Заголовок III

Светало. Заказчик опаздывал.

Найтблу Дэйт прикрикнул на рабов, которые из-за холода не могли стоять смирно. Под их копытами хрустела бетонная крошка, и каменно-рассыпчатый звук раздражал земнопони. Но куда больше его беспокоила тишина, окутывавшая развалины, — в этом забытом Богинями месте не водились даже радтараканы. При каждом шаге вздымалось облачко пыли, и Найтблу постоянно чихал. На одежде шелушилась грязь; досталось и роскошной шёлковой полосе на плаще — давнему трофею после стычки с караваном Тенпони. Найтблу надеялся на всю куртку, но торговец защищался с храбростью, удивительной для обычно трусливых толстосумов. Пришлось довольствоваться тем, что уцелело.

— Никого. Чувствую себя как у смерти за пазухой. Как бы оружие не забилось,  — сказал он Черзу. Тот щербато улыбнулся, — обычная болезнь для земнопони, довольствовавшихся ротовым спуском. Жизнерадостная ухмылка Моуст Черза давно стала притчей во языцех: ходили слухи, что она приносит удачу в сделках, располагая к нему самых скупых клиентов. Шептались даже, что улыбка Черза нравится самой фортуне, поэтому-то она оберегает его и всех, кому повезло оказаться рядом. Особенной славой он пользовался как посредник, но и наёмничать не прекращал, ибо любил, по его собственному выражению, "прошвырнуться до дна и обратно". Дэйт гордился другом и без колебаний согласился на дело, когда тот заявил, что знает, где достать лёгких деньжат.

— Хрена с два здесь пусто! Босс обещал договориться, чтобы нас не трогали. Ставлю стакан тройного, что в здешних руинах бродяг больше, чем блох на шлюхе. — Он понизил голос: — И хорошо, если не гулей.

— На мёртвой шлюхе? — уточнил Найтблу. Теперь каменные джунгли казались ему даже слишком живыми: он чувствовал, как десятки бесцеремонных взглядов ползают по нему, как сотни, тысячи существ рассматривают его, скрывшись во тьме пустых оконных проёмов или в дырах осевших зданий. Там, где спасовали зрение и слух, контуры залатало подстёгнутое рассветными красками воображение. Моуст хохотнул и хлопнул друга по спине, но продолжить болтовню им не дали — позади прошелестели:

— Идёт.

Блекл, третий участник их маленького предприятия, подошёл незамеченным. Впрочем, едва ли его успех можно было списать на великое искусство маскировки; скорее, он был так сер (во всех смыслах — грива и шёрстка темнели пепельным оттенком), что его не считали нужным обнаруживать. Заурядная внешность из тех, что не привлекают внимание даже своей банальностью, предсказуемый характер и предельная лаконичность в беседах делали из него хорошего сообщника, но невыносимого попутчика. Найтблу не знал, где Моуст раздобыл Блекла. Да и сам Черз, наверное, скорчил бы недоумевающую рожу и отшутился в ответ, спроси его Дэйт.

Из-за руин, в которых по зубчатым остатками колонн угадывалось что-то в прошлом важное, вынырнула нагруженная фигура. С боков её подпирали парящие объёмистые мешки. Казалось, только они удерживают пони от падения. До наёмников донеслось:

— Да огите же, толоы, что ас!

Троица бросилась к нанимателю; Найтблу и Моуст подхватили правый вьюк, Блекл — левый. И почти сразу закашлялись — сперва от ужасной вони, затем от попавшей в лёгкие пыли.

— Там что, дерьмо?!

— Первоклассный навоз, — ответил босс. Он скинул седельные сумки, но продолжил стоять на подгибающихся ногах. «А не такой уж ты задохлик, рогатый, переть остальное на себе», — с невольным уважением отметил Найтблу. Единороги, считал он, все до одного были слабыми, без магии ни на что не годными созданиями.

Едва заказчик отдышался, состоялось знакомство. Он кивнул Черзу, с которым договаривался, изучил мордочку Дэйта и мазнул взглядом по Блеклу.

— Моё имя вам знать незачем, — сказал он, растягивая гласные, будто катая их на языке, — за ним охотятся силы, которых вы и представить не сумеете. Так что… зовите меня Фаталом.

Услышав этот напыщенный псевдоним, Найтблу почувствовал, как губы предательски складываются в ухмылку. Одежда мага при ближайшем рассмотрении не впечатляла: потрёпанная куртка с вшитыми металлическими пластинками, на которых не было и следа рунических письмён, уместнее выглядела бы на рейдере, а не владельце древних и опасных знаний. Дэйт почувствовал гордость; шёлковая полоска по-прежнему была вне конкуренции.

— Так вы, господин Фатал, действительно некромант? — спросил он.

— Некромант? — Глаза единорога рассерженно блеснули. Только сейчас Дэйт заметил розовато-багровую бахрому в его зрачках. Под коркой грязи прятался альбинос. — Некромантия — древнее искусство зебр. Древнее — и устаревшее, его инструментарий ограничен парой примитивных техник, не позволявших манипулировать энергией напрямую. Я — некромаг.

По спине Найтблу пробежали мурашки. В пути они с Черзем обсудили предстоящее дело. Не исключили и того, что в конце боссу потребуется больше жертв: на этот случай с ними был Блекл. А если маг пожелает избавиться от свидетелей, порция дроби в мордочку и бок охладит его пыл. Но эти вздыбленно-кошачьи интонации, внезапная хрипотца в мурлыкающем тембре Фатала пробудили страх в груди Дэйта, и он понял, что они серьёзно недооценили заказчика. Виной тому было высокомерие друзей, неверие в то, что сверхъестественное, которое столетия упадка свели к примитивному телекинезу, способно победить крепко сбитую команду земнопони. Ведь они, в сущности, ничего не знали о Фатале, кроме того, что платит тот хорошо, даже слишком хорошо…

— Как угодно, — пробормотал он. Фатал мгновение смотрел на него, затем, осознав, что продолжения не последует, скомандовал:

— Разбирайте вещи и за мной.

