c1p5

Всю ночь я ворочался в обширной постели, не в силах заснуть. Иногда я вставал и прогуливался по покоям, хотя,  пожалуй, прогулки эти походили скорее на метания зверя, запертого в клетке. Мозг лихорадочно работал в попытках найти выход из ситуации. Очевидно, я не хотел превращаться в монстра, которого боялись и ненавидели люди. И всё более очевидным становилось то, что проводить время в компании подобных монстров было откровенным безумием. Оставалось понять, каким образом избежать цепких лап Ала и успешно вырваться из-под алого взора Вероники. К сожалению, я не был знаком с законами Даларана в целом и Соглашением в частности, чтобы отыскать лазейку, которая гарантировала бы службу королю или хотя бы свободу. На крайний случай имелся запасной план, однако действенность его была сомнительна, а возможный вред — вполне реален.
От тяжёлых размышлений меня оторвала боль в тыльной части ладони. Оказалось, я так сильно обхватил одной рукой другую, что до крови расцарапал её. Поморщившись, я помассировал закрытые веки и в очередной раз улёгся в постель, надеясь, что сон избавит меня от мучений неопределённости. Уставший организм быстро провалился в забытьё. Впрочем, его прогнал кошмар, о подробностях которого я забыл, как только проснулся от собственного крика. Такими обрывками и запомнилась ночь: череда кратких провалов, в которых жили скверные сновидения, и тревожного бодрствования.
Утром я едва заставил себя съесть завтрак. В рот не лезла ни яичница с беконом, ни салат, а от свежевыжатого сока едва не стошнило.  Сердце с каждой секундой стучало сильнее и сильнее, и, когда в дверь постучали, я едва не подскочил с дивана.
Пришёл человек, которому было приказано сопроводить меня к комиссии. Вместо уже привычной Айры передо мной предстал незнакомый слуга в чёрно-зелёной ливрее. Бесстрастие на его лице, тронутом старением, навевало мысли о манекенах или восковых фигурах. В руках он держал стопку одежды, на вершине которой лежали остроносые туфли. Видимо, посетить официальное мероприятие в джинсах и футболке, потрёпанных неумелыми стирками (отдавать вещи я не хотел, ибо они напоминали о доме), мне было не суждено. Я переоделся в замшевый кафтан и свободные брюки, на удивление хорошо севшие на меня, натянул туфли. Они чуть-чуть жали. Терпеливо дождавшийся конца переоблачения слуга двинулся уже изученными коридорами западного крыла к центральной части поместья. Я нисколько не удивился, услышав за спиной знакомый лязг.
Центральное крыло заметно отличалось от западного. Коридоры здесь были выше и просторнее, а ковровые дорожки — шире и мягче. Висевшие повсюду свечные канделябры уступили место круглым шарам размером с кулак, которые испускали ровный мягкий свет. Шары крепились к стенам бронзовыми держателями, выполненными в форме человеческих кистей. Паркет был начищен до зеркального блеска, и, скорее всего, по нему можно было прокатиться. Однако по понятным причинам делать этого я не стал.
Мы пришли к двустворчатой двери высотой в три моих роста. Выглядела она внушительно: на тёмном дереве створок сплелись в объятиях золотые змеи, изумруды на ручках служили их глазами. По обеим сторонам двери стояли стражники, чьи доспехи своим сиянием и гравировкой буквально кричали о церемониальности. На их фоне мой охранник и сторож выглядел невзрачным.
Меня обыскали. На сей раз смартфон остался у одного из стражей. После того как они убедились, что на мне нет спрятанного оружия, солдаты с усилием открыли дверь, наконец впустив меня.
Помещение было огромным, но практически пустым. Круглые стены создавали впечатление, что я находился в концертном зале. Впечатление это усиливалось тем, что у дальней стены имелось возвышение наподобие сцены, на которой простирался вытянутый стол с покрывалом зелёного сукна. За столом сидело три человека, четвёртое кресло пустовало. Перед каждым местом выстроилась парочка из хрустального бокала и графина с водой.
