые порядки, остатки боевых гомосексуалистов обрушили свой огонь на помост. Альберих взмыл вверх, окруженный облаком псионического инея. Дергаясь, как марионетки, уцелевшая феминистка и Алекс опустили крест с распятой девушкой вниз. Земли она коснулась уже сама.

"Инквизитор затребовал подкрепление!" - услышала она в своей голове. Рядом с ними приземлились несколько гигантов трехметрового роста, и накрыли шквальным огнем сопротивление гвардейцев. Рядом с Олейни оказался самый рослый из них, в серо-серебряной броне, покрытой печатями чистоты.

"Держись рядом с этим громилой. Это библиарий Караула Смерти. Он чувствует меня...", - без особой симпатии произнес Альберих.

Олейни задумчиво наблюдала, как вокруг нее летел дождь кровавых ошметков от двух цепных мечей. "Первым легионом этого воина были Дети Императора... Он древний, как время", - откуда-то поняла девушка, глядя на эмблему на правом наплечнике брони. На горизонте до самых небес поднималось пламя - ярость "Инвиктуса"  продолжала уничтожать город.

- Сопротивление подавлено, - услышала она низкий бас из-под шлема библиария. - Приказы?

- Возвращаемся. Этих - с собой, - ответил инквизитор.

Перед Олейной опустился на колено воин-гигант, чем поверг ее в крайнее удивление.

- Живая Святая - произнес он. - Мы стали свидетелями чуда.

***
Глядя в прозрачно-чёрный купол на россыпь звезд, Олейни уже ничему не удивлялась. Черный Корабль походил на готический собор, построенный вокруг продолговатого веретена, и поражал своими размерами. Последними планету покинул "Инвиктус", поднятый за плечи сразу двумя транспортами, но и император титанов потерялся в чреве корабля.

Они стояли посреди личных покоев инквизитора, занимавших центральную башню верхней палубы. Девушка переоделась в серую накидку и заняла почетное место в центре свиты. Заметно сник Альберих, которого сопровождали двое конвоиров из Караула Смерти.

Инквизитор сидел в высоком кресле в сопровождении тощего техножреца в кроваво-красной мантии и летающего черепа-сервитора.

- Живая Святая... Непосредственное проявление силы Императора. Чистота. Чудо, - нарушил молчание инквизитор. - Есть те, кто верят в это. Но я не из их числа, потому что к появлению нашей "святой" приложил руку сгусток мерзости, архиеретик, альфа плюс плюс-псайкер Альберих, которого я давно собирался сжечь. Сначала ты спрятался от нас на самом поганом мире, какой можно вообразить - зараженной гомосексуальным варпом мерзости на самой окраине Империума. Скажи мне, как у тебя хватило наглости обратиться к ним с Имперским Кредо? Впрочем, дальше было еще хуже. Ты не только не стал от меня скрываться, но и дал роскошный астропатический маяк. За это мы признательны, потому что на подлете к этой клоаке мои астропаты обезумели и начали сношаться друг с другом. Пришлось усыпить. Я не понимаю одну вещь: как ты смог оживить "Инвиктус"? Эта штука была неисправна несколько тысяч лет, и я терпел ее в виде корабельного храма, потому что магосы не давали порезать священную машину на металл. Никто не понимает, как устроены "Императоры".

- Я прошу о снисхождении, - подал голос Альберих. - Чудо явления живой святой починило машину, и она встала на ее защиту.

- Расскажи это торианцам. Я знаю, что это ты, сволочь, - с безразличной интонацией ответил инквизитор. - Но ты прав в одном: мне нужен "Инвиктус". И лишь по этой причине я помилую тебя. До тех пор, пока твоя гнилая сущность не возьмет в тебе верх, именем Императора ты помилован, и зачисляешься... Моим астропатом, назовём это так.

"Я стану свидетелем твоего падения, радикал, - услышала Олейни в своей голове. - И ты, и этот корабль, и "Инвиктус" вы все встанете под алые знамёна. Это знает варп, и это знают трое: я, живая святая, и твой Кессел”.

- Мне понравилось быть титаном, - смиренно ответил Альберих вслух.

- Я правильно понимаю, что теперь я... Не могу произнести это, - сказала девушка, испугавшись звука собственного голоса.

- Что ты такое, не понимает никто. Но торианцы верят, что ты - святая, - ответил инквизитор. - Поэтому тебя ждет Экклезиархия и миллиарды коленопреклоненных, желающих лицезреть свет твоего обнаженного тела. Хотя я бы сказал, что столь же благое дело молиться Легиону Проклятых. Но портить отношения с торианцами я не буду.

- А что будет с этой планетой? - раздался скрипящий синтезированный голос магоса.

- Именем Императора Человечества говорю: это рассадник мерзости и педерастии. Объявляю ее Диаболус и приговариваю к очищающему пламени. Экстерминатус! - объявил инквизитор.

...Под мелкую дрожь корабля Олейни смотрела через купол на огненный Ад, развергшийся под ними. Термоядерные взрывы следовали один за другим. Исчезла атмосфера, планета стала черной, потом красной, а в конце - разлетелась в облако космической пыли.

- Остался последний еретик, - напомнил магос. - Доставить?

- Чмохухоль, - обрадовалась Олейни, когда дознаватели притащили воющего ЛГБТ-феминиста Алекса.

- Сжечь, - брезгливо сморщился  инквизитор.

- Есть идея лучше, - скрипуче возразил техномаг. - Позади "Инвиктуса" мы нашли еще одно древнее устройство, как раз для таких случаев. Penitent Engine. Позвольте привести его в работоспособный вид?

- Исполняйте, - безразлично кивнул инквизитор.

Алекс выл на одной ноте, пока его, раздетого догола, насаживали жопой на железный штырь и запихивали в шипастую клетку впереди шагающего сооружения размером с дредноут. Нейрожгуты и инъекции обеспечивали непрерывную боль и ужас, которые мог смениться лишь желанием умереть в бою. Которое может осуществиться спустя века непрерывных пыток.

"Кажется, от всей нашей культуры останется один Прокториус. Может, оно и к лучшему", - подумала девушка.

***
Затаив дыхание, Олейни пробиралась по коридору в каюту библиария Караула Смерти. Ей удалось проскользнуть незамеченной, и теперь... Неужели получится…
"У Адептус Астартес длина пениса составляет около тридцати сантиметров, - услышала она голос Альбериха в своей голове. - Но после электрических бичей твое тело переживёт и это. Пожалуй, я... Побуду с вами. Это так мило!"

Мерзкое хихиканье ушло на самую периферию сознания, но не прекратилось.