Поклажу распределили между рабами — вернее, рабынями, так как все невольники в этом маленьком караване были молодыми кобылками. Найтблу Дэйт проверил ошейники; те мигали, показывая, что взрывчатка активна. Тронулись цепью.

Через час встали лагерем на краю обширного поля, бывшего, по всей видимости, парком: проступал изломанный, захламлённый серпантин дорожек, кое-где взгляд цеплялся за покорёженные, обожжённые, закаменевшие наросты — остатки пней. Найтблу и Черз то и дело оглядывались по сторонам. Найдись поблизости снайпер с любовью к предобеденной охоте, и всё было бы кончено в жалкие десять минут. Ровная местность не оставляла шансов на побег, надежда была лишь на дипломатическую хватку босса.

Едва установили палатки — одну для наёмников, другую для мага, — как Фатал скрылся в своей, напоследок приказав вырыть яму.

— Яму? — переспросил Найтблу, подумав, что ослышался.

— Проблемы со слухом? Десять на десять футов.

— Нам что, копытами рыть? Мы — охрана, не драные фермеры, с землёй-то не работаем, плевать хотели на неё. Взяли бы единорогов...

— Не хочу чистить эфир после деревенщин. Боюсь представить, что случилось бы с тонкими планами, в которых пара тупиц поработала, — последние слова звучали уже приглушённо. Полог за магом опустился.

Возмущению друзей не было предела, но приказ оставался приказом. Согнали рабынь, вручили лопаты и, отыскав площадку почище, заставили убирать камни и копать. Работники из кобылок были аховые, не проходило и десяти минут, чтобы кто-то не замирал, обессиленный. Зуботычины спасали лишь поначалу. Друзьям пришлось помочь, и когда маг выбрался наружу, то застал подчинённых еле живыми от усталости; в основном, впрочем, рабынь, так как наёмники могли позволить себе передышку. На невольниц было страшно смотреть. Тяжёлые булыжники и неподатливая почва выпили из них энергию, что не украло путешествие, превратив в бледные, покачивающиеся тени с запавшими глазами и слипшимися от пота и земли хвостами и гривами. Фатал пришёл в ярость. Он орал, что от полуживых рабынь не будет никакого толку, что поручение он давал наёмникам, чья лень поставила на грань всё дело. На шум из палатки охранников выбрался Блекл, потянулся, сбрасывая остатки дрёмы. И в самый разгар работы Найтблу не вспоминал о нём, но сейчас при виде серого прохиндея он не на шутку разозлился. Однако Фатал продолжал источать оскорбления, и Блекл тихо выскользнул из мыслей Дэйта. Найтблу обратил внимание на одеяния некромага: тот щеголял длинной, волочившейся по земле хламидой явно благородного материала, какому нашлось бы место на плаще Дэйта. Её украшали символы, совсем не похожие от подковообразных значков пони. Скорее, они выглядели клубком крошечных змей, сплетавшихся в пароксизмах боли и наслаждения. Найтблу вспомнил, где он видел змею — в баре старины Тауэр Найя, скованную покатой бутылкой, бронзовая жидкость которой размывала очертания заспиртованного гада. Тауэр гордился своим сокровищем и требовал за него баснословные деньги, выкладывать которые никто не спешил. Бутылка с таинственным ликвидусом и чешуйчатым солидусом оставалась достопримечательностью бара, собирая вечерами толпы забулдыг, до хрипоты спорящих о вкусе содержимого. Облизнув пересохшие губы, Найтблу поклялся купить бутылку и прикончить с Черзем на двоих.

Некромаг угомонился и вернулся в палатку, откуда вскоре донеслись невнятные песнопения. Напарники возились в яме до вечера. Блекл отвёл рабов к их месту — вычерченному в грязи кругу, заходить за который запрещалось, — покормил и отправился досыпать. Его исчезновения никто не заметил.

Следующий день прошёл как в тумане. Несмотря на тучи, стояла жара, и яма превратилась для Найтблу в филиал Тартара. Он с радостью предпочёл бы найти Цербера, убить его и вернуться в мир живых, но беда была в том, что вместо трёхглавой псины надзирательствовал  Фатал, а крышечки держали крепче самых прочных магических цепей. Дэйт помнил события урывками: вот кто-то проходит мимо с котелком для рабынь (Дэйт бы не вспомнил и под дулом пулемёта, что это был Блекл); вот на него валится без сил Моуст; вот Фатал рисует рядом какую-то фигуру, злобно шипя, когда неосторожный взмах лопатой погребает его труды.

Когда проклятая Богинями работа была кончена, от счастливых воплей Найтблу остановили только боль во всём теле и боязнь привлечь посторонних. Труды Фатала он оценил позже, назавтра. Неживописно разбросанные по округе булыжники были покрыты цепочками похожих на раздавленных радтараканов символов, а яму описывала маслянисто блестящая пентаграмма. Как-то Дэйт случайно задел линию,  но въевшаяся в землю краска и не подумала смазаться или стереться.

Фатал потребовал построить рабынь. После двух ночей на земле они выглядели неважно — как могут выглядеть чихающие, кашляющие, сопливые полутрупы, которые могут передвигаться самостоятельно, но в чьих движениях сквозит усталость от жизни и покорность судьбе, неизбежная спутница угасания.

