О богословском знании, или зачем богослову мозги?

О богословском знании, или зачем богослову мозги?

Хотел написать о том, какие книги надо прочитать богослову, чтобы приблизиться к своей цели (адекватное понимание и передача богословского знания), а потом подумал, что ведь это требует объяснения, а объяснение вылилось в небольшую статью (точнее, набросок статьи) — спешу быстрее записать, иначе забуду (муза посетила!). Предупреждаю — текст составлен на скорую руку, на одном дыхании. Название сначала хотел дать такое: «Что нужно знать богослову?», но текст вышел более общим (тем более мысль про «мозги» понравилась), поэтому можно было бы что-то типа: «что есть богословие?», «зачем нужно богословие?», «чем занимаются (должны заниматься) богословы?»... Выбрал компромиссный вариант.

Все, поехали...

Предварительно два пояснения. Первое — о том, что тут подразумевается под богословием. Под богословием тут имеется в виду научная дисциплина. Данная научная дисциплина исследует то, что было высказано людьми, которых Церковь именует богословами по преимуществу, т.е. пророками, апостолами, святыми отцами и учителями Церкви. Таким образом, есть два вида богословов — богословы per excellentiam, назовем их superiores, и богословы в уступительном смысле, назовем их inferiores. Последние и составляют предмет нашего внимания. Конечно, можно было бы сказать, что богословом может быть только тот, кому Сам Бог открыл Свои истины, но это путь исключительный и довольно опасный, как показывает история любого харизматического движения. Поэтому Бог определил для людей более простой и более надежный путь — путь обучения. Это обучение есть передача знаний о божественных истинах от старших младшим. Второе замечание касается слова «знание». Под знанием можно подразумевать духовный опыт и т.п., но здесь я говорю только о наборе конкретных данных, доступных в письменных источниках и могущих быть верифицированными иными исследователями.

Итак, когда молодой человек, пришедший в Церковь, познакомится со Священным Писанием, пройдет через увлечение религиозно-философской литературой (т.е. от Булгаковых, Флоренских, Лосевых перейдет к чему-то более существенному), переболеет «персонализмом», «экзистенциализмом», «имяславием» и прочими модными «богословскими» теориями (тут есть опасность заболеть одним из них на всю жизнь — тогда уже не поможет и все дальнейшее изучение богословия, т.к. оно будет направлено на укрепление уже имеющейся концепции), прочтет катехизис, книжки по догматике, познакомится с историей Церкви, почитает Болотова, Спасского и т.п., перед ним — если, конечно, к тому времени он не потеряет интерес к богословию, — встанет проблема более глубокого осмысления Православного Предания. Иными словами, ему захочется вступить в личный контакт с Преданием, т.е. усвоить его из первых рук, от отцов Церкви. А начав изучать отцов Церкви, он столкнется с проблемой интерпретации. Проблема интерпретации, собственно, есть проблема понимания. В этой проблеме есть две составляющих: культурная и собственно богословская. Первая: у отцов иной язык, иное мышление — как через концепции и условные категории пробраться к смыслу? Вторая: отцов так много, и часто они сами противоречат друг другу — как найти консенсус?

Тут можно долго рассуждать в разных контекстах. Я напишу лишь о порядке чтения — то, что мне представляется наиболее результативным в достижении цели. А цель, кстати, я понимаю в традиционном смысле — как трансформацию богословского знания из in oratione obliqua в in oratione recta (это в латинской схоластике есть такая дифференциация, на мой взгляд очень правильная), то бишь из косвенной речи в прямую. Учитывая эту последнюю дифференциацию, у нас появляется еще одна ступень для выяснения того, что нужно знать богослову. Итак,

А. IN ORATIONE OBLIQUA

Богословие в косвенной речи — это передача в насколько возможно неповрежденном виде учения того или иного богослова из категории superiores. Здесь имеем два контекста.

1. Богословский контекст

Он более важен, поэтому ставим его вперед, хотя без культурного контекста богословский контекст не работает. Итак, в богословском контексте надо четко представлять две вещи: а) общее учение и б) систему приоритетов.

