О как Орсон

Карьера Орсона Уэллса в театре началась со лжи. Спасаясь от перспективы учиться в Гарварде, шестнадцатилетний Орсон отправился в путешествие по Европе. Судьба занесла его в Ирландию, где он зарабатывал на хлеб тем, что продавал картины местным фермерам. Спал он под нагруженной холстами и красками тележкой, в которую был запряжён ослик. Приближалась зима, поэтому Орсон был вынужден найти себе настоящую работу, иначе ему пришлось бы вернуться домой в Америку и просиживать штаны на лекциях. И тогда он решил, что он уже звезда.

Именно это он сказал директору одного из дублинских театров: «Я — звезда Бродвея, и я бы с удовольствием сыграл в вашем театре пьесу-другую, если у вас для меня есть ведущие роли, конечно». Само собой, ему поверили: Орсон специально басил и начал курить, как паравоз. К тому же, всё американское в захолустной Ирландии вызывало почти благоговений ужас и восхищение.

Спустя десять лет он снимет самый лучший фильм всех времён и народов.

Орсон Уэллс — слишком великая личность, чтобы всё, что о нём говорили, было правдой. Уже при жизни он получил полулегендарный статус: слухи было невозможно отделить от правды. Уэллса считали эксцентричным гением, который тиранит своих актёров и плюёт на обязательства перед продюсерами. Именно таким он запечатлён в «Я и Орсон Уэллс» Линклейтера. Однако любой снимавшийся у Орсона актёр мог бы горячо заверить, что Уэллс — самый мягкий и добрый человек, с которым ему доводилось работать. В отличие от Андре Базена, который провозгласил триумф авторского кино и верховенство режиссёра в съёмочном процессе, Орсон Уэллс скромно заявлял, что душа кинематографа — актёры. Режиссёрскому ремеслу же, как говорил Уэллс, можно научиться за одни выходные. Не похоже на слова самовлюблённого самодура, не правда ли?

Однажды Орсону удалось обмануть всю Америку. Его радиопостановка по фантастическому роману «Война миров» Герберта Уэллса, однофамильца режиссёра, была задумана таким образом, чтобы сделать её как можно более правдоподобной. Концерт симфонического оркестра был прерван экстренным выпуском новостей. Волнующийся диктор, которого сыграл Орсон, сообщил, что в местечке Гроверс-Милл округа Мёрсер высадились цилиндрические корабли марсиан, которые передвигаются в гигантских боевых треногах. Вскоре в эфире появились учёный-скептик, который попытался опровергнуть слухи об инопланетянах, и офицер артиллерии, готовившийся к обстрелу незваных гостей. Затем диктор сообщил, что он чувствует неприятный запах, предположив, что это ядовитый газ, и запись прервалась помехами. Через несколько минут в эфир удалось пробиться радиолюбителю, который пытался связаться хоть с кем-нибудь. Доверчивые домохозяйки и реднеки были доведены до истерики. Люди осаждали телефон радиокомпании, толпами высыпали на улицы, забирались на крыши домов и холмы, чтобы спастись от инопланетного ядовитого газа, баррикадировались в подвалах с оружием, собирали вещи, что бежать с детьми заграницу. Из шести миллионов радиослушателей в мистификацию Уэллса поверили порядка полутора миллионов. Первоначальный ужас сменился яростью — народ требовал наказать Уэллса за его дерзкую выходку. Никто не любит, когда его так откровенно дурят.

Иронично, но ложь же сгубила режиссёрскую карьеру Уэллса. Орсон не смог отделаться от порождённого сплетнями образа режиссёра, который бросает любой начатый им фильм на середине. Крупные кинокомпании стали бежать от него, как от огня. Орсону пришлось финансировать свои фильмы самостоятельно. Его «Отелло» снимался три года лишь потому, что Уэллсу дважды приходилось распускать съёмочную группу — актёрам и техническому персоналу просто нечем было платить. В перерывах между съёмками Орсон играл в фильмах других режиссёров, чтобы собрать деньги на свои собственные картины. В очередной раз лицедейство пришло ему на выручку.