В центре комнаты был пюпитр, на котором покоилась раскрытая книга, а слева от него располагался каменный постамент с широкой исписанной плитой на нём. Я повертел головой и обнаружил Веронику, Эвакила и Ланду. Они стояли порознь на метках в виде звезды, которые были рассыпаны на мозаичном полу на одинаковом расстоянии друг от друга и от сцены. Магичка глазами, полными ненависти, прожигала дыру в пепельноволосой девушке, на лице которой было написано безразличие. Ритуальный кинжал был при ней, как всегда. По всей видимости, забрать его не имели права. Эвакил что-то бормотал про себя, держа в руке талисман, свисавший с шеи.
Взгляды собравшихся скрестились на мне, и я внутренне поёжился. Не дожидаясь инструкций, я встал на ближайшую звезду. Судя по тому, что никто ничего не сказал, я всё сделал правильно. Так прошла минута, вторая, третья. Я начал изучать тех, кто, как я подозревал, будет судьями.
С левого края сидел старик в фиолетовой мантии. Его внешний вид — классическая длинная борода, густые брови, седые волосы, глубокие морщины — буквально кричал о том, что он волшебник. Старик сидел с закрытыми глазами и неслышно постукивал по столу пальцами, будто играл на пианино. Правее от него, демонстрируя залысины, опирался головой о сложенные на столешнице руки мужчина средних лет в простой шерстяной робе. На его груди висел тот же амулет, что у Эвакила. Третьим был дворянин, если судить по облачению. Тёмный камзол, расшитый серебряными галунами, сидел на нём, как влитой, а кружевные манжеты и воротник, нелепые для жителя XXI века, лишь подчёркивали черты того, кто привык отдавать приказы. Из всех присутствующих в зале только этот аристократ проявлял признаки нетерпения, то и дело порываясь встать и что-то сказать.
Громкий знакомый голос заставил обернуться.
— Прошу прощения за задержку, уважаемые члены комиссии и остальные.
Ал влетел в комнату, извиняющейся полуулыбкой отражая раздражение дворянина.
— Вы опоздали.
— Мои глубочайшие сожаления, Ваше Высочество.
Было похоже, что дворянин ожидал объяснений, но Ал просто занял место за столом и кивком показал, что готов. Судя по тому, что скандала не последовало, Владыка плотно держал руку на горле даларанцев. Возможно, опоздание Ала было призвано показать это.
— Что ж… В таком случае я, второй принц Даларана, Меридий де ла Серда, сын Его Величества короля Леона Первого де ла Серда, открываю слушание в рамках существующего Соглашения между королевствами Даларан и Мадил. Прошу участников представиться.
Старик, постукивавший пальцами по столу, очнулся и приподнялся, обозначая подъём.
— Филип, магистр ордена святой Софии.
За ним встал мужчина в робе.
— Бельмут, архиепископ церкви Триединых Богов и представитель круга кардиналов на этом заседании.
— Аладиларий, куратор рыцарей Владыки на территории Даларана. Мирское имя — Шурф де Тувьен, сын графа Инонна де Тувьен.
К моему удивлению, эстафету подхватил Эвакил.
— Эвакил, скромный служитель Триединых Богов.
— Ланда де Тувьен, дочь графа Инонна де Тувьен, боевой маг ордена Святой Софии.
Я уставился на магичку. Разгадка внешней схожести Ала и Ланды была проста, и тем страннее было видеть брата и сестру по разные стороны баррикад.
— Вероника, рыцарь Владыки.
— А ваше мирское имя?.. — начал было Меридий, но его прервал Ал:
— Рыцари Владыки имеют привычку предавать забвению то, как их звали до начала службы. Мне, как человеку известному, едва ли позволили бы это, — взгляд Ала упал на Ланду, которая поджала губы. На её лице читалось презрение. — Однако нельзя требовать сохранить прошлое у того, кого оно тяготит.
Меридий хмыкнул.
— Не перебивайте меня больше.
— Прошу прощения, Ваше Высочество.
На этом я с холодком под сердцем осознал, что настала моя очередь. Кем я был в этом мире? Пожалуй, что никем.
— Такуми Накагава.
— Никогда не слышал об этой фамилии, тем более без приставки, — задумчиво сказал принц. Затем, словно очнувшись, продолжил: — В рамках существующего Соглашения комиссия объявляется открытой. Первый вопрос на повестке: установление правового статуса Такуми Накагавы, появившегося на кладбище у деревни Верхний Стан в ходе ритуала по поднятию неупокоенных. Для изучения всех подробностей происшествия необходима запись.
