Great War.docx

	На мгновение все погрузилось в оглушительную тишину. Слева и справа, в зигзагах залитой недавним дождем траншеи, замерли в ожидании сотни сослуживцев. Нервно стиснутое оружие, грязная форма, обращенные к небу глаза – кто-то беззвучно молился, а кого-то била дрожь. Над избитым войной полем плыли свинцовые тучи.
	По окопам и траншеям растекся пронзительный, вгоняющий сердце в пятки свист. Приказ!
	Самокрутку – долой! Втоптать ее в грязь, а самому поспешить на одну из грубых лестниц. Кто-то должен быть первым, и кто-то, вольно или невольно, стал. А следом устремились вверх остальные. На ватных ногах, со страхом в груди и потаенной верой в артиллерию.
	Не зря ведь она добрые два дня перепахивала позиции фрицев?
	На поверхность выбрался еще один солдат. Ноги понесли его вперед и в сторону, руки стиснули ухоженную винтовку с блестящим штыком еще сильнее, а глаза не хотели видеть. Но видели. Унылую коричневую равнину с редкими, чудом уцелевшим деревцами, мили колючей проволоки, разнокалиберные воронки и грязь. Уж чего-чего, а грязь была повсюду. И, конечно, спины сослуживцев.
	Теперь – вперед! Бежать, убивать и умирать!
	— Быстрее, быстрее! — подгоняли командиры. — Пока гунны не опомнились!
	Заскочить в чавкающий грунт. Одну за другой миновать линии колючей проволоки через заготовленные проходы. Не смотреть на мертвецов. Мчаться, как мчались все, с пятью дюжинами фунтов за спиной. Ждать в движении.
	Уши солдата забил рев сотен, если не тысяч глоток. Он сам орал что-то невнятное, выплескивая страх. Немного помогало. Бежал ведь туда, где две недели назад бесславно полегли три роты.
	Но тела своих – на той стороне ничейной земли. А здесь одни только враги. Висевшие на колючке, засыпанные взрывами, утонувшие в грязи. Кто-то лежал здесь уже год, кто-то был совсем свеженьким, полуторанедельной давности. Воняло… привычно.
	Нещадно болела сведенная челюсть, но солдат не обращал внимания. Некогда, черт побери! Вперед и только вперед, пока волну пехоты не отхлестали смертоносные бичи пулеметов. А фрицы-то парни стойкие…
	Фут за футом, ярд за ярдом. Все дальше от невзгод окопной жизни.
	То вниз, в залитые мутной водой низменности. То вверх, по оплывшим и избитым стенкам воронок. Иногда под ногой чавкала гнилая плоть. Не по-человечески это как-то, но солдат не мог углядеть на бегу мертвых фрицев или своих, уж точно не посеревшие, изъеденные крысами тела под вязкой жижей.
	Война представлялась иначе.
	А солдат все бежал. Худощавый и высокий, он мог видеть немного больше прочих. Жилистое, наработанное на ферме тело не торопилось уставать. Бледный, раскинувшийся по всей левой щеке шрам от старого ожога кривил и без того перекошенное лицо еще больше.
	Последняя треть ничейной земли. Еще немного! Королевские артиллеристы похоже, перемешали врага с грязью!
	Может быть. Но эти позиции возводились без малого два года. А фрицы умеют готовиться.
	На горизонте заплясали крохотные звездочки.
	Чпок-чпок-чпок-чпок… Вжик! Вжик! Дзинь! Тра-та-та!
	Первый ряд скосило в мгновение ока. Парни и понять ничего не успели, как пулеметы с отвратительной легкостью оборвали их жизни. Только могли, что безжизненным комом повалиться в грязь. Или, что хуже, затихавшими голосами молить о помощи.
	Вниз! Воронка – сойдет! Привет, подгнивший соотечественник! Ты не против? Конечно нет.
	Солдат, заботясь только о собственной шкуре и винтовке, плюхнулся на живот. И торопливо подполз к краю воронки. Все, захлебнулась первая волна. Часть перебило, часть изо всех сил вжалась в землю – но, какого-то черта, упорно ползла дальше. Парню с перепачканными лицом тоже бы стоило.
	—Ты как, жив!? — басовито громыхнуло за спиной. Солдат обернулся. — Дьявол, ты бы сам видел, как упал!
	Лицо незнакомое. Грубое, словно выточенное из камня, все в оспинах. Короткая рыжая бородка выглядела неестественно аккуратно для такого-то окружения.
	— Нормально! — крикнул в ответ солдат. — Вроде живой!
	Где-то справа взлетели фонтанчики от пуль. Да и над головами просвистел десяток-другой. А размеренный стук пулеметов мог бы заколачивать гробы десятками в минуту – но никто не собирался хоронить погибших как следует.
	Только бы не заметили. Солдат осторожно выглянул из-за края воронки. Мешали широкие поля каски, но не снимать ведь ее. Выше, чуть-чуть выше, еще немного… И обратно!
	— Я не хочу! — нервно сказал парень. Пальцы отозвались болью – настолько сильно он стиснул винтовку. — Черт, черт, черт!
	— Как тебя зовут? — неожиданно спросил рыжебородый, повторив маневр солдата.
	— Рик! — выдохнул тот. — Рик Салливан!
	— А я Купер Фокс! Так вот, Рик! Вылезай из объятий дохлого Томми и вжимайся в землю! Как к матери родной, не поднимай головы и задницы, тогда можно подобраться ближе или свалить куда подальше!
	Рик это понимал. Не первый раз в бою – но раньше он только оборонялся. Фрицы умудрялись пробраться через пулеметный огонь, таких он и отстреливал. Даже, вроде бы, в кого-то попал. Но наступать? Сейчас? Чего ради!?
	— Надо… надо подождать! — выкрикнул солдат.
	А над полем боя вдруг расцвели зеленые огни сигнальных ракет. Сигнал! Что он значит, что он значит… из головы вылетело!
	— Подождать! Черт, они тебя услышали! — хохотнул Купер и перехватил «окопную метлу», помповый дробовик. Рик вдруг заметил утканную гвоздями дубинку на поясе соотечественника, всю в засохшей крови.
	Где-то в тылу, силясь перекричать пулеметы, раздались свистки. Один… два… три… Остановиться и ждать!
	Горизонт полыхнул вспышками стрельбы. Само небо разукрасилось красными, желтыми и оранжевыми цветами – на юге, на севере, на западе. Бог войны собрался исправить недоработку.
	Ни слов, ни мыслей. Только влажные, чавкающие объятия грязи, запах смерти и липкий страх. Солдаты вжались в землю как могли, до того, что во рту появился отвратительный, но прилипчивый вкус грязи. Только бы не дважды в одну воронку…
	Землетрясение. Не больше и не меньше. По линии укреплений выросли цветки попаданий, ахнула и содрогнулась земля, а пронзительный свист снарядов штопором ввинчивался в уши. Залп! Еще один! Еще! Пока дюймовки и фунтовки не раздробят дерево и бетон, не выгрызут фрицев из их нор!
	Пулеметы заткнулись, но ярость Империи сыпалась и сыпалась с небес. За грохотом фугасов спрятались тихие хлопки шрапнели – а там, из траншей на западе, уже торопилась новая волна.