а) Общее учение (doctrina communis) — это система знания, полученная и систематизированная церковным Преданием на основе божественного откровения. Как верно было замечено (Лонерганом, к примеру), математик не смог бы написать аутентичную историю математики, не обладай он хорошим знанием математики как науки, но в то же время для хорошего знания математики необходимо иметь представление об истории и формировании математической науки. То же самое относится к богословию: исследование источников (библейская экзегетика, патрология и др. направления) только тогда будет аутентично, когда метод такого исследования будет определяться общим учением. Откуда берется представление об общем учении? С самого раннего периода своей истории Церковь неустанно заботилась об изложении и фиксации общего учения: оно запечатлено как в 1) авторитетных текстах Церкви, так и в 2) учебниках, которые составлялись церковными учителями. 1) Авторитетные тексты — это оросы соборов, божественная литургия, деяния соборов. 2) Учебники — это изложения православного вероучения в систематизированном виде, которые составлялись различными церковными учителями (Иоанн Дамаскин и др.) и были приняты в церковном обучении (учебники догматики авторитетных богословов). Можно возразить, что авторитет учебников догматики относителен, но, тем не менее, это не умаляет их значения: ведь математику тоже можно выучить только по учебникам, однако, любой ученый вправе сказать об относительности всякого учебника — именно поэтому пишутся все новые и новые учебники. Это относится к любой науке, особенно гуманитарной.

б) Что такое система приоритетов? Здесь речь идет о том, что богослов должен уметь различать между более важными текстами и менее важными. Итак, сумма приоритетов мне представляется в такой последовательности (прошу обратить внимание на то, что здесь мы как бы спускаемся по ступеням сверху вниз): 1) Священное Писание, 2) оросы соборов и деяния соборов, 3) учителя Церкви, признанные Церковью авторитетными источниками для понимания учения Священного Писания и соборов (здесь можно говорить как об учителях, перечисленных в некоторых соборных деяниях, так и о тех, кто повлиял на соборные решения и принимал в них деятельное участие), 4) учителя более позднего времени, под влиянием которых действовали Поместные соборы, 5) другие отцы Церкви, которые не повлияли на соборы, но жили в древности и были источником Предания (аскетические авторы, проповедники и проч.). Пятый пункт требует пояснения. Почему указывается на древность? Потому что древний святой, об авторитете которого высказывались более поздние святые, неизбежно более надежен, нежели более современные святые, учение которых еще не прошло проверку временем и поэтому не может считаться частью Предания как такового (именно поэтому отцы Церкви практически никогда не ссылались на своих современников и ближайших предшественников как на авторитет). 6) богослужение (тут тот же принцип, что и в 5 пункте — более древний текст более авторитетен). 7) Учебники богословия, используемые в практике той или иной Поместной Церкви и признаваемые авторитетными ведущими богословами. Итак, в рамках этой системы приоритетов я бы рекомендовал читать отцов в таком порядке: оросы и деяния соборов — важнейших авторов (Григорий Богослов, Василий Великий, Григорий Нисский, Афанасий Великий, Кирилл Александрийский, Иоанн Златоуст, Максим Исповедник, Иоанн Дамаскин, Феодор Студит, Дионисий Ареопагит, Лев Великий, Августин и др.) — других авторитетных авторов раннего периода христианства (Игнатий Богоносец, Ириней Лионский, мужи апостольские, Иустин и др.) — авторитетных авторов более позднего периода (Григорий Палама, Марк Эфесский, Геннадий Схоларий, Досифей Иерусалимский, Никодим Святогорец, Афанасий Паросский и др.) — второстепенных авторов (Феодорит, церковные историки, проповедники, аскетические авторы, апологеты) — современных авторитетных церковных богословов (Макарий, Сильвестр, В. Лосский, Г. Флоровский, Ранер, Лонерган, Иоанн Зизиулас и др. в зависимости от предпочтений).

2. Культурный контекст

В культурном контексте интерес богослова должен быть сосредоточен на понимании языка и методологии теоретической аргументации. Что для этого надо знать?