Некромаг прошёлся перед неровным строем, точно привередливый покупатель на рынке, боявшийся прогадать. Его пытливый взгляд перебегал от мордочки к мордочке. У конца цепочки он остановился и спросил:

— Есть ли среди вас девственницы?

По ряду пробежало оживление. Этим скелетам, существам, в которых ни один жеребец не нашёл бы и следа женственности даже после длительного воздержания, им достало сил на призрак робкого жеманства! Они были молоды, почти никто не расцвёл в полную силу, и всё-таки ответом на вопрос хозяина стали лишь чуть пунцовеющие (насколько юность победила усталость, голод и отсутствие стыдливости, с молоком матери прививаемое бесправным на Пустоши) щёки. Найтблу невольно восхитился. "До чего чýдны́е", — подумал он, позволив сознанию метаться меж ударений.

— Ну?!

Вперёд шагнула земнопони-жеребёнок без метки, на голову ниже своей соседки, с чертами мордочки, которых не оставило детство. Она что-то прошептала.

— Громче! — потребовал Фатал.

— Технически! — крикнула она и тут же опустила голову к земле, смущаясь — чего? Того, что оказалась в центре внимания? Сальных глаз наёмников? Своей наивной тайны, значение которой обретало совсем другое значение, нежели в душных, переполненных, родных бараках?

Миг смотрел на неё некромаг, затем буркнул: — Проклятые животные. — И, пробормотав что-то ещё, взмахом копыта приказал ей идти к его палатке.

— Ты, — ткнул он в сторону Черза, — охраняй периметр. А ты... Дэйт, веди остальных к яме.

Он пошёл следом за кобылкой. Напарники смотрели ему вслед.

— Как думаешь, зачем ему? Того? — нарушил тишину Моуст. Требование отвести рабынь к яме он не упомянул, — всё было ясно и так.

— Да вряд ли. Опять магические штучки затеял. А чего он такое сказанул напоследок? Не расслышал. — Найтблу никогда не упускал случая пополнить копилку ругательств.

— Чего-то на другом языке. Полосок, наверно. Типа, — Моуст прокашлялся, — темпораоморез.

— Похоже на заклятье.

— Похоже на "пропади вы все пропадом, потаскушки".

Друзья разошлись: Черз направился в наблюдательный пункт, Найтблу — к рабыням. Те, глубинным чутьём расходного материала угадав, что жизнь их вот-вот завершится, взволновались. Послышался сдавленный плач. Некоторые кобылки, усвоившие, что телом можно добиться послаблений, уступок, спасения, предлагали себя в обмен на защиту, на позволение сбежать. Просили и убийства Фатала. Но всё было тщетно: Найтблу, осознавая, как безумны и бессмысленны эти просьбы, рождённые предчувствием близкой смерти, отворачивался от молящих, слепых от слёз глаз. Ошейник принуждал рабынь идти за ним, и вскоре около ямы собрался кружок приговорённых. Они боялись смотреть туда, где будут погребены; младшие искали успокоения у старших, и те шептали им слова утешения, в которые сами не верили. Кто-то молился, кто-то впал в ступор. На Дэйта поглядывали с ненавистью и бессилием. "Нет, не вынесу смотреть, отвернусь, — подумал он. — Да где же палач, где Фатал, бездна его побери?!" Найтблу нельзя было назвать плохим пони. По крайней мере, Пустошь полнилась много худшими. Он убивал, убивал не только жеребцов, но и кобылок, и жеребят, — в пылу битвы, после неё, когда безумие охватывает победителей, а кровавая пелена застилает им взор, мешая различить, кто перед тобой — друг? враг? Но сознание милосердно стирало эти эпизоды, оставляя неразборчивый калейдоскоп мордочек и вещей. Вне боя и грабежа Дэйт оставался собой — временами циничным, способным выгадать лишнюю крышечку за флягу с водой у умирающего от жажды; временами сентиментальным, кидающим пару крышечек оборванцам-детям. Он жил не расчётом: им правило настроение, подкреплённое подобием морали, которая гарантировала, что он не обманет заказчика и не выстрелит в спину ради поживы. И она же терзала сейчас сердце. Если бы их не требовалось умерщвлять, он продолжил бы видеть в них лишь разговаривающие инструменты, продолжил бы использовать их безо всякого снисхождения и не жалел бы тумаков, чтобы заставить работать. Но предстоящая гибель вдохнула в них личности, вылепила им волю, понятную наёмнику страсть к жизни, быть может, преувеличенную в представлении Дэйта, ведь работорговцы не жалели кнутов, чтобы вытравить из пони их дух и оставить пустую, послушную оболочку. А такие раны, раны души, не затягиваются без последствий, как и рассечённая небрежным хлыстом кожа. Глухая тоска душила Найтблу, и не было поблизости ни врага, чтобы разогнать в смертельном танце кровь, ни бутылки и сговорчивой простушки, — только пыль и чужое отчаяние, отчаяние в пыли, отчаяние пыли.

Наконец появился некромаг. Он левитировал за собой мешки с навозом, у его головы парил кинжал серповидной формы, чьё зазубренное, покрытое змееобразными символами лезвие не пускало солнечных зайчиков. То было оружие не боя, но убийства.

— Слушай внимательно, — сказал он, — резать горло параллельно рту, примерно дюйм от челюсти. Ждать, пока кровь вытечет, не надо, сразу скидывай. Но ни в коем случае не допускай, чтобы она выплёскивалась за пределы могильника! Это очень важно. После присыпь труп навозом, но забрасывать полностью не обязательно. Рассчитай, чтобы его хватило на всех. Понял?