	Что-то падало опасно близко. Что-то обдало солдат грунтом, кровью и древесными щепками. Обдало твердым воздухом, словно подгоняя их встать на ноги и ринуться вперед – на бесчисленные ряды колючей проволоки. Но еще немного, и обстрел закончился.
	— Нам повезло, а! — воскликнул Купер. — Можем сдохнуть не так глупо, как остальные!
	А Рик только-только оторвал голову от земли, повернулся – и сердце вновь ухнуло в пятки. Мертвец. Обстрел ли, или, может, солдат зацепил его рукой. Но мертвый Королевский Стрелок пялился прямиком на Салливана. Подгнивший, изъеденный крысами и непогодой, без одного глаза – но мертвый Томми, черт возьми, ухмылялся! Недвижимо, заползая своей улыбкой куда-то в душу, дергая за все ниточки страха разом.
	— Господи, какого! — вскрикнул Рик и торопливо отполз в сторону. А затем нервно пнул убитого. — Вот же! Надо ж было такое увидеть!
	— Рассмотрел? — Купер взглянул на солдата и осторожно высунулся из воронки. — Так им! А я на таких не смотрю, и тебе советую!
	— Не так он лежал! — из Рика вырвался нервный смешок. — А, к дьяволу!
	Солдат тоже высунулся посмотреть. По всей вражеской линии, насколько дотягивался взгляд, оседали клубы пыли и дыма. Никаких пулеметов. Никаких смертоносных звездочек, размеренного стука и редкого треска винтовок. Позади же надвигалась коричневая стена из новой волны пехоты.
	— Дождемся и пойдем? — полуутвердительно спросил Рик.
	— Я даже не капрал, парень! — хохотнул Купер. — Но так и собирался.

	Вторая волна бежала мучительно медленно. С одной стороны, это была передышка перед боем, с другой же… Рик с замиранием сердца смотрел то на своих, то на перепаханные позиции врага. А ну как оживут пулеметы? И продолжат хлестать по толпе, срезать коричневые колоски!
	Не ожили. Даже не тявкнула какая-нибудь винтовка.
	Уцелевшие в первой атаке понемногу вливались в следующую. То из воронки, то из-за мертвой лошади или крохотного «бруствера» поднимались грязные, но живые солдаты и шли вместе со всеми.
	И Рик с Купером тоже. Стараясь держаться поближе, они затесались в середину волны и продолжили наступление с остальными. Но теперь – по своим. В окопах ходили байки о том, как не выдерживали и сходили с ума пулеметчики, отбивая волну за волной – и, с мурашками по всему телу, Рик понимал, что это похоже на правду. Бойня.
	Мертвецы лежали спокойно. А тяжелораненые вопили со всей мочи, надеясь привлечь внимание. Или просто от боли. Некоторые захлебывались кровью изо рта, некоторые тянулись к людям и отчаянно сжимали раны, некоторые отползали в тыл.
	Волей-неволей, но по ним то и дело пробегал взгляд Рика.
	Шаг за шагом. Все ближе к колючке.
	Первые ряды уже пытались перебраться через нее. Шквал снарядов, конечно, снес опорные столбики, но проволока подло не хотела рваться. Искореженные, перекрученные, спутанные металлические нити все так же закрывали проход – но шел далеко не первый год войны.
	Вздохнув, Рик вытащил кусачки и ускорился. Рыжебородый остался за спиной, ну и черт с ним. Протолкавшись сквозь солдат, подойдя к заграждению и найдя подходящее место, Рик принялся за дело.
	Грязную, чуть ржавую нить в заточенную пасть инструмента, со всей силы надавить на ручки… дзынь! Перекусил. А затем еще и еще, расчищая дорогу для своих. Торопливо, но аккуратно, без желания, но так нужно. И постоянно следить за руками, каждый миг, ведь уколоться о проволоку легче легкого. Для того и сделана.
	Особо лихие проскакивали вперед других. В ход шло все – мундиры убитых, винтовки, рюкзаки. Лишь бы продраться через заграждения и нырнуть во вражескую траншею с оружием наперевес. Спереди уже разгорался бой.
	Все, путь свободен! Долой кусачки, винтовку в руки и вперед! Под громогласные вопли солдат, под бешеный стук сердца и торопливое дыхание, со сведенным в пугливой ухмылке лицом.
	Стрельба. Качается в такт бегу кончик штыка. А чертовы колбасники уже опомнились, уже подтянули свеженьких фрицев и гансов по поперечным траншеям!
	Рик бежал как мог. Перепрыгивал через свежие, еще дымящиеся воронки, вдыхал сгоревший тротил и отчаянно хотел домой. Хотя бы на время. Он проскочил мимо груды дохлых, разорванных на части лошадей. Едва не упал, когда нога скользнула на влажной грязи. А затем – скатился в темный провал окопа.
	Стало тесно. В воздухе, казалось, еще витала кровавая пыль – один из снарядов пришелся аккурат в скопление фрицев. Отупев от страха и возбуждения, Рик мельком взглянул на рваные куски мяса, на бурые стенки траншеи и двинулся дальше. Вглубь. Первой волне приказывали идти по низам.
	Он был не один. С коротышкой, с наспех перевязанным бедром. С седым, измазанным в грязи парнем.
	Теперь они никуда не торопились и шли со всей внимательностью, выглядывая врага или, что хуже, внезапную гранату. Прислушивались, но грязь чавкала слишком тихо.
	Вот он!
	Три выстрела слились в короткую дробь. А мужчина, в мышиного цвета униформе, вздрогнул и, прямо на ходу, рухнул лицом в мутную жижу. Выбросить гильзу, дослать патрон – идти дальше.
	Осторожно переступив через убитого, Рик прижался к стене и выглянул за изгиб хода. Дзынь! Перед глазами расцвел яркий сноп искр. Парень отшатнулся и рухнул на спину, пополз назад, хватаясь во все подряд.
	— Ублюдок! — выплюнул он. Взгляд все не хотел проясняться. — Чертов ублюдок!
	Что-то мягкое под рукой? Плевать! Фриц уже мертв, ему все равно.
	— Руку! Дай мне руку! — раздался крик со спины.
	Нащупав ладонь солдата, Рик вцепился в нее так, словно лез на дерево. Мощный рывок оттянул его подальше от поворота. Мимо прочавкали ботинки. Нужно было вставать, да поскорее!
	Куда легче перевернуться на живот. И поползти как животное, на четвереньках. Так Рик и сделал. Помчался куда подальше, не разбирая дороги, пытаясь проморгаться и радуясь тому, что ремешок на каске успел подгнить. Теперь, правда, каска осталась позади. А короткие черные волосы – не защита от пуль и осколков.
	 Позади трещали выстрелы. Как вдруг…
	— ГРАНАТА! — истошно заорал кто-то из солдат.
	По телу разлилась отвратительная слабость. Но такое предупреждение… Рик пополз, казалось, еще быстрее. На дрожащих руках, за которые что-то уцепилось, на подгибающихся коленях. Дальше, дальше, дальше! За изгиб траншеи!
	Встреча со стеной оказалась жесткой. Зато ориентир – теперь вправо, так, словно за ним гонятся черти! И в глазах немного прояснилось.
