начальник, он обоссался!

История, брызги которой полунамёками просачивались в поинт, началась именно 14-го сентября. Хотя, если говорить о времени, то кульминация её пришлась уже на 15-е, но именно начало ей было положено всё же 14-го. hirthwork тогда был ещё женат на h-tyan, а вот OstapkoBender вроде бы с Анной ещё не заключил брак. Вот эти вот четверо прибыли в Тайцы с целью отведать козлятины. Я как раз выяснил, что в садоводстве есть заводчики.

Рейд по окрестным магазинам обогатил наши запасы разнообразным алкоголем, более того, Остап удачно нашёл сносные сигары в местной табачной лавке, и ещё засветло мы оказались непосредственно на участке, где сначала отметили получение водительских прав ulihen, затем немного дозаправились и наконец, под жареную на углях козлятину знатно, но интеллигентно набрались. Первой сдалась Котейка. Её день был тяжел, нервы от всех перипетий съели все силы и ещё до полуночи она ушла спать. Наш с ней диван, собственно, находился на первом этаже, гостям же предоставлялись диваны на втором. Распитие тем не менее продолжалось, причём вполне штатно, но постепенно алкоголь и усталость брали своё. Следом за Юльхен ушли и Анна с Ирой, а потом, чувствуя груз выпитого на своей эндокринной системе, свалил и Остап. Мы с Хворком ещё немного попиздели и покурили (курил в основном я) и пошли укладываться. Хворк поднялся наверх, а я задержался, так как перетаскивал канистру с водой с неудобного места на удобное.

Зайдя в спальную часть первого этажа я поначалу даже не понял, что что-то не так. На краю дивана сидела фигура, явно Остап, причём с неестественно прямой спиной. Несмотря на то, что я не включал свет, чтобы не разбудить Котейку, рассеяный свет с веранды немного отражался в широко открытых глазах. Остап просто сидел в трусах на самом краю нашего дивана. А потом резким движением снял трусы.

В моей жизни бывали разные ситуации, в том числе и оргии, я мысленно готов к многим вещам, но не ко всем. То что происходило — выбивалось из моего списка готовых моделей поведения. Кош мирно посапывала на диване ближе стене, Остап сидел на краю со спущеными трусами, которые он при мне и снял, а я пытал понять логику происходящего. Несмотря на кажущуюся жизнерадостность в душе (лол) я всё же параноик. Поэтому первым делом я мысленно пробежался по наиболее мрачным вариантам развития событий. О насилии речи не шло, поэтому я не стал кидаться за разделочным топором, адьюльтера тоже явно не было, оставался ещё вариант внезапного поиска гендерной идентичности, но этот вариант вообще курам на смех, так как Хворк явно симпатичнее меня. Все эти мысли пролетели в голове буквально за секунду. А потом звук падающей на пол струи прекратил мои поиски логических объяснений. Этот ублюдок ссал мне на пол. Сидя на краю моего дивана.

Это не та ситуация, которую можно смоделировать заранее.

— Остап! — Я всё ещё надеялся, что просто что-то не понимаю. — Остап!

Громкий шёпот (будить жену я совершенно не хотел) не произвёл ни малейшего впечатления. Журчание струи усиливалось. В растеряности я рванул Остапа за руку. Он сначала начал падать вперёд, но потом мозжечок видимо получил информацию он отолитового аппарата и включил рефлекторику исправления положения тела в пространстве. Теперь Остап ссал стоя. А я как дебил держал его за руку. Наверное целую секунду. Дело в том, что глаза Остапа были широко открыты, но выражали крайнюю степень просветлённости. То есть пустоту. Вообще никаких реакций, даже намёка на фокусировку. Этот еврейский романтик стоял, ссал, созерцал пустоту и не слушал дурацкие вопли какого-то там Макака. Хули ему по дзену? Звук журчания был менее равномерный, такой звук издаёт струя, если кран покачать. Что, в общем-то, и не удивительно, так как поймал равновесие ебучий лунатик исключительно за счёт того, что широко расставил ноги. Надо срочно было что-то делать. И я размашисто вкатил Остапу смачную оплеуху. Журчание изменилось. Струя явно описала широкую дугу. А вот выражение лица не изменилось вообще никак. Гулкая пустота в глазах. Блядь, левая рука слабая. Я отпустил руку Остапа (да, я всё ещё держал его за руку) и размашисто вкатил леща по другой щеке.

НИ
ХУ
Я

Пустые глаза созерцали бесконечность, струя журчала, Остап стоял, я закипал. Следующие 5-6 оплеух я старательно отвешивал по щачлу с тем же результатом. Звуки оплеух, вздрагивающее журчание... Однако в разгаре этого увлекательного и по-своему умиротворяющего процесса в звуковой картине появилось нечто новое. Шаги на лестнице.

Несмотря на естественный гнев и опьянение у меня не было желания нанести существенный урон Остапу. В тот момент детская присказка «он товарищ неплохой, только ссытся и глухой» была как нельзя более точна. Однако будучи приматом я всегда оборачиваюсь на шаги, особенно за спиной. Ну, и так как я поворачивался влево, а бил в этот момент правой ладонью, моменты вращения сложились. В боксе это, кажется, называется «сработать корпусом». В тот момент, когда я увидел Хворка, подносящего руку к лицу в порыве испанского стыда от наступающего понимания происходящего, моя ладонь достигла поверхности просветлённого лица Остапа, изливающегося на мой пол. В моей памяти фейспалм Харапьяна остался со звонким звуком леща. Затем журчание остановилось и раздалось сдавленное:
— ЧО?