Найтблу оторопело молчал, и Фатал, приняв это за согласие, развернулся.

— Погодите-ка, мы так не договаривались! Я в этих ритуалах ни сена не смылю и участвовать не хочу. И вообще, не маг я, напортачу, как есть напортачу! — обрёл голос Дэйт. Маг повернул голову, обжёг яростным взглядом Найтблу.

— Мы договаривались, что вы сопровождаете меня и оказываете максимальную помощь, — промурлыкал он, — вместо этого вы раз за разом отказывайтесь выполнять свои обязанности. За что, спрашивается, я должен платить? Приступай.

В его голосе Дэйту послышалась угроза: за что платить? за что оставлять в живых? Быть может, то было лишь разыгравшееся воображение; он потянулся к обрезу, глядя вслед уходящему магу. Но копыто остановилось на полпути, скованное той странной, причудливой пародией на мораль и страхом. И кто знает, возможно, первое подкреплялось вторым, находилось у него в подчинении и существовало только благодаря ему, этому универсальному поводырю.

Первую жертву Дэйт выбрал наугад — ткнул в отпрянувшую толпу. Перед ним оказалась лимонной масти кобылка, по виду достигшая совершеннолетия. Это его обрадовало: начинать с детей не хотелось. Потом он узнает, что впечатлительные жеребята, в отличие от взрослых, не полностью увязшие в тупой покорности, будут сопротивляться, с каждой увиденной смертью всё более проникаясь безысходностью и всё более отказываясь в неё верить. Узнает — и пожалеет, что не взялся сперва за самых маленьких.

Поражённая предательством сестёр по несчастью, кобылка молча позволила привести себя к краю ямы. Но у обрыва она заартачилась, взмолилась, чтобы он отпустил её, отказываясь сделать хоть шаг дальше. Раздражённый неповиновением, злившийся на себя за то, что поддался магу, Дэйт дважды ударил её, и она сломалась. На выбор приемлемой позы и снятие ошейника ушло десять минут, показавшихся мигом рабыне и вечностью для наёмника. Он закусил эфес, наметил место для удара, но медлил, не смея решиться. Тень совести не могла упрекать его за то, что он совершит, но была способна вызвать жаркий зуд в груди. Краем глаза Найтблу заметил влажную полосу слёз на щеке кобылки. Рабыня всхлипывала.

— Милосердная Селестия, заступи, спаси, помилуй и сохрани душу её, и грехи юности и неведения её не помяни, и даруй ей кончину праведную, и да не узрит душа её мрачного взора лукавых демонов Тартара, да примут её в Царствие сна небесного и вечного, — забормотал Найтблу, борясь с  искушением выплюнуть неудобный, кислящий железом кинжал. — Благостная Луна, прими её под защиту своих крыльев, да будет ночь её тихой и покойной, и да обретёт она жизнь во сне лучшую, чем сон в жизни этой...

Слова пронеслись по его телу, даровали успокоение, которое способна дать духу только вера — горний алкоголь, пьянящий разум надеждой, возвышающий над бренным миром, дарующий лёгкость бытия и ухода.

Дочитывал короткую заупокойную Дэйт вместе с кобылкой, переставшей плакать. Богини сплотили их, и смерть рабыня встретила с куда большим спокойствием, чем её ожидание. Найтблу машинально отдёрнул голову, чтобы не испачкаться, и скинул труп вниз. Встряхнул ритуальный нож — кровь льнула к лезвию, словно не желавшему её отпускать, — и двинулся за навозом.

Удивительно рабское мышление! Вместо того чтобы взбунтовать, попытаться убить палача и погибнуть в борьбе за свободу, сорвав напоследок планы некромага, невольницы шли на забой. На что они надеялись? На то, что в последний миг придёт помощь? Что убивать нужно не всех? Что смирение окупится сторицей в краю вечного сна? О том думал Дэйт во время очередной молитвы. Он привык к нехитрой последовательности действий. Ужас хладнокровного умерщвления крылся в колебаниях на краю излома, в решении — делать или нет? Первая гибель была пиком, дальнейшие — плавным склоном рутины. Её разбавляли жеребята, которые брыкались и кусались, от отчаяния потеряв голову и забыв, чему учили в бараках — принимать волю хозяина безропотно и кротко. Слишком мало шрамов от плетей оставили на них учителя.

Стихийная служба Дэйта оборвалась на середине. Он услышал яростный крик, увидел размытый силуэт, похожий на призрака в балахоне, — и в следующее мгновение его отбросило от ямы чудовищным ударом по мордочке. Благодаря крепкому сложению шея выдержала, но обрадоваться маленькой победе не вышло — избиение продолжалось. В теле расцвела боль, жидким огнём заструилась по венам, сковавшие грудь спазмы не давали вдохнуть воздуха. Колкий страх затопил сознание, он сжался в клубок, дрожа, стараясь прикрыть живот. Перед глазами плясали концентрические круги, вторя тяжеловесным ударам молота в голове.

В какой-то миг натиск сошёл на нет, и Дэйт осознал, что теперь его просто избивают ногами, притом слабо, неумело. Прогремел выстрел, и мучитель исчез. Найтблу зашевелился, захрипел, выплюнул кровь из разбитого рта. Медленно поднял склеившиеся от слёз веки и увидел подле себя подол мантии Фатала.

— Ты что, гниль кладбищенская, сделал?! Может, ещё церковь здесь заложишь?! А ладаном окурить трупы не хочешь?! — ворвался в уши голос альбиноса. От злости кошачьи интонации превратились в скрежетание, как будто ржавой пилой пилили кость. — Ты, грязь, рождённая грязью в грязи, хоть представляешь, что случилось с Источником? — Он отодвинулся, и Дэйт заметил Черза, нацелившего дробовик на босса. Тот вздохнул и, утратив пыл, махнул копытом.