	Бух!
	Успел! А кто-то нет – пронзительный, срывающийся крик боли походил на паровозный свисток. Но куда лучше Рик слышал скрип зубов. Собственных. Прошла тьма в глазах, остались только разноцветные пятна.
	За левую руку уцепился ремешок, на другом конце которого нашлась винтовка. Его винтовка. Нашлась – и немедленно перекочевала в руки, уставилась дулом и штыком куда-то в сторону врага. Для этого парень сел и подпер стену спиной.
	— Давай, ублюдок, только покажись! — горячо зашептал он. — Давай, давай! Я вернусь домой, а ты нет!
	Никто не выходил, так что Рик попробовал встать. Получилось на удивление легко. Пара шагов тоже без проблем. Не задело! И на лице проглянула кривая, но все-таки улыбка. Еще бы не этот холодок по всему телу…
	Свистки. Первый, второй, третий, четвертый… все. Отступление? Сейчас!?
	— Отходим! Возвращаемся на позиции, леди! — послышались отовсюду приказы. Близко, далеко, разными голосами, но говорили они одно и то же. Ну, раз так…
	— Уходим! Эй, слышите!? Забудьте о фрицах, мы отступаем! — закричал Рик и попятился. Проверить бы своих, но парень не хотел вновь выглядывать из-за угла.
	Шаг за шагом. Еще пара поворотов – и бежать! Бежать со всех ног, подальше от лающих выкриков колбасников. Промчаться весь путь в обратном порядке. До самых траншей по ту сторону линии фронта.
	По пути Рик наткнулся на других солдат. Раненых, и здесь оправданий быть не могло – потому он впрягся под первого попавшегося, едва перебиравшего ногами, и потащил его. Тот шипел и ругался. Неумело, без изысков.
	Отступление прошло словно в тумане, размывшем Рику воспоминания. Отдельными картинками запомнились колючая проволока, страх на нейтральной полосе и привычный, в чем-то родной уют траншей полка. Все то же самое, как у гансов – но другое. Другие названия «улочек» и «проспектов», кругом родная речь и мимолетное, обманчивое, но все же чувство спокойствия.
	Сдав раненого санитарам, парень поплелся на свой участок окопов. Поредело. Людей было заметно меньше, чем какой-то час… или когда? Меньше, чем утром. Это уж точно. И все усталые, вымазанные в грязи и крови, с хмурыми лицами и самокрутками во рту.
	— О, живой! — негромко обрадовался один из солдат. Он залез за пазуху и вытащил небольшую поделку из пяти гильз. В ней зияла вмятина. — Гляди, спас твой талисман! Вот как чуял, у сердца таскал, туда-то и попали!
	— Ага… рад за тебя, Оливер, — Рик грузно опустился на землю, откинулся на спину и снял с пояса флягу. — Скольких недосчитались?
	— Три четверти, если не больше, — откликнулся другой сослуживец. — Дьявольски жаркий денек.
	— Господи! — выдохнул Рик и выдул с половину фляги. — Господи, и чего ради? Просто так прогулялись на пулеметы и дубинки? Ох, вернуться бы сейчас домой, хоть на денек…
	— Еще не понял, да? — мрачно усмехнулся Оливер. — Мы не вернемся домой, Рик. Никто из нас никогда не вернется домой.
*
	Врезать бы за такие слова. Но солдату хватило тяжелых взглядов сослуживцев, и он, переменившись в лице, закрыл то ладонями. Тихо всхлипнул и задрожал. Сорвался. Рано или поздно, такое бывало со всеми – и вырытые полтора года назад траншеи повидали немало таких же молодых парней, столкнувшихся с Великой Войной.
	Но Рик еще держался. Трясущимися руками он сбросил ранец, достал из-под одежды отвратного табака и сделал самокрутку из агитки. Только вздохнул, увидев, что добрая половина просыпалась в грязь. Еще и подмокшие спички все не хотели загораться. Но он справился.
	А горький дым напоминал об остроте тротила. Или шимозы. Или чем там еще начиняла снаряды Королевская Артиллерия.
	Солдаты ждали, одновременно отдыхая после утренней бойни. Даже не полдень. Новых приказов не было, командиры, похоже, погибли – оставалось только жить привычной окопной жизнью. Приходить в себя. Дремать, забившись в укрытие. Доедать остатки завтрака, прожевывая каждый кусочек. Нервно вздрагивать, поймав раскаты далеких залпов и взрывов. Слушать свист беспокоящего огня над головой. Да мало ли дел!
	В беспокойной дреме время шло как-то странно. То растягивалось на часы, когда прошел всего десяток минут. То, за на секунду прикрытыми глазами, пролетали часы. И колбасники притихли. Ни артиллерии, ни попытки контратаки.
	 — Эй! Это ты рядовой Рик Салливан? — дотронулся кто-то до локтя Рика.
	Рик приподнял каску и взглянул на разбудившего. Незнакомый младший капрал. Все тот же рядовой, по сути.
	— Обед давали? — вопросом ответил солдат. А собеседник-то был ранен, судя по бинтам на поясе.
	— Рано еще. Так это ты?
	— Верно, — зевнув, Рик поправил каску и отстранился от стенки окопа. — Что-то хотели?
	Капрал вытащил руку из кармана – та была сжата в кулак. Осторожно разжал ладонь и показал небольшую пулю, слегка мятую и покрытую бурой, подсохшей кровью. Все ясно.
	— Сегодня утром, когда отступали, — слегка усмехнулся капрал. — Прямо в задницу, представляешь? Застряла там, но коновалы расковыряли рану и вытащили. Можешь мне…
	— Конечно, — с кивком перебил его Рик и аккуратно, кончиками пальцев, взял пулю. — Покурить или шоколад, что найдется. Тебе на шею или как-нибудь еще?
	— На шею. Только у меня веревки или цепочки нет.
	— У меня есть. Сейчас и сделаю, если повезет, то управлюсь до обеда.
	Вернув пулю владельцу, солдат достал из-за пазухи небольшой, грубоватый портсигар. Только вместо сигарет там прятался набор крохотных, но удобных инструментов для работы по металлу и по дереву. Дрель, напильник, стамеска и тому подобное. Штука не его – снял с мертвого фрица, тот тоже прятал за пазухой. И, видимо, точно так же от безделья увлекся рукоделием.
	А дальше – терпение и ловкость рук. Не так уж и просто просверлить пулю насквозь, держа все на весу. Но он справился. Аккуратно пробил сквозное отверстие, стараясь не прикасаться к металлу дольше нужного, протянул светлую бечевку, связал концы и своими руками нацепил талисман на капрала.
	— Удачи, — сказал Рик, наблюдая, как капрал сунул пулю под одежду. Рядом с небольшим серебряным крестиком. — Все, что могу пожелать.
	— Спасибо. Говорят, твои поделки спасают лучше молитв, — собеседник вытащил мешочек. Табак, да не худший. — Это тебе, забирай целиком.
	— Говорят, — вздохнул Рик, принимая плату. — Я не Господь Бог, так что держись поближе к земле и не задирай голову.
	Капрал кивнул и ушел. А Рик немного побродил по округе, взглянул на вражеские позиции через перископ да отправился дремать дальше. Его черед часового настанет позже, в стыке между вечером и ночью. Остаток дня промелькнул незаметно.