Когда я повернулся обратно лицо Остапа уже было менее экзальтированно, но всё ещё не обрело осмысленности. Этот упырь продолжал спать, просто оплеуха пробилась куда-то сквозь возвышенные мысли (ми, ми, соль, си, ре диез, фа, ми, ре), из-за чего теперь на лице проступала обида на окружающий мир. И отпечаток моей ладони.

Сзади послышалась суета. Явно заспанная Аня с вопросом в глазах, Ира с любопытством в глазах и Хворк с фейспалмом на лице, все стояли ждали от меня реакции.

— Он всё обоссал! — Громким шёпотом заныл я.
— Не всё! — Столь же громким голосом защищала будущего супруга Анна.

Испанский стыд Хворка не издавал звуков но явственно парил в помещении. Казалось вот-вот и он начнёт конденсироваться на стенах. Эччи-тян выглядела обеспокоенной — по её лицу было понятно, что ещё чуть-чуть и она не сможет удержать хихиканье. А это явно противоречило той концепции общения, которую я задал своим шёпотом.

— Дима, ты в порядке? Дима, Дииим. — Аня перехватила Остапа и пыталась привести в чувство. Он невнятно мычал. Каким-то образом она заставила его двигаться и утолкала наверх, тем временем я откопал старое постельное бельё, ждавшее своей разделки на тряпки, и сначала осушил новообретённый водоём (водо-? зачем я себя обманываю?), а затем, вылив на пол канистру воды, осушил его заново. Тряпки, вёдра, суета, все, кто был хоть как-то в сознании помогали устранять последствия аварии, и уже через полчаса пол был сухой, а признаков происшествия не осталось.

Утро было похмельным. Остап с виноватым видом извинялся и стеснялся, мы пили сок и обсуждали прошедшую ночь, светило солнце, дул ветерок. Наконец, мы дошли до обсуждения вариантов затрака. Вариантов было много, но внимание Остапа привлекла моя идея сделать марокканские блины. Во-первых: это звучало интересно, а во-вторых, для них не хватало ингридиентов, то есть предоставлялся случай хоть как-то загасить неловкость, сгоняв за молоком и яйцами до магазина. Спустя несколько минут Остап бодро покинул территорию участка, а мы вяло продолжили общаться на разнообразные темы.

Время шло. Время шло всё ощутимее, сквозь похмельное пренебрежение бытовыми неудобствами всё отчётливее проступал голод, а Остапа всё не было. Наконец мы стали задумываться: а как давно ушёл Остап? По нашим прикидкам получалось, что с момента его ухода прошло от сорока минут до часа. И это в несколько раз больше, чем необходимо для неторопливой прогулки до магазина в садоводстве с возвращением обратно. Озадаченность переросла в беспокойство, но тут позвонил сам он с вопросом, какой жирности нужно молоко. Вопрос в целом нормальный, вот только мне до этого казалось, что в магазинчике у нас там нет большого разнообразия. Хотя, чёрт его знает. В целом вопрос понятен, а значит через 5 минут наш гонец вернётся. Всё хорошо.

Если вы в компании Остапа, никогда, вообще никогда не расслабляйтесь. Уж на что я персональное бедствие, но в тот раз Остап удивил даже меня. Причём дважды.

Тем временем время всё шло и шло. Вот прям ощутимо сдвинулись тени веток. С момента выяснения необходимой жирности молока прошло не пять, не десять и не пятнадцать минут. Как можно заблудиться, если до магазина рукой подать? Наконец нервы не выдержали и кто-то (Аня, кажется, а может и похмельный Трезворк) совершил трассировочный звонок. Остап с того конца бодро рапортовал, что уже подходит к садоводству. И действительно, теперь уже через десять минут бодрый и гордый собой герой не только вечера, но уже и утра, заходил в калитку. Оказывается к моменту его появления у дверей магазина, тот был закрыт на перерыв. Разумеется ждать 15 минут конца перерыва не вписывается в образ порывистого и лёгкого на подъём героя, поэтому Остап решил, что бешенной собаке семь вёрст не крюк, а разминка. И попиздюхал до магазина у ЖД платформы. Тащемта 2.5 км по прямой. Хуле в туле, как говорили мои древние предки. И вот, полями и буераками, через поле, которое он видел второй раз в жизни (и первый раз трезвым) Остап отправился туда, где его ждали столь необходимые для счастья продукты.

В магазине Анкур (это такой сельский гипермаркет в Тайцах) Остап нашёл всё. И молоко, и яйца, и какой-то сок, и что-то ещё вкусное. С мыслью о том, что он молодец, он вернулся обратно, а тут недовольные ожиданием рожи. Но даже это было не способно стряхнуть довольную, сияющую улыбку с его лица. Он взошёл на крыльцо, потрясая огромными куриными яйцами по скидке, потянул ручку двери и

уронил картонную сетку с яйцами на крыльцо.

Я физически почувствовал, как Хворк пытается сопротивляться фейспалму.

Улыбка стекла с лица Остапа. Он поднял перемотанную стрейчем картонку. Яйца были прям расхуячены, а не разбиты. Концентрация испанского стыда в воздухе приближалась к смертельной. Я услышал как руки Трезворка стыкуются с лицом.

— Н-ну, целых три яйца не разбились! — Вдруг озвучил Остапко свои наблюдения.
— Целых три! — сдавленно промычал сквозь ладони hirthwork с интонацией, которая явно нарушала Женевский протокол.
— На блины же должно хватить!

Те три неразбившихся яйца в пачке по скидке оказались тухлыми.