— Запись готова, Ваше Высочество, — произнёс Эвакил и после разрешения принца подошёл к пюпитру, положив свой талисман в центр каменного стола. Священник принялся читать книгу, и из самоцвета в амулете ударил свет, развернувшись в воздухе в сферу. Внутри этой сферы задвигались фигуры, и я с отвалившейся челюстью увидел знакомое кладбище с обелисками. Словно цветной фильм парил над головой жреца, отражая движения и голоса тех, кто несколько дней назад присутствовал на ритуале. Вот появился я, вот завязался спор… Всё это выглядело дико, как будто в фэнтезийную историю прокрался голографический аппарат из научной фантастики.
Когда сфера погасла, подал голос Ал:
— Если позволите, я выскажу свою гипотезу. Как вы можете заметить, появление Такуми Накагавы не сопровождалось признаками, типичными при призыве духов, элементалей и демонов, а значит, можно с уверенностью сделать вывод, что он не принадлежит к числу нерождённых. В таком случае возникает противоречие: магия света и тьмы не способна телепортировать объекты, принадлежащие нашему миру. Следовательно, корень проблемы следует искать в проведении ритуала. Госпожа Вероника — многообещающий рыцарь, но ей недостаёт практики в сложных плетениях Аспектов. Возможно, насколько бы безумно это ни звучало, высокий природный фон на кладбище вызвал сбой в её заклятиях, что повлияло на их тип. Стечение обстоятельств привело к тому, что слепая сила перехватила заклинания Вероники и превратила полуготовые формы в нечто совсем иное. Однако, как вы знаете, теоретически существующая магия перемещений обладает двумя фатальными недостатками, которые не позволяют в полной мере применять её.
Ал загнул палец.
— Во-первых, для подготовки заклинания требуется решить большое число уравнений высоких порядков, чтобы рассчитать связь между точками в пространстве и создать переместительные конусы над ними. Я подозреваю, что этот недостаток был преодолён случаем. В силу среды он модифицировал заклятья госпожи Вероники, и она не смогла их контролировать.
Ал загнул второй палец.
— Во-вторых, нужно вспомнить, что случается с перемещаемыми объектами. Возьмём две точки: точка А — отправки, точка Б — прибытия. Объект в точке А в силу законов реальности распадается на фундаментальные частицы, из которых состоит, а в точке Б возникает его точная копия. Иными словами, первоначальный объект растворяется, исчезает… умирает, если речь о живом человеке. И в точке Б возникает креатура, голем из мифических историй, если угодно. Подобный конструкт не обладает душой в полном смысле этого слова.
Он улыбнулся и налил себе воды.
— Значит, мы можем говорить о том, что Такуми Накагава не человек и не обладает правами человека. Это только подобие мыслящего существа, как заводная кукла. Соответственно, нападение или попытка нападения на него не может быть приравнена к нападению на человека.
Я почувствовал, как сердце уходит в пятки. То, что с беззаботным видом поведал маг, напугало меня до чёртиков. Я рефлекторно схватился за руку, нащупывая пульс. Не может быть, не может быть… Я — копия? Настоящий Такуми превратился в кучку слизи на улицах Токио? Чушь, невозможно! Ноги задрожали. Ведь… ведь я ни разу не заподозрил, что со мной что-то не так.  Единственной зацепкой к тому, что Ал ошибается, стало то, что он упомянул принадлежность к этому миру. Но я-то прибыл с Земли! Местные ограничения не должны сковывать меня, чёрт побери! По крайней мере, пока я не оказался тут…
Спасение прибыло, откуда я этого не ожидал. Филип закашлялся и с возмущением произнёс:
— В вашей гипотезе больше дыр, чем кружева, господин Аладиларий. Прежде всего, стоит упомянуть, что структурно стихиальная и потусторонняя магии совершенно различны. Я готов поверить в то, что вмешательство магического фона способно разрушить плетение, но в то, что оно создаст своё, — ни за что! Тем более если речь идёт о магии перемещения, которая никогда за всю историю человечества не выходила за рамки теорий. Далее: смею заметить, что юноша в этом зале отнюдь не напоминает голема. Когда он услышал ваши слова, то чуть не упал в обморок! Разве так поступают создания без души?
— Мы не можем знать, насколько точно креатура копирует повадки оригинала, — возразил Ал. — В конце концов, до недавнего момента эта отрасль знания оставалась сугубо теоретической, как вы верно заметили.
Эвакил кашлянул, привлекая к себе внимание.