	К вечеру горизонт окрасился со всех сторон. Где-то заходило солнце, а где-то усердно трудилась артиллерия, озаряя низкое небо вспышками и отголосками прокатываясь вдоль фронта. Привычная картина. Это наступление длилось уже месяц или два – тут Рик был не уверен. Так легко запутаться во времени.
	А колбасники все не подавали виду.
	Час, другой… скука. На смену зашедшему солнцу пришли осветительные ракеты. Их мертвенно-бледный свет разметил недавнее поле боя резкими тенями, заставил воображение работать вместе с подавленным страхом – и видеть что-то пугающее в том, что днем было привычным делом.
	В мертвецах. За краями воронок. У крохотных, чудом уцелевших деревцев. В брошенных, заваленных траншеях и блиндажах.
	И слышался тихий шепоток. Не то свои, не то воображение. Не разобрать слов. А вот шаги точно свои, чавкающие, хорошо заметные.
	— Тихо сегодня, — негромко сказал сослуживец. Из тех, кто днем вернулся от санитаров. — Чего-то да добились, а?
	— Может быть, — Рик пожал плечами. — Только обмен дерьмовый. Сколько, несколько сотен на одну тихую ночь?
	— И это если фрицы вылазку не сделают, — подхватил солдат и, поднявшись чуть выше по стенке окопа, посмотрел вдоль траншей. — О, молнии. Опять все зальет к чертям… черт, да ты погляди, как бьет!
	Рик посмотрел. И принялся чесать затылок, рассматривая далекое буйство стихий. Странное оно было какое-то, а в чем странность – понять не выходило. Затем громыхнуло. Не хуже артиллерийского залпа, а то и чаще. Вспышки и яркие нити с небес принялись бить все чаще и чаще… а затем исчезли.
	На смену им пришло слабое фиолетовое сияние. Будто облако под облаками. Полупрозрачное, оно притягивало взгляд и хотелось смотреть и смотреть, пока что-нибудь не случится.
	— Наши или гансы? — спросил Рик, стряхнув оцепенение. — Как думаешь? Эй, ты слышишь?
	А сослуживец глядел в небо. Под резким светом очередной ракеты его лицо походило на восковую маску, которая, почему-то, шевелила губами – и немигающими глазами пялилась вдаль. Как контуженный, как сошедший с ума солдат или выкопанный из-под заваленного блиндажа офицер-сосунок.
	Резкий щелчок затвора. Поведя плечами, Рик настороженно осмотрел ничейную территорию – чисто. Даже крыс не видно, они пировали где-то в паре миль к востоку. И запахи все привычные. Да что за дрянь-то?
	— Э-эй, ты чего? — сослуживец даже не шелохнулся. — Ангелов увидел? Или дом родной?
	Сработало. После нервной усмешки Рика, раненый медленно повернул к нему голову и кивнул. Рывками, как дверь с ржавыми петлями. Рик отшатнулся. По телу заплясали ледяные мурашки, а в кишках проснулась предательская слабость.
	Крикнуть? Посмотреть самому?
	Любопытство взяло верх.
	Но с предосторожностями. Отшагнув от солдата, Рик перекинул винтовку за плечо и быстро надел газовую маску. Неудобно, но… вдруг поможет? Теперь можно и взглянуть.
	Сияние как сияние. Наверное, как-то так выглядели полярные сияния – лично-то Рик их не видел, только читал в газетах и видел на черно-белых фотографиях. Широкая, полупрозрачная, фиолетовая лента словно колыхалась на ветру, то залетая в серые облака, то выныривая поближе к земле. Вроде и красиво, а вроде – так не на что смотреть.
	Где-то на стороне колбасников застучал пулемет. Затем еще и еще. Затем проснулись и союзные, открыли пальбу в сторону врага. Опять беспокоящая стрельба, погремят и перестанут. А вот сослуживца лучше бы отвести вниз.
	— Эй… господи! — Рик обернулся – и увидел, как солдат трясущимися руками держал нож. — Пошли вниз, слышишь!? Тьфу, дьявол!
	Долой маску! Кое-как на пояс, винтовку в руки – и вмазать прикладом по пальцам! Еще раз! И спихнуть вниз, подальше от сияния! Наверняка это оно!

	 Солдат мешком рухнул в грязь на дне окопа, укрывшись тенью осветительной ракеты. С характерным шлепком, но тот был с легкостью заглушен стрельбой. Что-то пальба все разгоралась и разгоралась. Не к добру. Как и то, что парень вполне мог свернуть шею.
	Торопливо соскользнув вниз, Рик чуть ли не нос к носу столкнулся с разбуженным сослуживцем. Судя по ругательствам и плевкам, тот получил хорошую порцию вязкой, липкой жижи, заполнявшей все чертовы траншеи поперек континента – и хотел как следует потолковать с тем, кто это сделал.
	— Это я, — бросил Рик, выглядывая упавшего. — Какая-то дрянь на ничейной земле, Айзек засмотрелся и чуть не полез, спихнул его.
	— Какого дьявола вы там увидели? — прошипел сослуживец. — Черт, это ж надо было так упасть! Все глаза мне…
	Его перебил Айзек. В свете очередной ракеты видно было, как солдат извернулся, встал на корточки и… завыл. Яростно, так, как обычно воют в очень глубоком подпитии. Как бурлящая смесь коровы и козла, приправленная весенней кошачьей похотью и собачьей тягой к Луне. Как безумец.
	А затем солдат рванул к подъему на сторону фронта. Растерявшись, Рик попытался встать на пути, но Айзек оказался быстрее и проскочил мимо. Словно обезьяна ухватился за грубую, усыпанную занозами лестницу и в пару рывков взобрался на бруствер.
	— Черт возьми! — воскликнул сослуживец.
	— Стой! — не сдерживаясь, заорал Рик. — Стой, кретин, там же фрицы!
	Он ринулся следом – а у Айзека была изрядная фора. Тут и там слышались недовольные и удивленные восклицания перебуженных солдат. Быстрее, быстрее! Влажная лестница, липкий бруствер…
	Не успел. Не стал вылезать из траншеи. Но проследил за тем, что происходило в резком пляшущем свете ракеты.
	— Айзек! Стой! — безнадежно выкрикнул Рик.
	Чудом ли, но солдат не поймал пулю, хотя позиции гуннов еще не укутались в утренний туман. А Айзек рванул именно туда. Не разбирая дороги… или разбирая ее слишком хорошо.
	Подбежав к линиям колючки, солдат сжался как пружина – и прыгнул в самую гущу. В адское хитросплетение нитей из ржавого металла, в созданный артобстрелами и непогодой клубок. Непонятно как, но попал в самый центр. И забился в припадке, запутывая себя еще больше.
	Раздирая одежду о еще острые колючки. Разрывая кожу, не обращая внимания на ярко-алую кровь, столь хорошо заметную в мертвенно-бледном свету. С каждым движением, с каждым мгновением – Айзек делал только хуже.
	А пронзительный визг стоял на весь фронт.
	— Матерь Божья! — выдохнул кто-то из солдат. — Да бедный ублюдок с ума сошел!