а) Язык Писания и отцов. Тут все понятно — если не знаешь язык, ты не можешь правильно понимать смысл текста, когда он находится не на поверхности. Это филологический аспект. На самом деле — это целая наука: она требует умения проводить лингвистический и концептуальный анализ текста. Для этого богослову надо выучить как минимум один (но лучше два) древний язык и познакомиться хотя бы с начальными курсами языкознания.

б) Исторический фон. Тут тоже все понятно: надо уметь различать цели, согласно которым действовали и писали изучаемые авторы, а цели познаются только из конкретной исторической ситуации. Для этого богослову необходимо иметь представление о комплексе дисциплин, формирующих критерии исторического исследования — я имею в виду умение критически работать с историческим материалом (более подробно о вспомогательных дисциплинах говорит Болотов, но тут речь уже ведется о специализации «церковная история»).

в) Систему пайдейи. Пайдейя — это образование в широком смысле: оно включает все уровни знаний автора, отражающиеся на его мышлении и менталитете. Для эпохи античности и средних веков, т.е. эпохи, представляющей для богослова непосредственный интерес, т.к. тогда происходило основное формирование Предания, пайдейя синонимична философии. Для этого богослову как минимум следует быть знакомым с основными авторами преимущественно греческой философской традиции, которая в поздней античности закрепилась в школьной системе философского образования. Эти авторы суть: Платон, Аристотель, Порфирий (это три главных, их надо знать назубок), стоики, неоплатоники (особенно комментаторы Аристотеля и Платона), Прокл (для западной традиции можно добавить еще Боэция).

г) Логику как самостоятельную науку. Я специально выделяю логику из пайдейи, потому что знание логики настолько фундаментально и необходимо для любого богословского исследования, что без элементарных представлений в этой области лучше к чтению отцов вообще не приступать. Логика должна изучаться не та, которая популярна и нравится, а та, которая использовалась отцами Церкви. Они использовали традиционную логику неоплатонических учебников (а это — в своей основе аристотелевская логика), ставшую инструментом философского познания для всего средневековья. Именно на основе аристотелевской логики были сформулированы важнейшие положения догматики. «На основе» не значит «в рамках» — на основе значит в терминологии этой логики и исходя из нее (нередко вопреки ей, как халкидонский догмат и др.). Кроме того, практически вся аргументация отцов строится на основе этой самой логики, так что никакой богослов не может пройти мимо этой, я бы сказал самой основной, области знания, необходимой богослову. Что для этого надо прочитать? Надо начать с вводных курсов элементарной логики (хотя бы Челпанова). Затем переходить к изучению работ Аристотеля и его комментаторов. Потом можно познакомиться с учебниками, популярными с средние века (как на Востоке, так преимущественно на Западе, где логика была разработана гораздо основательней).

3. Синтез богословского и культурного контекстов

Как можно было понять, богословский и культурный контексты для богослова существуют не автономно, а во взаимосвязи. Эта взаимосвязь обусловлена ничем иным, как именно богословским контекстом, поскольку цель богослова — богословское (а не философское и не историческое) знание как таковое. Синтез богословского и культурного контекстов совершается тремя путями: а) через принцип ancilla theologiae, б) через критику языка и в) через обоснование и систематизацию.

а) Принцип ancilla theologiae предполагает, что все знание культурного контекста в богословском исследовании необходимо не само по себе, а для целей богословия. В средние века говорили о философии как служанке богословия: мы расширим семантическое поле этого понятия и скажем, что все четыре пункта, перечисленные при рассмотрении культурного контекста, служат нуждам богословия как при анализе общего учения, так и при обращении к системе приоритетов.