— Убери палку, — устало сказал маг, — я с ним закончил. Из-за этого кретина придётся теперь чистить фон, использованный материал пойдёт мулу под хвост. Он растянул дело на ещё один день. Падаль, заткнись, — приказал он кобылке, которую не успел принести в жертву Дэйт. Сбитая с толку, она механически подвывала, не обращая внимания на происходящее вокруг, но замолчала, когда взбешённый некромаг влепил ей пощёчину.

— Как тебя приложил, сволочь, — пробормотал Моуст, стоило альбиносу отойти на порядочное расстояние. — Вся морда в подтёках. Внутри болит? Ну-ка, глотни. — Он вытащил из седельной сумки лечебное зелье, поднёс к губам Дэйта, жадно принявшегося глотать. — Я, вишь, сижу, и тут вопить кто-то начинает, а потом смотрю — по лагерю кто-то бежит, странно бежит, не разобрать внешности, и так быстро! Ну, я вдогонку, прибегаю, смотрю, а тут Фатал стоит, страшный, глаза навыкате, огнём пылают, а в тебя какие-то шары зелёные врезаются, да так, что по земле катаешься. Ну, я в воздух пальнул, прицелился, думаю, как с ним сладить-то? Пришибёт и не заметит. Но очнулся, только посчитал рёбра напоследок.

— Убью тварь, — зашипел Дэйт, осторожно тронул звенящее ухо и охнул от боли. — Мокрого места не оставлю, заберусь в палатку и горло перережу.

— Погоди ты, — нахмурился Черз, — не нашего полёта пегас оказался. Тут бы самим живыми убраться. — Его участливую физиономию исказила досада. — А ты и сам хорош... Молиться вздумал. Да здесь же натуральная чёрная магия, чернее некуда.

Дэйт промолчал: не знал, как возразить, к тому же говорить было больно. Он выпил ещё одно зелье, со скрипом поднялся на ноги и, качаясь и поминутно останавливаясь, чтобы не упасть мордочкой в грязь, побрёл к палатке, подальше от ямы, от трупов, от некромага, с которого станется довершить начатое. Черз, угадав его направление, решил не мешать. Вместо этого он закричал на уполовинившуюся группку, погнал её обратно к кругу. С жертвоприношениями на сегодня было покончено.

Найтблу меж тем становилось всё хуже. В глазах помутнело, грудь на вдохе булькала, бросало то в озноб, то в жар. Кое-как он выбрался к своей палатке, разбросал все вещи в поисках аптечки. Ящичек с эликсирами обнаружился в дальнем углу, и Дэйт, проклиная собственную недальновидность, наскоро замотался бинтами и выхлебал оттуда всё подряд, так как не видел этикеток за буйством чёрных точек. После чего его свалило в тяжёлый, лихорадочный сон. Ему приснилась бескрайняя высушенная равнина, накрытая свинцовыми тучами. До самого горизонта её усеивали ямы, заполненные трупами, а над ними ветер разносил громкий неестественный смех.

Проснулся он от того, что неподалёку кто-то шевелился. Оказалось, укладывался Черз. С беспокойством, скрытым за маской грубоватой бодрости, Моуст спросил, как Дэйт себя чувствует.

— Не так уж плохо, — ответил Дэйт, прислушавшись к себе. Боль не ушла, но её норов изменился: из резкой, пронизывающей до костей муки она превратилась в тупую пульсацию в мышцах. Какой бы дряни он ни наглотался, она определённо помогла.

— Рожа у тебя вспухла, что задница Селестии. — Дэйт почесал лоб. — Ты завтра того, не подходи близко к яме. Фатал заявил, что порча в два счёта в раны заберётся и сожрёт. А нам он сказал что-то мудрёное, вспомнить бы... выразился так по-хитрому... — Настала очередь затылка. — Короче, теперь только туда и гадить можно. Говорит, так магия усилится.

— Это как?

— А кто ж это колдуньё разберёт? Во, вспомнил! "Справлять нужду". Мне аж переспрашивать пришлось. И откуда только словечек набрался...

— От книг, откуда ж ещё. И магичить научился, и болтать... А я его таки прирежу, — пробормотал Дэйт. На него наплыла слабость, заставила откинуться на лежак. Моуст вмиг посерьёзнел и заявил, чтобы Найтблу сейчас же ложился спать. Погасили свет.

Давно перестал ворочаться Черз. Его храп оглашал палатку, и в нём тонуло тихое сопение Блекла, неизвестно когда пробравшегося туда; за последние сутки его совсем перестали замечать. Спать Дэйту не хотелось, и он лежал без движения, разглядывая терявшийся в темноте матерчатый верх. Наконец его сморило, и вновь он увидел равнину, над которой витал жуткий смех.

День прошёл в хлопотах. Фатал наскоро дорезал рабынь, оставив только малолетку-девственницу, ноги которой густо покрывала руническая цепочка. Некромаг на этом не остановился, перейдя на тело, а друзьям и Блеклу поручил притащить к могильнику какой-нибудь длинный плоский камень. Поиски затянулись, и если бы не Блекл, забрёдший глубоко в руины, ничего подходящего так бы и не встретилось. Затем Фатал потребовал нанести на подходах к лагерю целую кучу символов. Орудовать приходилось кровью рабынь, которая почему-то не сворачивалась, но зато пахла сырым мясом и имела зеленоватый отлив. Морща носы от отвращения, наёмники расписывали стены срисовками с похрустывающих карточек Фатала. Ближе к вечеру появился он сам, суетливый и злой, взялся за кисть, причём его знаки выходили куда более ровными — сказывалась сноровка. Затем он прошёлся мимо уже начертанных символов, скороговоркой читая заклинания. Поймав разочарованный взгляд Черза, надеявшегося на пламя, гром или на худой конец дымок, альбинос нахмурился:

— Некромагия — дитя некромантии, зародившейся в катакомбах и канализациях. Её последователи не могли позволить себе привлечь внимание глупцов яркими трюками. Некромагия эффективна, а не эффектна, и в том её сила.