	— Что с ним, Рик!? — пораженно воскликнул другой, разбуженный падением. — Ты про эту дрянь говорил, да!?
	Выход оставался один. Парень этого не заслужил – но домой ему уже не вернуться.
	Рик привычно встал на позицию. Будто готовясь отражать атаку. Сбросил с плеча винтовку и прицелился в соотечественника – а прицел совсем не плясал. Напротив, прилип к бьющемуся от боли телу.
	Безумная минута. Винтовка Энфилда могла стрелять чертовски быстро, если знать, как это делать. Солдат Империи учили так делать. Практика номер 22, быстрая стрельба.
	Держать щеку прижатой к прикладу, держать взгляд на линии прицела и передергивать затвор ладонью, а не пальцами. Звучит просто. Но, как и везде, нужна тренировка.
	Хлоп – пуля выбила из Айзека облачко пыли. Хлоп – мимо! Хлоп – и еще облачко! Хлоп – затих. Безжизненно повис в комке колючей проволоки. С рук стекали тонкие струйки крови, она же капала с одежды.
	Рик опустил винтовку, выдохнул и посмотрел на правую руку. Даже не тряслась, а дрожала. Вот и первый. По-настоящему первый, а не разделенный с кем-то еще.
	— Вы… — хрипло сказал он и кашлянул. — Вы… Я… Не оставлять же его так? Нет, это были фрицы. Вы согласны?
	Но слова солдата утонули во вспышке стрельбы. В трещотке, которая заиграла со стороны врага – а пули все так же редко свистели над головой. Затем мерно застучали пулеметы, новые и новые. Весь фронт стряхнул притворство беспокоящей пальбы и открыл огонь по-настоящему. Только вот куда?
	А осветительных снарядов в небе поубавилось.
	И над всем этим неслось фиолетовое сияние. Слабенькое, но заметное. И вдруг – оно пропало, будто никогда и не было.
	Рик торопливо осмотрелся по сторонам. Вдоль чертовых траншей, по которым, как говорили, можно было пройти от моря до моря поперек всего континента. Чем дольше парень жил в окопах – тем больше это казалось правдой.
	Никто уже не спал. Крики, возня и стрельба выдернули остатки подразделения из беспокойного сна, заставили взяться за оружие и встать на позиции. Завороженно полюбоваться сиянием в небе, вслушаться в слабые, почти незаметные обрывки криков и во все глаза следить за вражескими позициями. А там… почти и не было характерных вспышек.
	— Черт, черт, черт! — нервно проговорил солдат неподалеку. — Только не атака, только не артиллерия!
	Ствол его винтовки гулял так, что и в упор бы в амбар не попал. Из Рика же рвалось нервное хихикание. Никто даже не обратил внимания на то, что он хладнокровно пристрелил сослуживца! Или сделали вид – или все поняли.
	А затем смех как отрезало. Фрицы. Неровный свет выхватил из тьмы как вылезали из окопов фигуры в сером. Без пушек? Но смысл? Слишком далеко, чтобы углядеть детали.
	Тук-тук-тук-тук… это отдавался в голове Рика стук сердца. Пересохли те крохи слюны, которые еще отдавались во рту. Тело само собой втянуло голову в плечи, надеясь защититься от пуль и осколков. А руки застыли как вкопанные – и прицел винтовки недвижимо глядел на врага. Пусть подходят. Стрелки доделают работу за пулеметами.
	Не доделают.
	Ослепительная вспышка. Где-то далеко левее. Где было острие наступления. Где артиллерия грохотала, не сделав ни секунды перерыва после артподготовки. Где наверняка погибло и покалечилось столько, что просто так и не сосчитать.
	— Господи… — потрясенно прошептал Рик, закрывшись рукавом. — Это еще что такое!?
	Жар. Несильный, но заметный. Все вокруг будто солнце осветило. Доли секунды – и по траншеям прокатилась тугая, почти каменная волна воздуха. Солдаты с потрясенными криками полетели на дно окопов. Сама земля застонала от мощности взрыва.
	И вышибла из Рика дух, приняв во влажные, чавкающие объятия. Отдышаться оказалось сложно. Понять, где парень сейчас и что вообще происходит – еще сложнее. Зато, пытаясь вдохнуть, Рик видел, как неохотно отступало свечение, позволяло звездам занять законное место на небосводе.
	— Х-хорошо… кх! Рвануло! — прокашлял кто-то неподалеку. — Прямо… кх! аж сюда дотянулось.
	С этим Рик спорить не мог, да и не пытался. Он кое-как сел, уперевшись в стену окопа, и тряс головой, пытаясь выбросить звон из головы. Или то был шепот? Что-то посередине. Неприятное, такое, чего там быть не должно.
	Не получалось. Ну и ладно. Рик осторожно встал на ноги и прислушался к телу. Ныла спина, затылок побаливал, вот и все. Терпимо. Можно утолить свое любопытство – тем более, что снайперам сейчас точно не до стрельбы.
	Пошатываясь, Рик подошел к другой стороне траншей и огляделся, прежде чем встать на стрелковую позицию. Солдаты приходили в себя, погибших в этом изгибе окопа не было. Один изо всех сил сжимал уши, другой баюкал руку, остальные расползались по позициям.
	Фрицев не видно. Пропали осветительные ракеты, на ничейную землю падал только бледный лунный свет, да светили редкие огни в окопах. А стрельба не прекращалась.
*
	Закурить на посту? Плохая примета. Так говорили окопные старожилы, и у Рика не было причин им не доверять. Мешочку с табаком оставалось только греть душу – и он справлялся. Хватит на пару-тройку дней.
	Из-за бруствера Рик не выглядывал. Просто сидел, прислонившись к стене, да, порой, поглядывал на ничейную землю через перископ. В прохладной ночи все трещали винтовки, совсем редко постукивали пулеметы, иногда хлопали гранаты. Шипя, взлетали огненные шары ракет, освещая землю мертвенно-бледным светом и роняя резкие, причудливые тени.
	В какой-то момент раскатисто прогремел гром. Знакомый. Опасный. Со стороны врага. Секундой ранее полыхнул горизонт.
	Счет пошел на секунды.
	— В УКРЫТИЕ! — слились в единый вопль голоса часовых.
	На землю! В нору, в блиндаж, куда угодно! Закрыть голову руками, вжать каску в затылок, а тело в грязь – и ждать. Надеяться. Молиться. Кому как, лишь бы пережить обстрел и не свихнуться.
	Рик забился в стену окопа быстрее, чем успел об этом подумать. И потекли мучительные секунды. Одна, вторая, третья… Тряхнуло. Как-то слабо. Сгущенный взрывами воздух не торопился бить по ушам, да и не было слышно характерного свиста. Но солдат не вылезал. Мало ли.
	По стареньким наручным часам прошли пять минут, а по эту сторону фронта, похоже, не упало ни единого снаряда. Разрывы звучали там же, откуда била артиллерия. У фрицев.
	Пара глубоких вдохов, резкий выдох – и рывок к перископу.
	Прижавшись к окулярам, Рик сразу увидел вспышки. Одна за другой, пушки перемешивали с грязью свои же траншеи, долбя не беспорядочно – но по каким-то невидимым целям. Красиво. Уж достаточно, чтобы солдат растянулся в усталой улыбке.