б) Критика языка подразумевает преодоление культурного контекста за счет трансцендентального переосмысления принятых систем категорий. Например, известно, что язык некоторых отцов зависел от аристотелевской системы категорий, внутри которой зародились такие фундаментальные понятия, как «сущность», «энергия», «форма» и проч. В то же время известно, что никакие категории не могут быть окончательным выражением божественной истины по той простой причине, что любая божественная истина превосходит человеческое постижение; категории и язык лишь описывают границы, внутри которых человеческое мышление не отступает от данного Богом откровения. Критика языка ориентирована как раз на то, чтобы подчеркнуть этот момент и дать импульс для перехода богословия из области формул в область духовного опыта. Кроме того, критика языка помогает находить правильное решение в случаях конфликта различных категориальных систем.

в) Обоснование и систематизация — это фиксация, обработка и использование полученных данных на основе исследования обоих контекстов, богословского и культурного. Посредством обоснования мы обрабатываем и проверяем имеющиеся данные, устанавливая взаимосвязи между элементами контекстов, а посредством систематизации мы выстраиваем их в порядке, который соответствует установленным взаимосвязям. В результате мы получаем представление богословское знание. Примером наиболее удачной в истории систематизации следует признать «Сумму теологии» Фомы Аквинского. Этот факт признавали и восточные богословы (Геннадий Схоларий, Марк Эфесский и др.), более того, православному исследователю еще предстоит понять, насколько сильно повлияли концепции и методология «Суммы» Аквината на выражение православной догматики после падения Византии (например, на учение соборов Константинопольской Церкви XVI-XIX вв., а также на писания таких богословов, как Мелетий Пигас, Иоаким Транос, Досифей Иерусалимский, Петр Могила, Георгий Корессий, Викентий Дамодос, а через них Никодим Святогорец, Макарий Булгаков и мн. др.). Так что богослову, по крайней мере, следует быть хорошо знакомым с «Суммой теологии» (и желательно другими произведениями) Фомы Аквинского.

Б. IN ORATIONE RECTA

Богословие в прямой речи — это цель любого богослова и любого христианина, поскольку каждый из христиан призван к тому, чтобы жить не своим разумом, а разумом Церкви. Мы имеем ум Христов, говорит апостол Павел, и очевидно, что это относится ко всем христианам, независимо от того, обладают ли они научными методами исследования богословских и культурных контекстов, или просто живут согласно заповедям. Тем не менее, поскольку здесь нас интересует специфический смысл понятия «богословие», мы сузим спектр богословской «прямой речи». Специфический смысл богословского знания не противоречит более общему, поскольку в христианском контексте теория не противоречит практике. Тем не менее христианин может выражать свое богословие, полученное из опыта, только в рамках уже существующего богословия (doctrina communis), выраженного предшественниками (и запечатленного в Предании) — и это потому, что источник богословия, Святой Дух, один и единственный на все времена. Выражение богословия в прямой речи зависит, конечно, от предмета, по поводу которого высказывается богослов. Тем не менее ему не избежать тех же самых двух контекстов — богословского и культурного. Не буду здесь подробно расписывать элементы этих контекстов (ибо я уже утомился писать, тем более не хочу повторяться). Укажу только на способы оперирования внутри этих контекстов, исходя из потребностей богословия в прямой речи.

1. Для богословского контекста перевод данных из косвенной в прямую речь требует, во-первых, кроме полученных знаний и усвоенных теорий, веры и христианского образа жизни. Вера подразумевает участие в таинствах Церкви и посвящение своей жизни Богу (в разных вариантах, т.е. как монах, как священник или как мирянин — главное тут, что богослов не может быть светским человеком, для которого Церковь — внешний объект исследования). Христианский образ жизни подразумевает постоянное усилие по преодолению собственных страстей (а страсти ограничивают духовное восприятие и помрачают ум) через стяжание добродетелей (способствующих правильному постижению божественных истин). Во-вторых, богословский контекст требует от богослова четкого осознания иерархии христианских истин и ценностей. Иерархия истин и ценностей — это тоже система приоритетов, только ее объекты представляют собой не тексты оросов и определений, относящихся к богооткровенным истинам, а сами истины, рассматриваемые в их органической взаимосвязи. Например, истина о любви к Богу предшествует истине о любви к ближнему, поскольку является иерархически первичной. Или другой пример: Церковь как организм, состоящий из взаимодействующих членов, есть иерархическая система — глава очевидно важнее руки или ноги. При обращении к иерархии истин и ценностей не следует впадать в релятивизм: более высокая истина не отрицает более низкой, но обосновывает ее. Следует помнить принцип: каждая истина уместна только на своем месте. В-третьих, оперирование в богословском контексте предполагает умение богослова опознавать и находить темы, требующие богословского осмысления и отличать специфику богословского подхода от какого бы то ни было другого.