Свой последний законченный фильм, «Ф как фальшивка» («F for Fake») Орсон Уэллс полностью посвятил исследованию тем лжи, обмана и мошенничества. Изначально проект задумывался как документальная картина об Эльмире де Хори, великом фальсификаторе от мира живописи. То, что я имел честь увидеть в «Ф как фальшивке» представляет собой интимное исследование феномена кинематографа в частности и искусства в целом.

Уже первые кадры погружают нас в мир загадок и тайн. Орсон, облачённый в плащ фокусника, вытаскивает кроликов из шляп и попутно объясняет зрителям, что всё, что мы увидим в ближайший час, будет чистейшей правдой и основано только на самых надёжных и проверенных фактах. Ну как можно не поверить этому дедушке с густой седой бородой и невинными глазами? Конечно же, проницательный зритель сразу догадается, что его собираются провести. Я могу смело заявить, что никогда ещё быть обманутым не было так приятно.

Фильм, посвящённый самым гениальным фальсификаторам современности (коим, несомненно, был и Уэллс — фильм носит автобиографический характер), построен таким образом, что сам является продуктом подделки. Всё в «Фальшивке» призвано нас обмануть. Орсон — тот ещё ненадёжный повествователь, не верьте ни единому его слову! Люди, о которых он рассказывает — поголовно мошенники. Фильм о разного рода фальшивках — сам откровенная фальшивка и даже не стесняется этого.

Плёнка с документальным фильмом была перемонтирована Орсоном таким образом, чтобы от документалистики в «Фальшивке» ничего не осталось. Режиссёру было прекрасно известно, что некоторые из гостей бессовестно лгут, но никакого комментария от повествователя об этом не следует. Некоторые фразы выдираются из контекста и им придаётся противоположный смысл. Могу поспорить, что определённые реплики героев были написаны самим Орсоном. Получился удивительный синтез игрового и документального кино — мокьюментари. Уэллс не только размывает границу между игровым и документальным кино, но и между реальностью и выдумкой. Он вопрошает: способен ли человек познать, что есть ложь, а что истина; где настоящий Модильяни, а где поддельный. В «Гражданине Кейне» режиссёр уже задавался схожими вопросами гносеологии. Розовый бутон — знаменитый «rosebud» — навсегда останется символом ограниченности возможностей человеческого познания. Спустя тридцать с лишним лет Орсон Уэллс был тем же скептичным агностиком.

Фильм самой своей формой показывает, что он насквозь пропитан выдумкой и обманом. В кадр то и дело попадает съёмочная группа. Орсон ведёт разговор с аудиторией из монтажной студии. Кино творится на наших глазах: иногда мы наблюдаем за повествованием с экрана мовиолы. Обычно режиссёры стремятся к обратному: они пытаются имитировать действительность или делают свою выдумку максимально правдоподобной. Так работает магия кино: зачастую зритель забывает, что фильм — это всего лишь проекция киноплёнки на экран, а не полноценный мир, живущий по своим правилам и законам. Умберто Эко писал, что автор и читатель любого текста (в широком смысле) заключают между собой добровольный договор: автор просит читателя поверить в его выдумку. Любое произведение искусства — это условность, упрощённый способ отображения реальности. Монтажные склейки, наезды и затемнения — символический киноязык, который не имеет с жизнью почти ничего общего. Но если тебе действительно хочется насладиться фильмом в жанре фэнтези, то на время приходится забыть, что эльфов и гномов не существует, приходится положиться на автора и довериться ему. Орсон Уэллс, как делал его коллега Брехт, отказывается от иллюзии подлинности, что бы зритель ни на секунду не забывал, что его обманывают. А забыться очень легко — уж очень убедительно и красиво зрителя водят за нос.