Живопись и освящение заняли немало времени, так что к возвращению в лагерь тени изрядно удлинились. Дэйт измазался в мерзкой краске и с брезгливостью отдирал кровавую корочку от плаща. Шёлковая полоска была загублена безвозвратно, и настроение Найтблу было пропитано ненавистью к миру — но особенно к Фаталу. Что хуже, подала голос горячка, не беспокоившая с самого утра, заворочалась в кишках Дэйта обжигающим комом, запустила щупальца в голову.

Встретил их плач кобылки, распластанной на камне, который троица притащила утром. Руны покрывали рабыню целиком, и при движении создавалось впечатление, будто по ней пробегали тысячи крохотных паучков. Впрочем, шевелилась она с трудом: её сковывали ядовито-зелёные путы магии.

Фатал подбежал к жертве, осмотрел её и подозвал Черза. Они зашептались, Моуст воскликнул: "Нет!" Разговор продолжился, Фатал напирал на Черза, чьё сопротивление ослабевало секунда за секундой. Найтблу подобрался ближе. Волна мути прошла по телу, ударила в мозг, но миг спустя схлынула.

— ...смотри на неё, кожа да кости! Страшна, как гулья жена. Не смогу я. И пахнет так, что кишки наружу выворачивает. Я уж про яму не говорю.

— У меня найдётся стимулирующее... — Фатал заметил Дэйта. — Ты что тут делаешь? Сгнить собрался?!

Найтблу поспешно отступил. Риск действительно не имел смысла: вскоре подошёл Черз и в красках рассказал, какую роль некромаг уготовил ему.

— Как ты себе это представляешь, а? Вот возьми и у всех на виду! Мелкую совсем, и чтоб побольнее, и чтоб подольше!

— В борделях тебя это не волновало, — заметил Дэйт. Но он понимал друга, хотя тому и выпала участь куда легче.

— Так то в борделях... и там не было кучи трупов в дерьме... и колдуна...

Были сделаны последние приготовления, и вот — затянул песнопения некромаг, медленно приблизился к расписанному алтарю Черз. Его покачивало от обилия влитых наркотиков. Кобылка завозилась и начала хныкать. Знаки на её теле налились изумрудом.

Найтблу Дэйт перевёл взгляд на пасмурное небо. Голову сдавило стальным обручем. Вверх, вверх! Пробиваясь через многие слои туч, багровели очертания солнца, вскипали по краям оранжевым маревом. Белёсые разводы на облаках истончались, завеса прогибалась, словно готовая разорваться, выплеснуть из себя влагу, затопить мир синевой. Зашлась криком кобылка, взмыл речитатив Фатала. На небе проступали выпуклости, налитые влагой, напоминавшие черты колоссального лица. В вышине сражались ветра, и в столкновениях их рождались смерчи, терзавшие затем Пустошь. Кобылка сорвала голос, её ритмичные всхлипывания вгрызались в уши. А что, если за облаками предателей-пегасов располагались другие, белоснежные и пухлые, которых ни разу не цеплял взор живого? Ни разу среди них не было бури, ни разу земная грязь не касалась их, и путь их лежал через Царствие небесное, и умершие летали среди них, и нерождённые танцевали в них, принцесса Селестия давала им кров, когда внизу вздымалась особенно мощная буря, а принцесса Луна дарила вечным странникам лазурные одеяния, прося об одном — передать их по своим таинственным каналам на землю, чтобы пони увидели, как она любит их, и возлюбили бы её в ответ, и остановились бы войны, и не было бы больше убийств, пегасы разгоняют завесу, незамутнённый свет падает на прах, и прах становится плотью, невинные облака спускаются к загрязнённым собратьям, а те воспаряют, очищаясь, возрождаясь...

Дэйт упал; его вырвало. Над ним прожужжало что-то быстрое, зло и разочарованно проскрежетало по камню. Какой-то глубинный инстинкт заставил его протащить тело вперёд, игнорируя фонтанчики земли, подбиравшиеся ближе и ближе, заползти под защиту булыжника. Булыжник задрожал под выстрелами. С удивлением Дэйт обнаружил, что прижимает к себе обрез, — прихватил его с собой, несмотря на помрачнение рассудка.

Найтблу огляделся. Сообщники обнаружились быстро: Черз спрятался за другим камнем и отстреливался от врагов, а Фатала хоть и не было видно, но голос его порой перекрывал пальбу. Видимых результатов от его заклятий, впрочем, не было. Дэйт вспомнил слова некромага о "эффективности, не эффектности" и понадеялся, что так оно и есть.

Он встряхнулся, прогоняя дурноту, на миг выглянул из-за укрытия и пальнул туда, где, как он думал, находились враги. С направлением он угадал, так как в ответ прилетел настоящий шквал. "Да сколько их там?! — промелькнула паническая мысль. — Поскорей бы колдун что-нибудь придумал". Дэйт перезарядился и выстрелил ещё раз, едва успев спрятаться — там, где секунду назад была его голова, промелькнула пуля.