— Прошу прощения, господа. Насколько известно простому жрецу Триединых, магическим даром способны обладать лишь живые люди?
— Совершенно верно, — кивнул Филип. — Наличие дара свидетельствует о душе. Разумеется, не каждый способен управлять  потоками, однако только душа позволяет это. Некоторые заявляют о том же принципе для нерождённых, но, на мой взгляд, заявлять об управлении, говоря о существах, целиком состоящих из магии, нелепо.
Священник обернулся ко мне и подмигнул. Затем он серьёзным голосом сказал:
— Дело в том, что я случайно заметил, как госпожа Вероника проверяла Такуми на наличие дара. И, насколько я в силах судить, проверка дала положительный результат.
— Это правда? — спросил Меридий.
Вероника кивнула, и Филип пожал плечами.
— В таком случае Такуми либо человек, либо нерождённый. Как бы то ни было, отличить человека от духа или демона весьма легко, и я могу смело заявить, что ни тех, ни других в этом зале нет. Безусловно, история его появления оставляет множество вопросов. Например, почему он понимает нашу речь, ведь он, судя по одежде, которую я увидел на записи, был призван издалека. Однако это не повод относиться к нему, как к голему.
— В том, что Такуми разговаривает на вельсском, нет ничего странного. Одна из составляющих ритуала — аспект Коммуникации, чтобы гарантировать, что поднятые неупокоенные сохранят возможность говорить и осознавать, что говорят им, — сказала Вероника. Филип спросил меня:
— Ты всегда говорил на вельсском?
— Я и сейчас не понимаю, как на нём говорю, — ответил я по-японски, вызвав недоумение у всех. И добавил уже на понятном им языке: — Нет, не всегда.
Магистр развёл руками и бросил ехидный взгляд в сторону Ала, с лица которого сошла улыбка.
— Тогда нет ни малейшего резона дальше обсуждать невероятную замену потусторонней магии на классическую. Дальнейшие предположения господина Аладилария только усложнят картину и тем самым подчеркнут шаткость доводов. Лично я скорее готов поверить в иномирие этого юноши, чем в то, что он элементаль.
Последнее предложение прозвучало шуткой, но у меня по спине пробежали мурашки. В принципе, ничто не мешало мне сказать, что я с Земли, но как отреагируют на это остальные, предсказать было нельзя. И раз уж обошлось без подобных признаний, лучшей стратегией оставалось молчание. Получить клеймо сумасшедшего было одним из первых пунктов в списке вещей, которых всеми силами требовалось избежать.
 Нельзя было понять, сколь многое поняли из обсуждения Бельмут и Меридий, но они поддержали мнение Филипа. После быстрого голосования среди членов комиссии я был признан человеком. Сказать по правде, у меня с плеч сошла настоящая гора. Никому не понравится узнать, что он является лишь подделкой и к тому же не человеком в глазах других людей. Я думал, что Ал разозлится после неудачи, но он выглядел непоколебимым.
Заседание продолжилось.
— Следующий пункт: нападение на Такуми Накагаву, — объявил принц.
— Стоит отметить, что он не является подданным Даларана и не исповедует веру Триединых, а значит, на него Соглашение не распространяется, — скучным голосом сказал Ал.
— Инцидент произошёл на территории королевства, следовательно, находится в юрисдикции его законов. Любой иноземец защищён Соглашением не меньше, чем подданные Даларана, — возразил Меридий.
Похоже, замечание Ала было попыткой сыграть на дурака. Однако дураков в зале не было… кроме, возможно, меня.
— В таком случае необходимо узнать, выдвигает ли Такуми Накагава официальные обвинения против госпожи Вероники, — произнёс Ал. Его взгляд пересёкся с моим. Я сглотнул. Расчёты оказались верны. Члены комиссии не горели желанием подмахивать любые решения слуг Владыки, и существовал вполне реальный шанс, что они продолжат вставать на мою сторону. И всё же… заветное слово далось мне с большим трудом.
— Выдвигаю.
Уголок рта мага дёрнулся, но он промолчал. Почему-то Ал не выглядел сильно раздосадованным, скорее, задумчивым.
Этот способ избавиться от чрезмерной опеки рыцарей Владыки оказался единственным, что я смог придумать. Если показать им, что я не желаю иметь с ними ничего общего до такой степени, что готов пойти на открытый конфликт, то они, возможно, откажутся от своих планов. А если нет, то же самое увидят другие члены комиссии и постараются спасти меня — не из большого человеколюбия, но из желания досадить другой стороне. На Веронику я старался не смотреть.
