Пьяная Света спала крепко, а проснувшись с жуткой головной болью обнаружила,  что ночью ее вырвало прямо рядом с кроватью. Комната и без того выглядела отвратительно: запекшаяся кровь на коричневом линолеуме, багровые разводы на серванте, размотанный бинт, секатор, глядящая на нее отрезанная голова вместо телевизора. И теперь еще эта лужица блевотины.

Света залезла в душ, бросив перепачканную футболку и джинсы в корзину для белья. Прохладная вода, стекающая по жиру на животе и целлюлитным ляжкам, освежала, приводила в чувство, но не спасала от жуткой головной боли.

Чистила зубы, любуясь новеньким носом, ушами. Повела тонкими губами, разглядывая покрытый бутонами прыщей лоб, испещренные рытвинами от постоянных колупаний щеки. Два зуба росли криво, лишая улыбку всякого очарования.

На работу Света опоздала, но все равно пришла раньше Александра Ивановича. Администратор Лена долго пялилась на нее, пытаясь понять, что не так. Антон и Максим поглядывали украдкой, тоже не вполне уверенные: изменилось что-то в их невзрачной коллеге или это просто сочетание плохого света, макияжа и новой прически?

Света вниманием наслаждалась. Пусть ловила она взгляды скорее озадаченные, нежели восхищенные, но это все равно больше, чем ей доставалось обычно.

“Настоящая Женщина гордится своим телом, любит свое тело и постоянно работает над ним. Ее тело — храм, святая святых, сосуд для жизни, и потому требует быть красивым, ухоженным. Тело Женщины — не только способ привлечь достойного Мужчину, но и источник радости для самой Женщины”.

— Светлана?

Света оторвалась от чтения статьи. На нее, несколько удивленно, смотрел Александр Иванович, только что появившийся в офисе.

— Здравствуйте! — она вскочила, поправила сбившуюся кофточку, улыбнулась одними губами, нервно поправила волосы.

— Эм, — вместе с удивленным Александром Ивановичем на Свету косились еще пол-офиса. — Что у нас там по “СНД”? Готовы документы?

— Да, Александр Иванович, все готово! Нужна ваша подпись.

— Хорошо, занесите, будьте добры, — директор удалился в свой кабинет.

Света стояла еще несколько секунд словно молнией пораженная. Позвал! К себе в кабинет! Сам!

Она бросилась распечатывать договор с “СНД” и спустя несколько минут появилась, с колотящемся сердцем, на пороге офиса Александра Ивановича.

— Вот. Документы, — хрипло произнесла Света и откашлялась.

— Давайте.

Она скромно ждала рядом с широким столом, пока Александр Иванович просматривал и подписывал договор. Она вдыхала аромат его парфюма, любовалась большими ладонями, выпирающими под рубашкой мышцами. Настоящий Мужчина.

Он вернул Свете бумаги, и та, помедлив чуть дольше необходимого, направилась прочь.

— Светлана, — окликнул Александр Иванович, когда она почти покинула кабинет. Развернулась. Директор пристально изучал ее, откинувшись в кресле, вглядывался в лицо.

— Нет, ничего. Работайте, — сказал он и повернулся к компьютеру.

Домой окрыленная Света спешила как никогда. Задержалась только в строительном магазине, где купила новые, острые ножницы, пассатижи и рашпиль. Света впервые видела такой инструмент, но когда продавец объяснил, что он нужен для снятия толстого слоя древесины, Света сказала решительное “беру”. Самой дорогой, но при этом самой нужно покупкой оказалась электроножовка. Небольшая, желтенькая. Со скидкой, если прикупить сразу аккумулятор.

— Ремонт затеяли? — спросил на кассе вчерашний угрюмый продавец.

— Косметический, — ответила Света.

Рядом с домом ей приветственно кивнул мужик с пивом. Светлана кивнула в ответ.

Домофон, ступеньки, ступеньки, ключ, скрип двери. Непривычная тишина. Света разулась, прошла в комнату. Голова сидела на тумбе, смотрела внимательно, но молчала.

Света съела бутерброд, шоколадку, запила чаем. Ни звука. Она разделась до гола, лишь немного стесняясь головы; постелила на пол бесплатные газеты, что складировала в прихожей. Тишина.