Воздух наполнил пронзительный заливистый свист. То же чутьё, которое загнало Дэйта в укрытие, заставило вжаться в грязь. Верхушку булыжника смело в мгновение ока, во все стороны разлетелось каменное крошево, щедро осыпало вздрогнувшего от близкого взрыва Найтблу. Уши заполнил противный писк, заглушил остальные звуки. Дэйт оторвал мордочку от земли. Мир обрёл плавность и нечёткость форм, затылок обдало жаром. Желудок подступил к горлу, но, к счастью, извергаться было уже нечему.

Поднявшаяся пыль скрыла местность, но ненадолго — внезапно завесу озарил зелёный всполох, и ураганный огонь тотчас прекратился. Какое-то время Дэйт не двигался; затем попытался отыскать дробовик и патроны, но ноги, казалось, утратили чувствительность, и всё вокруг было одинаково ватным. Кое-как Найтблу собрал воедино все части тела, привёл их к повиновению и приподнялся. По нему словно бегала крошечная молния, посылая импульсы в конечности, заставляя их сотрясаться, и Дэйт никак не мог её изловить. Стоило ему сосредоточиться на правой передней ноге, как разряд перетекал к задним — через спину, и та прогибалась от боли. С трудом он разгрёб осколки и поднял обрез.

— Мы победили? — Он не услышал себя. Тогда он принялся выводить хлёсткое "А-а-а", сражаясь с собственным слухом. Частично это помогло — до него донеслось, как сквозь подушку:

— Ты теперь певец? — Откуда-то сбоку выбрался Фатал. Он светился радостью, и мордочка его обрела сходство с довольным, щурившимся  от сытости котом. Неподалёку парила в лучах изумрудной магии его сумка, её низ был весь в крови.

— Мы победили?

— Не кричи, — поморщился некромаг, — победили. К слову, надеюсь, ты оценил цвет. Специально для вас я приукрасил чары.

— Хорошо, — прошептал Найтблу, — хорошо.

Он поковылял к булыжнику, за которым прятался Моуст Черз. Дурные предчувствия охватили его; друг давно показался бы сам, если бы с ним всё было в порядке.

По виду укрытия стало ясно, что неведомые враги не ограничились одним Найтблу; они вознамерились заглушить оба очага сопротивления. И если снаряд, доставшийся Дэйту, не достиг своей цели, то Черзу не повезло куда больше. Смерть не пощадила его: ему снесло полчерепа, не хватало одной ноги, а на её месте находился до странности ровный срез. Моуст превратился в окровавленный кусок мяса. Найтблу отвёл взгляд.

— Это твоя вина. Почему, почему, сено тебя побери, ты не закончил раньше?!

— Это Пустошь, — ответил Фатал, — здесь умирают. Неужели ты думаешь, что я буду перед тобой оправдываться? Ему не повезло, вот и всё.

— Не повезло?! Да он был самым везучим сукиным сыном из все... — Язык у Найтблу заплетался. Глаза застило темнотой, секундный обморок прервал обвинительную речь.

— Ну и что? — хмыкнул некромаг. — Вины не существует с тех пор, как на Эквестрию упали первые мегазаклинания. Вернее, не существует в старом виде. Теперь она представляет собой относительную связь, которую любой из связанных может обратить в свою пользу — достало бы сил. У меня хватило сил, чтобы назвать виновными тех кобылок и приговорить их к смерти, как ранее их признали виновными работорговцы. Но ты, ты не справишься со мной. Не тебе решать, виновен ли я или нет. Радуйся, что остался жив; будь я менее снисходителен, припомнил бы тебе, в чём заключается твоя вина... Однако я прощаю тебя. В этом моё отличие от тех, что напали на нас, — я, признав виновным, умею прощать.

— Ты знаешь, кто напал на нас?

— Разумеется. Я ждал их.

— Ждал... и не предупредил?!

— Хм, пожалуй... Забыл, но не это важно. Они решили, будто вина по-прежнему абсолютна, будто на небе написаны законы, которые по-прежнему нужно соблюдать. И они объявили себя мерилом каждого пони. Хотя тут оговорюсь: объявил только один, остальные сбились вокруг лидера. Он — выродок Пустоши, её странное порождение. Ты бы видел, что его присутствие делает с тонкими планами... Он отмечен её печатью, вокруг него всегда свершаются вещи великие и ужасные; некоторые посвящённые думают, что именно он пробуждает их к жизни, запускает цепочку событий, которые перекраивают устоявшийся порядок. Хорошо, что этот Герой был ещё в начале пути. Ты бы знал, с каким наслаждением я осознал, что убил его! — Фатал потянулся. — Идём, ритуал ещё не завершен.

— Не собираюсь я иметь ту...

— Она мертва. Несмотря на все старания этих идиотов, мертва. Они как кровяные мухи — совершенно без мозгов, летят на любой свет. Пустошь двигает их туда, где свершается несправедливость, и они толкутся у огня, пока он не гаснет или они не сгорают. Уверен, судьба столкнула Героя с одной из банд, с которой я договаривался, и от неё он узнал, что здесь проводит чёрное таинство колдун, — некромаг сплюнул. — Во всяком случае, их движение легко читалось по эфиру.

Он двинулся к развалинам, где располагались враги; чуть помедлив, за ним последовал Дэйт. "Подожду, пока отвлечётся, и выпалю в затылок", — мысль эта билась в сумрачном сознании Найтблу, ей одной передвигал он ноги.