— Повтори запись, — приказал Меридий  Эвакилу. Жрец подчинился, и перед нами вновь предстали события многодневной давности.
— Насколько я вижу, Эвакил указал на то, что Такуми не является неупокоенным. И даже после этого предупреждения госпожа Вероника использовала тёмную магию, — заметил Бельмут. — Налицо нарушение Соглашения.
Возражений не последовало даже от Ала. Я задумался, какие наказания предусмотрены для таких случаев. Штраф? Выговор? Запрет на въезд в Даларан?
Меридий прокашлялся и объявил:
— В соответствии со стандартным протоколом, нарушитель Соглашения, напавший на беззащитного человека, не спровоцировавшего его, без летального исхода, приговаривается к десяти ударам плетью. Наказание состоится на Восточной площади в три часа от рассвета.
На этом моменте я осознал, что что-то пошло не так. Уж не знаю, разыгралось ли моё воображение, но от места, где стояла Вероника, исходили практически вещественные волны злобы. Против воли я повернул голову, чтобы взглянуть на неё, и не поверил своим глазам. Казалось, Веронику нисколько не тронула новость. Маска безразличия девушки осталась непоколебимой, и только побелевшие костяшки на вцепившейся в рукоять кинжала ладони выдавали её истинные чувства.
— Могу я попросить комиссию об одолжении? — Ал пригубил воды и сказал: — Я желаю лично осуществить приговор.
Немного подумав над его словами, я слегка расслабился. Очевидно, Ал решил выступить в роли палача, чтобы облегчить участь подопечной. Ни один здравомыслящий человек не будет бить товарища в полную силу. Однако это не избавляло от глубинного ощущения, что моя собственная судьба после этих роковых слов находится под большим вопросом. Если я покину этот зал в качестве пленника рыцарей, то из города меня вывезут уже по частям. В лучшем случае смерть придёт ко мне быстро. О худшем же исходе я предпочитал не думать. К сожалению, красочные картины продолжали всплывать в мозгу, заставляя вспотеть спину и руки.
Никто не возразил на просьбу Ала, и решение утвердили как окончательное.
— Третий и окончательный пункт заседания: вопрос о принадлежности Такуми Накагавы, — заявил Меридий, и меня начали расспрашивать о том, откуда я родом. Наскоро я придумал легенду об очень далёкой стране, вернее, рассказал им, что помнил, о средневековой Японии. На вопрос о том, в какой части света располагались мои родные острова, я пожал плечами. Поскольку у Даларана по ясным причинам не могло быть дипломатических контактов с императорским дворцом в Токио, я не мог быть причислен к друзьям или врагам королевства. По сути, здесь я был нелегальным иммигрантом. К счастью, этого понятия местные бюрократы пока не изобрели, и тюрьма с депортацией мне не грозили. Если не считать депортацию в Мадил, само собой.
Филип, поглаживая бороду, важно сказал:
— Если это возможно, я бы хотел оставить этого молодого человека на попечении ордена. Он является важным объектом для исследования, ведь, хотя мы и выяснили, что он человек, это не меняет того, что он оказался в уникальной магической ситуации. Проведённые опыты могли бы продвинуть науку далеко вперёд.
С одной стороны, перспектива попасть к магам и развить свой талант сильно грела душу. К тому же у них наверняка есть закрытые фонды, в которых лежали древние фолианты, наверняка наполненные запретными знаниями. Кто знает, быть может, среди них попалось бы что-то о перемещениях между мирами. С другой стороны, настораживало то, как магистр отзывался обо мне. Я был не прочь поучаствовать в экспериментах, однако только в том случае, если они не означали вивисекцию, трепанацию и прочие греющие душу безумных учёных слова.
Бельмут какое-то время рассматривал меня, а затем, улыбнувшись одними глазами, произнёс:
— Пусть Такуми и не принадлежит к пастве Триединых, однако он ещё молод, и жизнь может провести его сквозь тернии испытаний в лоно истинной веры. Святое Писание учит нас надеяться на волю Богов, предлагающих спасение даже закоренелым язычникам. С моей же стороны граница меж живым и мёртвым однозначна: живое должно держаться живого, а мёртвое следует оставить мёртвому. Я не вижу причин, по которым его нужно передавать Владыке.