— Ну. Давай. Что делать? — Света сидела на полу, разложив перед собой инструменты. — Я готова, давай.

Ничего. Светлана подошла, медленно опустила руку на макушку головы, потрогала мягкие волосы. Глаза следили за рукой. Света присела, погладила щеку.

— Ну давай, родной. Помоги мне, я все, что надо сделаю. Ты только скажи, что.

Медленно опустилась челюсть, вытянулись овалом губы, но не раздалось ни звука.

Свете сделалось страшно. До этого голова требовала, не оставляла выбора, своим криком едва не сводя с ума, но теперь все было иначе. Решать, что она в себе ненавидит придется самой.

— Ну ладно.

Пассатижи. Света нащупала кривой зуб на верхней челюсти, зажала между металлическими хваталками. Размышляла, как лучше — медленно или резко. Решила, что резко.

“Настоящая Женщина гордится своим телом, любит свое тело и постоянно работает над ним.”

Крепко сжав пассатижи, дернула вверх.

— Ммммм, — жалобно завопила Света, прикрывая рот. Сломанный под корень зуб валялся на полу. Из раны на ладонь текла кровь, капала на передовицу с фотографией Путина.

Вырвать второй зуб с первого раза не вышло — окровавленная ладонь соскользнула с рукояти инструмента. Вытерев руки о газету, Света, крепко зажмурившись, посчитала про себя с трех до одного и дернула.

Зуб остался зажат в упавших пассатижах, Света повалилась на бок, сучила ногами, срывала горло воплем.

Как только первый, самый болезненный приступ боли прошел, она дрожащими пальцами подняла оба зуба и вложила в рот голове. Раздался противный скрип кости о кость, затем хруст. С видимым усилием голова прожевала зубы.

— Что дальше? Я готова, — прошептала Света. Говорить было больно и неудобно из-за заполнившей рот крови.

Голова молча опустила челюсть.

Рашпиль. Плоский металлический прут, покрытый сотней крошечных загнутых шипов. Света приложила инструмент ко лбу.

“Ее тело — храм, святая святых, сосуд для жизни, и потому требует быть красивым, ухоженным.”

Под ее вопль с лица сдирались лоскуты кожи. Рашпиль драл больно, до мяса, но Света работала быстро, зная, что стоит только остановиться — и начать заново не хватит духу.

Лоб, щеки, подбородок. Она действовала аккуратно, чтобы не задеть нос и уши. Правильно, что не стала брать зеркало — она бы только ужаснулась кровавому месиву, в которое превратила собственное лицо.

Ладони уже были по запястье в крови, красные полосы тянулись к локтям. Света собрала приставшую к рашпилю кожу и куски мяса, сгребла несколько упавших на пол лохмотьев и положила мягкую, мерзкую горсть плоти на язык голове. Свете показалось, что та жует с удовольствием.

Боль во рту тем временем унялась, и Светлана нащупала на месте вырванных зубов два новых — совершенно прямых. Ей захотелось броситься в ванную, к зеркалу, но неровного отражения в серванте хватило, чтобы отвадить от этой затеи.

Сдирать кожу с целлюлитных ног и зада оказалось неудобно и оттого еще больнее. Света всячески изворачивалась, делая резкие, но редкие взмахи рашпилем, снимая лишь по несколько сантиметров кожи за раз.

Ей пришлось остановиться, отдохнуть. Все вокруг: шкафы, пол, Света, Путин были в крови. За окном садилось солнце, блестело на свежевыкрашенных фасадах пятиэтажек. Со двора доносился крик ребятни. Теплый августовский вечер подходил к томному завершению, на прощание прошелестел тополями у подъезда.

Света закончила работу и отправила шматы кожи и мяса в голову. С интересом разглядывая окровавленную голую женщину, голова прожевала и проглотила предложенное.

Каждое движение отзывалось жжением на оголенном мясе, и Света стояла, замерев, посреди комнаты. Она наблюдала, как несколько болезненных минут спустя начали зарастать раны на ногах. Все происходило словно в ускоренной перемотке: собиралась кровь на поверхности, затягивая оголенное мясо коростами, которые тут же засыхали и отваливались, оставляя вместо себя гладкую кожу.