	— На свои же головы сыплют! — крикнул он и вернулся к выемке в стене. Сел, прикрыл глаза и стер с лица холодный пот.
	Сослуживцы откликнулись нервными усмешками и ругательствами. Заработал солдатский телеграф – и новость быстро растеклась по траншеям. Некоторые осмелились выглянуть и посмотреть, другие глядели в перископы, а большинство осталось в укрытиях. Они и так там спали. А что до странного поведения фрицев… их дело.
	Обстрел все шел и шел. Как подготовка перед вчерашним наступлением. Сгущался утренний туман, бледнели в предвестье рассвета далекие залпы батарей, и спать хотелось все сильнее и сильнее. Но Рику мешали дождь и пост.
	Угасли винтовки с пулеметами. Если и хлопали гранаты, то вместе с грохотом снарядов.
	Но, стоя под холодным дождем, солдат расслышал голоса. Крики. Далекие, заглушенные туманом. Что-то невнятное – все с того же проклятого востока, со стороны гуннов. И Рик, перехватив винтовку, нацелился в серую пелену. Она начиналась на середине рядов колючки.
	— Кто-то идет! — крикнул солдат. Короткие ответы от других часовых не заставили себя долго ждать.
	Опять ожидание. Вновь побелели пальцы на цевье, привычно забегал по округе взгляд, силясь рассмотреть врага через туман. Получалось плохо. Серые клубы складывались во что угодно, от невиданных зверей до целых зданий, пряча фрицев за собой. Точно они. Спасибо лающему языку.
	— Что ж вы орете, а? — прошептал Рик, водя стволом из стороны в сторону. — Отвлекаете или бежите от своих кретинов от артиллерии?
	Звякнула колючая проволока. А проходы-то никто не заделывал – некому было. Найдут ли?
	Рик весь покрылся мурашками, когда крики сменились истошными воплями. Они сочились ужасом. Затрещали винтовки, даже, казалось, слышно было, как остро наточенная сталь вонзалась в чью-то плоть. Последнего парень не мог перепутать ни с чем – детство на ферме.
	— Бак, дьявол тебя раздери! — поежившись, крикнул Рик. Домой бы сейчас, подальше это всего этого! — Задай ублюдкам!
	Все пулеметы звучали одинаково. Но здесь и сейчас размеренный стук Максима показался прекрасным началом утра. Палил вдоль фронта – но Рик был уверен, что кого-нибудь да зацепит. Если не всех.

	Теперь-то уверенно стучавший пулемет пытался нащупать совсем не Рика. О нет, совсем не его. И, против воли и пасмурного настроения, несмотря на холодные капли дождя и сонливость, лицо солдата растянулось в довольной улыбке. Едва заметной, но ощущалась так, будто от уха до уха.
	— Пожрите свинца, ублюдки, — прошептал Рик. Перед глазами всплыли картины прошлого утра – то, как легко и просто гибли сослуживцы.
	Крики стали громче. И ближе. Достаточно, чтобы расслышать проблески эмоций. Фрицы устали. Боялись. Паниковали, рвались куда-то вперед и… радовались? Не поверив ушам, Рик прислушался внимательнее. И правда. Какой-то гунн был чертовски возбужден и чертовски рад.
	А коса пулеметного огня неторопливо двигалась по нейтралке. Шмели из свинца и стали со свистом неслись над избитым войной полем, нащупывая цели – или улетая куда подальше. Туман не давал ничего рассмотреть.
	Рик же водил винтовкой из стороны в сторону. Где-то там? Нет. Может, где-то там? Кто знает. Солдат помнил, что многие умирали без единого звука, но ему проще было целиться в никуда, чем отпустить цевье побелевшими пальцами. Так он и ждал. А брошенный вдоль окопов взгляд показал, что ждал Рик не один.
	На языке снова появился прилипчивый вкус грязи.
	Отчаянные вопли. Лающие обрывки фраз на другом языке. Редкие выстрелы. Шорох дождя, стук пулемета и бормотание сослуживцев, все это беспорядочным потоком лилось в уши солдата. Как и вонь, трупная гниль и запах влажной земли впитывались в нос. А перед глазами маячила риска прицела, за которой была серая пелена тумана.
	И тут что-то исчезло. Рик даже не сразу понял, и лишь взглянув на укрепление догадался, что это стих пулемет. Но появился тихий звон проволоки. И крики стали разборчивее…
	— Нихт шиссен! Битте! — прорвался сквозь туман крик. — Нье стреляйте! Пожалуйста! Вир гебен ауф! Капитулирен!
	Осмотревшись, Рик увидел, что и остальные оказались нерешительны. Все молчали. Только поглядывали друг на друга, словно ища поддержку. Сам солдат тоже хотел промолчать. Но ведь это он подбил пулемет на стрельбу, так? Еще и убитый им сослуживец висел на колючке в какой-то кривой, будто осуждающей позе…
	— Не стре… — хриплый голос дал петуха, потому Рик закашлялся. — Не стрелять, парни! Эй, ганс! Иди сюда!
	Никто и не стрелял.
	Но стиснутые в руках винтовки были готовы. А вдруг это все обман? Как подберутся фрицы – да закидают окопы гранатами!
	Едва ли те три фигуры, которые вышли из тумана, могли такое сделать. Их ждали – но появились они все равно внезапно. Раз, и на сером фоне вдруг появились силуэты в серо-бурой форме. Гунны.
	Рик следил за ними через прицел. Винтовка, казалось, даже не дрожала. А вот фрицы покачивались, с трудом переставляя ногами, каждый шаг выглядел до боли неуклюже. Двое опирались на свое оружие как на костыли. Штык в землю, ладонь на приклад, полный боли шаг, вырвать винтовку из грязи и повторить.
	— Нихт шиссен! Битте! Ум химмельс виллен! — надрывно крикнул тот, кто шел на своих двоих. Его лицо было перемазано в грязи. — Нье стреляйте! Пожалуйста!
	Марко погиб. Брайан-младший, как говорили сослуживцы, лежал в тылу с простреленной рукой. А больше никто из взвода языка гуннов не понимал. И чего он кричит?
	Троица вражеских солдат медленно ковыляла к окопам. Непрерывно оглядывалась, торопилась как могла – могла плохо. Они шли чуть наискось, обходя цепочку глубоких, утопавших в липкой грязи воронок, прямиком к Рику. Под прицелом полутора десятков винтовок, пулемета, под ярко-бледным огнем осветительной ракеты.
	Чем ближе фрицы подходили к окопу, тем хуже они выглядели. Без касок. В грязи и крови. В растрепанной и потрепанной одежде. С широко раскрытыми, почти выпученными глазами и распахнутыми ртами.
	Один не выдержал. Выпустил своеобразный костыль, рухнул на колени и, скрючившись, повалился в грязь. Даже на расстоянии, даже чуть оглохнув из-за стрельбы, Рик слышал горькие рыдания и жалобные, звероподобные завывания. Но они затихали.
	Оставшиеся двое, не обратив внимания на павшего собрата, брели дальше.
	За десяток ярдов упал второй. Споткнулся или подвернул ногу, плашмя повалился на землю и так и не встал. Его винтовка осталась торчать прикладом вверх.