2. Для культурного контекста перевод данных из косвенной речи в прямую требует от богослова знания языка и мышления современного ему культурного контекста. Однако поскольку нынче мы живем не в классическом культурном контексте (где культура определялась через подражание классическому образцу), а в полифоническом контексте, утверждающем равноправие многообразных культур, богослов должен определиться с тем культурным контекстом, в котором он предпочитает работать. Если он обращается к наиболее широкому сообществу, руководствующемуся общим здравым смыслом, характерным для менталитета определенного народа, то он использует один язык (это как правило миссионер или проповедник). Но если его интересует нечто более глубокое, например, богословская оценка тенденций человеческого общества как целого, то ему требуется учитывать философский или научный язык, т.е. языки теории, используемые в современных теоретических науках.

3. Синтез богословского и культурного контекстов в прямой речи осуществляется, во-первых, через приоритет богословской задачи (подчеркивающей специфику именно богословского подхода), которая определяет весь ход рассуждения богослова. Во-вторых, богослов должен уметь оперировать не только соответствующими его задачам категориями, но и группами категорий, не только системой, в которую входят группы категорий, но и группами систем, не только контекстом, в котором работают те или иные системы, но и группами контекстов. Основная цель этой работы — восхождение от более близкого для нас (язык, категории, контексты) к менее близкому, но более подлинному (божественные истины и описываемая ими невидимая реальность). В-третьих, следует учитывать, что богословский и культурный контексты существуют в одном и том же сознании, т.е. в уме богослова (странно, но часто об этом забывают). Это значит, что эти контексты находятся в непосредственном ментальном взаимодействии, которое выражается в единстве используемого языка и смысла. Таким образом, богослову следует, с одной стороны, прибегать к дифференциации, чтобы отличать один контекст от другого, и в то же время не забывать, что оба контекста становятся тождественными в момент, когда происходит богословская деятельность in oratione recta (т.е. осуществляется прямая речь).

В. СИНТЕЗ ДВУХ БОГОСЛОВСКИХ ПОДХОДОВ

Ну и для завершения обзора надо еще сказать о том, что оба вышеуказанных подхода, то есть богословие in oratione obliqua и богословие in oratione recta, представляют собой две формы единого богословского знания, которое усваивается христианином из Предания, формирует его как богослова и христианина и делает транслятором этого Предания для следующих поколений. Именно так передается единое учение и единое богословие Церкви, которое, по обетованию Христа, будет существовать в недрах Церкви до скончания века (в таком смысле это обетование понимает преп. Феодор Студит, например). Это единое богословское знание, передаваемое как «учение отцов» (в косвенной речи) становится и нашим собственным учением (в прямой речи) тогда, когда наш ум и наше сердце созреют для такого внутреннего преображения. Научное знание Писания и отцов Церкви при правильном понимании целей и смысла богословского образования соединяется с практической жизнью и становится богословием конкретного человека, а богословское понимание и осмысление действительности становится способом мышления. Отсюда понятно, почему различные авторы различных эпох выражают в разных понятиях и категориях одно и то же богословское учение. Богословие, источник которого Святой Дух, существует как сверхъестественное познание помимо категорий, систем и контекстов в личной духовной жизни каждого христианина, но вступая в сферу межчеловеческих отношений, т.е. в сферу коммуникации, богословие всегда причастно категориям, системам и контекстам. Учет всех этих особенностей, на мой взгляд, может способствовать правильному и результативному занятию богословием в наше время.

Фу, теперь можно дух перевести...
Текст еще не перечитывал: если кому попадутся ошибки, пишите — исправим.