— Согласно Соглашению, то, что получено с помощью ритуала поднятия, принадлежит Владыке, — возразил Ал, хищно раздув ноздри.
— Неупокоенные — да. Но в Соглашении ничего не сказано насчёт живого человека, — поддержал архиепископа принц.
Напряжение в груди начало рассасываться. Похоже, даларанцы действительно решили, что отдавать в руки Владыки человека с магическим даром будет слишком щедрым подарком силам зла.
Ал почесал подбородок и нахмурился. Тени от магических светильников, ложившиеся на его лицо, подчёркивали впавшие глаза и крючковатый нос. Он внезапно приобрёл сходство с орлом, который наметил жертву с небес.
— Лазейка в правилах, стало быть? Ну что ж… я бы хотел просмотреть запись ещё раз.
Эвакил снова завёл тягучий речитатив, и перед нами предстала сфера. Ближе к концу Ал попросил священника замедлить показ. Выслушав перебранку между Ландой и Вероникой, он горько вздохнул и театрально развёл руки в стороны.
— Вопиющая грубость.
— О чём вы? — спросил принц.
— О том, как госпожа Ланда назвала мою ученицу, само собой. Выражение «про'клятый рыцарь» глубоко ранит достоинство рыцаря Владыки. Но что куда хуже, то, что умаляет наше рыцарство, бросает тень на величие самого Владыки. Мне известно, что крестьяне и прочий сброд за глаза зовут тех, кто служит Ему, проклятыми, однако услышать это от члена ордена святой Софии, дворянки и многообещающего мага — неслыханно!
Я скосил взгляд на Ланду. На лице блондинки попеременно появились непонимание, осознание и страх. Филип и Бельмут переглянулись. Если я что-то понимал в даларанской системе, церковь и магические ордена были тесно связаны между собой.
— Подобные оскорбления нельзя оставлять безнаказанными. Насколько я помню, в Соглашении отдельно прописаны условия для дуэлей чести, проводимых до смерти одного из участников. Если Вероника решит, что ситуация выходит за рамки личного оскорбления и затрагивает Владыку, она вправе потребовать дуэль. Полагаю, нам останется только согласиться с её вызовом. Я бы хотел выдвинуть новый пункт заседания: решение вопроса чести между Вероникой и госпожой Ландой.
Земля ушла у меня из-под ног. План Ала был невероятно прост и настолько же действенен. Глаза архиепископа и магистра пересеклись на магичке, покрасневшей от стыда и злости. Я осознал, что это конец.
Ал прочистил горло.
— А пока вернёмся к третьему пункту. Предлагаю проголосовать.
Нет нужды упоминать, что Бельмут и Филип изменили мнение. Тремя голосами против одного (Меридий из аристократического упрямства заявил, что желает сделать меня подданным Даларана) я был передан людям Владыки. Дальнейшее происходило как в тумане. Я пробовал возражать, но слабые протесты утонули в казённых словах принца, что решение обжалованию не подлежит. Ужас от осознания, в какую ситуацию я сам загнал себя, буквально парализовал тело. Самое безобидное, что приходило на ум, — это ритмичные взмахи ритуального кинжала, которые заживо сдирают мою кожу. Месть за то, что я вынудил девушку подвергнуться публичной порке и проигнорировал фактический приказ Ала, наверняка будет куда хуже.
— Последний… я надеюсь… пункт заседания: оскорбление чести госпожи Вероники госпожой Ландой, — устало сказал Меридий.
Пепельноволосая девушка посмотрела на магичку, на лице которой был написан страх напополам с вызовом, и равнодушно бросила:
— Претензий не выдвигаю.
Ал хлопнул в ладоши.
— Милосердие рыцарей Владыки поистине безгранично! Рад, что наша встреча не закончилась на такой дурной ноте, как кровопролитие. Триединые Боги будут довольны исходом, не так ли, господин Бельмут?
Филип встретил его слова громким хмыканием. Бельмут поджал губы и нахохлился, с лёгкостью распознав скрытую насмешку. Меридий пригладил волосы и нервно поднялся, возвестив конец заседания. Что же до Ала… Он не отрываясь смотрел на меня. На его губах играла лёгкая улыбка победителя. Лёгкая улыбка хищника, нашедшего себе обед.