Некромага и наёмника встретила тишина. На входе они миновали нескольких пони, застывших в нелепых позах: смерть настигла их внезапно. Иссушенные, мумифицированные тела уже распадались прахом. Фатал довольно кивнул, приветствуя трупы, Дэйт равнодушно плёлся позади. Его будто окружил кокон пустоты, в котором угасли все чувства и переживания; и только поднимая глаза на некромага, он вспоминал о цели и сжимал в зубах обрез обрез. Проломы в стенах пропускали жидкий свет, щербились свежими сколами от выстрелов. Граница между светом и тенью, подчиняясь пульсу магии Фатала, приливала и отдалялась. Дэйт уставился на пол: мешанина бездумно выпитых зелий и контузия давали о себе знать. В темноте возникали фантомы, свист ветра то усиливался, то спадал совсем, хотя дуновение его оставалось ровным, порой земля начинала ходить ходуном, точно от сильной качки.

Найти Героя не составило труда: в центре комнаты, где тел было больше всего, у ящика с гранатами лежала кобылка. Порча пощадила её: белоснежная шёрстка, не тронутая грязью, резко контрастировала с пламеневшей рыжим гривой, три бильярдных шара на бедре не утратили цветов. Насыщенно-голубые глаза кобылки были широко раскрыты. В них словно отражался кусочек неба, и уже этим она должна была притягивать пони, надеявшихся на лучшую долю, надеявшихся на солнце для себя и мир для своих детей. Она не походила на мёртвую; в другое время и при других обстоятельствах Найтблу нашёл бы её очаровательной.

— Жива?

— Почти. — Фатал извлёк из окровавленной сумки сердце и кинжал, отбросил её. — Прелестно, не правда ли? Честно говоря, сомневался, но девочка всё-таки оказалась куда чище, чем я думал.

Он рассёк живот Героини, вытащил её сердце и заменил сердцем бывшей девственницы. Кобылка вздрогнула, из её горла вырвался хрип, но Фатал не допустил большего: заклинания утихомирили Героиню, и её мордочка обрела подобающий покойнику восковой вид. Спустя минуту некромаг закончил петь и достал из нутра кобылки неправильной формы сферу. Её обвивали подрагивающие сосуды, гонявшие какую-то жидкость дымчато-серого цвета. Фатал засмеялся, и Дэйт вздрогнул: такой же смех он слышал во сне.

— Ну вот и всё, — успокоившись, сказал альбинос. Он повернулся к Найтблу: — Тебе повезло. Так как твои напарники погибли, можешь забрать их долю. Меня деньги не волнуют.

— Вот как... — протянул Дэйт. Во время обряда он выгадывал миг, чтобы выстрелить, но альбинос следил за ним краем глаза. Фатал бы прикончил Найтблу прежде, чем тот успел прицелиться.

— Думал, убью? — усмехнулся некромаг. — Но зачем? Просто не попадайся мне больше. У меня большие планы. Слышал о секте Судного Дня? Они проповедовали, что однажды принцессы спустятся на землю, чтобы вершить правосудие. Тогда восстанут мёртвые, и дела их оценят по заслугам — одних ждёт вечное блаженство, других — нескончаемые муки. Я судить никого не собираюсь, но вот обзавестись армией зомби...

За спиной Фатала Найтблу увидел какое-то шевеление. Из полумрака вынырнул Блекл, скользящим шагом подкрался к альбиносу. В зубах напарника Дэйт увидел переливающийся серебром кинжал.

Некромаг увидел в движение в глазах Дэйта, но отреагировать не успел: Блекл набросился на него, пронзил шею колдуна. Тот оказался  весьма живуч и, несмотря на рану, попытался сбросить убийцу. Завязалась драка. Во все стороны хлестала кровь, но многочисленные порезы не утихомирили некромага; его рог засветился. Точные и мощный удар Блекла сбил заклятье, впервые Фатал вскрикнул от боли. Найтблу Дэйт поднял дробовик, навёл его на дерущихся. Вхолостую щёлкнул спусковой крючок. В обрезе не было патронов, они остались у могильника, рядом с которым погиб Моуст. Дэйт бросил бесполезное оружие.

Блекл побеждал; сопротивление некромага слабело, и в какой-то момент он перестал двигаться. Однако Блекла это не удовлетворило, и он угомонился только тогда, когда отпилил альбиносу голову. После чего он выдохнул, достал платок и тщательно вытер перепачканную в крови мордочку.

— С этими паршивцами хочешь не хочешь, а вывозишься, — сказал он и невыразительно улыбнулся; такой улыбкой Богини отмечают полных ничтожеств и выдающихся наёмных убийц. Он подобрал сферу и спрятал её в свою седельную сумку. — Не волнуйся: за тебя не платили. Я заберу причитающуюся мне долю, остальное тебе. Идёт? — Сегодня он был необычайно словоохотлив.

Найтблу молчал, и Блекл, приняв это за согласие, заявил:

— Время костра! — Он оглянулся в поисках горючего. Дэйтом овладело глубокое равнодушие, он едва понимал, что ему что-то говорят. Бездумно наблюдал он за метаниями бывшего напарника, пока тот складывал в центре комнаты небольшую кучку. Оживился наёмник, лишь когда Блекл поместил в уже разгоревшийся огонь тело Фатала. Ярко и дымно вспыхнула разорванная во многих местах хламида некромага, и в душу Найтблу закрылось сожаление: какой материал пропадал! И через эту жалость в сердце проникли другие события последних дней: зловещий ритуал, убийство рабов, избиение и отравление, смерть Черза и гибель целого отряда пони во главе с Героиней... Скорбь по другу, приглаженная облегчением от того, что всё позади, выплеснулась из него угрюмыми, напускно-расчётливыми словами:

— Одёжку-то, одёжку за что? — Он подумал и добавил: — Темпораоморез!

— Воистину, что за времена… — поддакнул Блекл, вновь разжигая потухший костёр. Мертвец плохо горел.