Боль прошла, Света осторожно потрогала бедра, попу, лицо, но через слой засохшей на ладонях крови ничего почувствовать не удалось.

Зашелестел душ, Света долго отмывалась в горячей воде. Ее одолевало головокружение, навалилась усталость. Хотелось поскорее уснуть. Но прежде…

В зеркале Света себя узнала не сразу. На нее смотрела красивая, светловолосая девушка с идеально гладкой кожей, как у куклы. В чертах все еще можно было разглядеть Светланин изгиб челюсти, острый подбородок, но ни следа от морщин и прыщей не осталось.

Она развернулась, рассмотрела ноги. Абсолютно идеальная кожа, на ощупь — чистый бархат, а зад, кажется, даже стал подтянутей.

Насмотревшись и нагладившись, она пошла на кухню, достала аптечку. Бинты, много бинтов.

— Последнее. Ты готов? — спросила она голову, и та раскрыла рот.

Электроножовка. Инструмент затарахтел, быстро задвигалось лезвие с острыми зубчиками.

“Тело Женщины — не только способ привлечь достойного Мужчину, но и источник радости для самой Женщины”.

Свой обрюзгший живот и, откровенно говоря, уродливую грудь Света ненавидела всей душой. Оттянув слой жира на пузе, она поднесла дребезжащую ножовку к телу. На новеньком лбу выступил пот, тряслись руки. Страх невыносимой боли не давал сделать решающее движение. А что, если она умрет?

— Нет! — Света отбросила инструмент, который тут же замолчал. — Я не могу....

Она заплакала. Пяткой размазывая по полу кровь, ревела и жалела себя. Да, красивое личико, шикарные волосы. Но она никогда не сможет надеть облегающее платье и светить соблазнительным вырезом. Мужчины, и особенно Александр Иванович, не будут ее хотеть, а если и будут… Она никогда не сможет перед ними раздеться. Они просто сбегут в страхе.

Света посмотрела на голову. Та стояла, обратившись затылком к комнате. Света перепугалась.

— Нет! Нет-нет-нет! — затараторила она, подползая к голове. — Прости, я просто струсила, я не хотела! Я все сделаю, только не отворачивайся! Смотри на меня!

Вновь затрещала электроножовка. Обливаясь слезами, Света закричала:

— Смотри! Смотри, я все сделаю!

Голова медленно повернулась, открыла рот; наблюдала с любопытством.

— Да…да… Сейчас, — проговорила Света и, с истошным “ААААА”, вонзила зубья инструмента в плоть.

Кровь брызнула на стену и потолок. Вопли Светы заглушали работающий инструмент. Кусок за куском на пол валилось мясо, Света затыкала раны бинтами, которые, впрочем, быстро затягивались, не давай ей потерять сознание от потери крови. Но боль, боль невыносимая, до тошноты, до потери рассудка...

Куски мяса валялись на полу, валялась на полу и Света, ожидая, пока залечатся последние раны.

— Грудь, — вдруг сказал спокойный мужской голос. — У тебя уродливая грудь.

Света приподнялась.

— Мне не нравится твоя грудь, — мужская голова говорила спокойно, глядя на Свету. — Она не сексуальная, твоя грудь. У меня бы на нее не встал.

Света кивнула:

— Я понимаю. Хорошо. Сейчас.

Она взяла электроножовку. Оттянула левую грудь. Бжжж. Оттянула правую грудь. Бжжж.

Прикрыв обильно кровоточащие места бинтами, Света на коленях подползла в голове, держа два куска мяса с большими сосками. Голова ела прямо из рук Светланы, жадно вгрызаясь в плоть, откусывая и долго, монотонно пережевывая, затем кусала опять. Так голова съела груди и лишний жир со Светиного живота.

Когда последний кусок провалился в глотку, голова сказала:

— У тебя слишком широкие запястья. У тебя слишком узкий таз. У тебя слишком глубоко посажены глаза. У тебя слишком тонкие губы. У тебя слишком короткие ноги. У тебя слишком выпирают костяшки пальцев. У тебя слишком ломкие ногти. У тебя слишком много родинок на руках. У тебя слишком толстые икры. У тебя слишком большой размер ноги…

Обессиленная Света уже не слышала голову. Она лежала на полу, в крови и остатках мяса, медленно погружаясь в сон.