	Да и последний опустился на колени. Посидел с секунду, качаясь словно дерево на ветру. Сплюнул что-то темное и на четвереньках пополз в траншею, совсем не разбирая дороги. Но все-таки добрался. Кое-как вполз на бруствер, заметил Рика и двинулся к нему.
	 — Битте! Хелфен си! — пробулькал фриц и разразился кашлем.
	— Не понимаю, — Рик качнул головой, отступил и поманил солдата к себе. — Иди сюда! Ко мне!
	Тот понял. И дополз, хлюпая липкой грязью. На мгновение навис над окопом, но руки соскользнули – и фриц мешком повалился на дно. Без криков, лишь протяжно застонал, ударившись о гнилые доски. На лице были свежие, глубокие на вид ссадины, форма оказалась изрезана и порвана, а левый ботинок вообще куда-то подевался.
	Рик опустил винтовку… и тут же вскинул, когда солдат медленно, с болью на лице полез за пазуху.
	— Битте… — прошептал тот. А за спиной Рика хлюпали сапоги сослуживцев. — Битте, нехмен си дас!
	Палец лежал на спуске, дуло смотрело прямиком в лоб, но фриц все-таки достал кое-что из-под одежды. Заляпанные кровью фотографию и конверт. Вздохнув, Рик перехватил оружие и осторожно взял протянутое.
	— Данке… — выговорил враг. Его глаза закатились, рука безвольно плюхнулась в грязь, он весь обмяк.
	Мертв. Как есть мертв.
	Чудом сохранивший немного белизны платок, пара-тройка аккуратных движений – фотография относительно чиста. Можно разглядеть, что вообще на ней.
	Семья на фоне какого-то городского дома. Конечно. Фриц и его родня. И письмо тоже наверняка им. Хотел отправить, а вместо этого умер во вражеских окопах черт знает от чего, и никогда уже не вернется домой.
	Как мог и Рик. У него не получалось оторвать взгляда от фотокарточки, взгляд все рассматривал и рассматривал веселые лица мужчин и женщин, парней и девушек. В гражданской одежде, чистые, счастливые – а вышло вот так.
	Сердце забилось еще быстрее. Выступил холодный пот. В голове как-то неожиданно появилось осознание того, что его надежды отслужить до конца войны и вернуться домой могут разрушиться в один миг, одной пулей, одним снарядом или метким ударом ножа в печень. Смахнув влагу с лица, Рик опустился на землю и прислонился к стенке траншеи. Фото не отпускало. А рядом возились, ворча и бурча, сослуживцы.

	Можно и не успеть отправить свое письмо. Или даже написать его. Можно сгинуть, оставив родителей, братьев и сестер только догадываться о том, на какой именно миле фронта из тысячи осталось тело. Можно умереть от пули, осколка, взрыва, газовой атаки…
	Но все нутро было против этого. Рику хотелось жить. Отслужить до конца войны, как бы тот ни был, вернуться домой и извиниться перед матерью за свой глупый порыв. Это то, к чему нужно стремиться, как к яблоку на вершине дерева. А по пути можно сорвать другие.
	Медленно убрав фотографию под письмо, Рик увидел адрес. Дрезден. Дальше не понял, но это и не нужно. На почте разберутся – а уж он постарается отдать последнюю весточку убитого.
	Подмокшие конверт и фотокарточка отправились во внутренний карман куртки, рядом с сердцем. Смахнув постыдные слезы, Рик встал на ноги. Над погибшим уже какое-то время трудились сослуживцы, обыскивая его, так что Рик увидел скрытые под окровавленной, рваной формой раны.
	— Ого! — выдохнул он. — Как только дошел?
	С кем бы фрицы ни сражались в тумане, неизвестный враг постарался на славу. Глубокие, слегка почерневшие порезы от когтей заполняли все то место, что не было покрыто укусами. Некоторые выглядели нормально, словно от собаки. А другие – так, будто бедолагу жрали заживо.
	Теперь… теперь, пожалуй, можно было закурить. Если бы не противный мелкий дождь. Потому, вздохнув, Рик отвел взгляд от тела и уставился в туман. А тот, будто в усмешку, клубился, складывался в самые разнообразные формы и мог скрывать за собой все, что угодно. От новых фрицев – и до тех непонятных… тварей, с которыми сражался враг. Онемевшие и одичавшие псы? Может быть.
	— Надеюсь, парни, не сегодня-завтра нас отведут в тыл, — сказал солдат, который пытался содрать кольцо с пальца погибшего. Не получалось. — С меня и вчерашнего утра хватило, а здесь еще какая-то чертовщина творится. Пусть другие разбираются, пока я толкую с местными малышками.
	Рик промолчал. Был согласен всей душой, но не нашел, что ответить. А до конца дежурства оставались какие-то полтора часа.
	И пролетели они незаметно. Труп оттащили и прикрыли какой-то тряпкой, чтобы показать командирам. Остатки роты погрузились в сон, пытаясь урвать еще немного беспокойного забытья, а ветер и теплое солнце разогнали туман. Вражеские траншеи молчали. На ничейной земле царила все та же военная тоска – когда-то плодородное поле, ныне испещренное воронками, траншеями, окопами, обвитое колючей проволокой, обильно удобренное погибшими, набиралось света перед очередным дождем.
	Но низкие свинцовые тучи проявили милосердие. Нависли ковром, закрыли солнце и спешили куда-то на север, не пролив ни капли. Тишина. Ни отдаленных раскатов артиллерии, ни стрекота винтовок с пулеметами. Будто наступил мир.
	Сдав пост, Рик побрел к привычному месту. Одной из поперечных траншей, Джексонвиль стрит. Свободно. Рюкзак лег в голову, винтовка разряжена и отправилась под бок, и солдат с кряхтением устроился в выемке в стене траншеи. Тесно, грязно, едва можно вытянуть ноги – но лучше, чем сидя. До завтрака оставалась пара часов, так что Рик без зазрений совести закрыл глаза и тут же уснул.

	Сны? Не было снов. Может, оно и к лучшему. То, как скрипели зубами от кошмаров многие солдаты, запоминалось слишком уж хорошо.
	Проснулся Рик аккурат к завтраку. Из тыла, мимо его гнездышка, проходил один из разносчиков, с заполненной банками коробкой. И пускай еда, как обычно, успела остыть. Пускай галетами можно было забивать гвозди, а в жидкой похлебке плавали, хорошо если, пара мелких кусков конины – неповоротливый армейский механизм еще готовил на полноценный взвод.
	Похлебка отдавала грязью. А холодный чай какими-то непонятными травами. Но есть хотелось сильнее, так что солдат уминал за двоих.
	Под конец завтрака его нашел солдат с перевязанным бедром. Он слегка прихрамывал, на сонливом, смутно знакомом лице читалось желание поскорее закончить с приказом.
	—Ты рядовой Рик Салливан? — зевнув, спросил он. Рик кивнул. — Наконец-то. Идем, тебя хочет видеть капитан Чамберс.
	Солдат звучал устало, в голосе не слышалось враждебности – но холодок, мурашками пробежавший по спине Рика, думал иначе. Какого черта он нужен аж капитану? Может… может это из-за того бедолаги? С виду-то никто не обратил внимания, но было более чем достаточно времени, чтобы кто-нибудь растрепал, а то и доложил.