На этом Орсон не заканчивает деконструировать и разрушать кино. Монтаж в фильме стилистически очень узнаваемый — «нововолновский» — и совсем не похож на то, что делал Уэллс ранее. Создаётся ощущение, что фильм сделан в соавторстве с Жаном-Люком Годаром. За спиной у Уэллса в монтажной комнате, из которой он общается со зрителями, стоят десятки катушек с плёнкой: жёлтые, красные, синие — типично годаровские цвета. Средняя продолжительность кадра навряд ли превышает 3-4 секунды, сцены интервью перемежаются кадрами с фотографиями, живописными полотнами и газетными передовицами — нечто очень похожее я видел в «Безумном Пьеро». Удивительно, но режиссёр, который всю жизнь старался держаться подальше от киноавангарда и снимал классические интерпретации шекспировских трагедий, на самом закате карьеры решил обратиться к чему-то настолько постмодернистскому.

Сколько бы Орсон Уэллс нас не обманывал, сквозь театральную маску лжи проступает грустная улыбка красоты и правды искусства. «Ф как фальшивка» рассказывает грустную историю о двух очень похожих людях: о художнике Эльмире и о его биографе, писателе Клиффе Ирвинге. Оба хотели бы творить своё, подлинное искусство, но оно никому не нужно: Эльмир жил впроголодь, пока не начал подделывать картины, а Ирвинг стал известен на весь мир не как талантливый прозаик, а как автор одной из самых искусных литературных мистификаций. Это люди, запертые в клетки лжи, из которой они отчаянно пытаются выбраться.

Орсон, вслед за Киплингом, задаёт очень сложный вопрос:

«WHEN the flush of a newborn sun fell first on Eden's green and gold,
Our father Adam sat under the Tree and scratched with a stick in the mold;
And the first rude sketch that the world had seen was joy to his mighty heart,
Till the Devil whispered behind the leaves: "It's pretty, but is it Art?»

Можно ли считать да Винчи, Ван Гога или Пикассо гениями, если Эльмир подделывал их с такой лёгкостью? Его картины висят в ведущих музеях мира, и никому ещё не удалось отличить фальшивку от подлинника. Можно ли подделать «искру божью» и свести любое произведение искусства к набору применённых художественных техник, которые при должном мастерстве можно повторно воспроизвести? Имеет ли право на существование концепция авторства, если подделанная Эльмиром подпись ничуть не менее убедительна, чем подпись Сезанна? Шартрский собор, одно из величайших творений западной цивилизации, эта «застывшая в камне песня», не имеет автора. Да и так ли важна приходящая слава в свете того, что рано или поздно мы все умрём, и даже бессмертный Шартр обрушится под градом ядерных бомб?

Но даже «проклятые» вопросы отступают на второй план, когда на экране появляется Ойя Кодар. Орсону удалось создать лучшую увертюру для фильма: он тайно снимал беспечных мужчин, которые засматривались на идущую по улице Ойю в короткой миниюбке. Камера неотвязно преследует её со спины на протяжении целых пяти минут, и трудно не присоединиться к хору восхищённых мужских взглядов. Этой сценой режиссёр добивался следующего. Во-первых, в очередной раз подчеркнул сексуальность Ойи, которая сыграет важную роль в дальнейшем повествовании. Во-вторых, вдохновившись синема варите, ему удалось показать, что подлинные эмоции в объективе кинокамеры показывают вовсе не актёры, а живые люди. Неподдельная правда всегда сильнее фальшивки, как бы ни пытался убедить нас в обратном старый сатана Орсон.

Творчество Орсона Уэллса ни в коем случае нельзя сводить к одному «Гражданину Кейну». Как ни парадоксально, но этот фильм испортил ему карьеру не меньше, чем дурная слава себялюбца и коммерческого неудачника. Орсон снял множество замечательных фильмов, но внимание зрителей и критиков всегда было приковано только к его шедевральному дебюту. Он не любил говорить о «Гражданине Кейне», потому что даже ему самому казалось, что этот фильм ошибочно считается его лучшим. «Ф как фальшивка» является художественным высказыванием не меньшей силы и смелости, чем история прославленного газетного магната.

Последний кадр последнего фильма Орсона очень символичен: режиссёр гасит мовиолу, начинаются титры. Орсон покинул этот мир, но оставил нам своё художественное наследие.