	— Зачем? — немного сипло спросил Рик.
	— Понятия не имею, но он дерганый, будто его черти в Аду жарят, — солдат пожал плечами и облокотился на стену траншеи. — Там еще все офицеры куда-то подевались под самое утро, так что лучше бы тебе поторопиться.
	— Отлично. Самое то после такой-то ночки, — выдавил Рик, стараясь не подавать виду. — То рвануло что-то, то фрицы в плен сдаются.
	— А насчет рвануло… — солдат явственно поежился. — Про это лучше ни слова. Там… дьявольщина это все какая-то. Один пушкарь собой попытался выстрелить, кое-как оторвали от ствола, так он о маме заорал и глазом на штык насадился!
	Его передернуло. Да и Рика тоже. Есть уже не хотелось, так что, с тяжелой душой, прокручивая в голове оправдание за оправданием, Рик пошел следом за солдатом.
	Поперечные траншеи связи и последующие линии обороны не сказать, чтобы кипели жизнью, но людей там было больше, чем на передовой. Пробираясь вглубь позиций Рик заметил, что им уступают дорогу. С уважением? Со страхом? С брезгливостью? Было непонятно. Но блуждающий взгляд мутных, направленных куда-то вдаль глаз выдавал в Рике того, кто пережил вчерашнее наступление.
	А жизнь на фронте текла своим чередом. Утро. Завтрак здесь был погорячее, ведь идти от кухонь немного меньше. Кто-то растягивал похлебку, кто-то брился, глядя в осколок зеркала, кто-то писал письмо или дремал, прижавшись к стене. Рик бегло хлопнул по сердцу – на месте. Надо передать, раз забрел поближе к тылам.
	Как и на передовой, здесь везде была грязь. Липкая, хлюпающая под ногами, прилипшая к гнилым доскам, витавшая, казалось, в воздухе. Все пропиталось чертовой грязью. Там, где вражеский снаряд залетал в траншею, темнели мутной жижей озерца на дне воронок. Серо-коричневое окружение совсем не радовало взгляд. В гуле голосов слышалось отчетливое беспокойство.
	Солдаты остановились у входа в один из блиндажей. Сопроводивший тут же умчался по своим делам, едва сдав Рика на руки часовому. А тот, вяло отдав приветствие, впустил внутрь.
	Спуск по резкой лестнице, поворот, еще немного вниз – и Рик оказался в тесном, освещенном неровным огнем пары ламп помещении с низким потолком. Тут тоже была грязь. Был стол с множеством карт и каких-то бумаг, несколько табуретов, груда ящиков в дальнем углу, тройка сержантов и капитан.
	Разве офицер был седым до корней волос? Рик не помнил. Но, похоже, Чамберс повидал и пережил всякого. А сейчас же, постукивая карандашом по столу, изучал документы и резкими движениями делал пометки.
	— Сэр! — негромко сказал Рик. По всему телу бежали мурашки, на лбу выступил холодный пот. — Рядовой Рик Салливан прибыл, сэр!
	— Отлично, — не оборачиваясь, рыкнул офицер. — Вы пришли сами. Похвально для того, кто не далее как этой ночью пристрелил сослуживца.
	Гневные взгляды сержантов могли бы проплавить металл. Солдат же залился краской – от страха, стыда и застрявших в горле слов.
	— Сэр, я… — начал он.
	— Молчать, рядовой! — перебил его Чамберс, не отводя глаз от документов. — Насколько мне известно, вчерашним утром вы добрались до другой стороны нейтральной полосы и смогли отступить, попутно спася раненого солдата. Только поэтому вы сейчас не на трибунале! И только поэтому вы можете частично искупить свою вину… или сдаться правосудию.
	— К-как, сэр? — выдавил из пересохшего горла Рик.
	— Этот… взрыв, — солдат мог бы поклясться, что капитан поморщился. — Командование собралось на срочную встречу. Оно настаивает, чтобы я послал на разведку несколько человек. Как вы наверняка догадались, вы будете среди них. Задача – оценить обстановку и, с помощью сигнальной ракеты указать численность противника. Если он отступил, то двигаться до соприкосновения или конца укреплений. Вопросы? Нет? Отлично. Сержант Брукс! Отведите рядового к остальным. Исполнять!
	Рику очень хотелось сплюнуть. Он не разведчик! Не снайпер, не артиллерийский корректировщик! Но куда уж тут теперь деваться…
*
	Сержант молча отвел Рика на точку сбора. Тыл, по меркам фронта – в этих траншеях и палатках пряталось все необходимое для того, чтобы пехотная дивизия продолжала воевать. Полные стонов лазареты, манящие запахом полевые кухни, утопавшие в суете склады снарядов, патронов и прочих припасов, грозно уставившиеся в небо батареи пушек…
	В небе темными крестами, сливаясь со сталью облаков, промелькнула пара самолетов. Они умчались куда-то на восток. Выстрелила одинокая пушка. Сыпля ругательствами, несколько солдат выталкивали из липкой грязи грузовик.
	На месте Рика встретил один-единственный человек. Дубинка с гвоздями на поясе, дробовик на коленях и огненно-рыжие волосы – Купер. Он сидел, расслабленно откинувшись на вывернутый взрывом пень, смотрел в небо и курил самодельную трубку.
	— Принимай, — буркнул сержант. — Следи за спиной, этот ублюдок здесь, потому что кого-то застрелил. Из своих.
	Купер повернул голову, застыл на мгновение и потер глаза.
	— Знакомое лицо, сэр, — сказал он. — Вчера в одной воронке прятались. Рик, если не ошибаюсь?
	— Угу, — вздохнул Рик. — Еще б кто хоть спросил, а не клеймил сразу. Сами бы так же сделали.
	— Ага, конечно, — сержант развернулся и пошел обратно, обернувшись по пути. — Будь моя воля, ты бы так просто не отделался.
	Вот теперь Рик сплюнул. Смачно, с оттяжкой. Чуть желтоватый комок приземлился в жавшиеся друг к другу, чудом уцелевшие травинки.
	— А казался неплохим парнем, — подобравшись, сказал Купер и хлопнул рядом с собой. — Садись, выкладывай все как есть и даже не думай юлить. Считай, спросил.
	Рик и не собирался ничего скрывать. Он ведь, черт возьми, невиновен! Это было милосердие… немного поспешное, но все же! Любой поступил бы так же. Но почему при рассказе в груди мелькала горечь, стоило только перед глазами всплыть лицу убитого? Рик думал над этим. И почти нащупал ответ – но тут рассказ закончился, и он замолчал. А с тишиной ускользнула, вильнув хвостом, мысль.
	— Плохая была идея, — кивнул Купер, дослушав. Его трубка успела погаснуть. — Вернее, не так. Идея правильная. Но ты слишком уж поторопился. Он и так умом повредился, мог бы потерпеть с пару минут – а вы бы потолковали и что-то решили. А то и выстрелили бы залпом.
	— Да какая теперь разница, — вяло отмахнулся Рик. — Тут бы эту чертову разведку пережить! Не просто так ведь фрицы сами по себе палили, а некоторые еще и к нам перебежать пытались!