Энн открыла глаза... Свет врезался в "слепые" глазные яблоки и медленно в них просачивался. Также как пропитывался кровью из виска старого лорда холодный камень, обхваченный в его ластоподобными клешнями. Она слушала тишину... и пульсирующие в голове вены, а затем волевым решением заставила себя подняться и сесть.

В доме как будто было ужасно задымлено. Неужели пожар?! Такие простые дома вспыхивают как спички, и потушить их затем совершенно не возможно. Но она не чувствовала никакого запаха, и она ведь до сих пор не задохнулась, а всё это время спокойно спала.

Анна вытянула свою детскую руку вперёд и немедленно осознала, что абсолютно не видит сколько у неё пальцев. Ей мерещилось странное. То, что их неприлично много. Более того, от каждого росли многочисленные отростки, а от них свои, так что её ладонями можно было при желании обмахиваться как веерами. Даже оленьи рога, выменянные отцом на рог нарвала, завидовали её ветвистости её пальчиков.

Она спустила ногу с кровати на обыкновенно холодный пол, и по ноге девушки неожиданно зазмеилась капля. Утренняя роса ползла по её лодыжке. Вверх. Проваливалась в ямочку под коленом и наконец вовсе размоталась, оставив мокрый след на внешней стороне бедра. Энн стояла одной ногой на настоящей мокрой траве и её ступню неприятно резали настоящие длинные листья. Кажется, они принадлежали полевой осоке. И всё таки она видела свои сапоги. Они предательски поблёскивали пряжками с самой высокой полки. Энн ничего не оставалось как порвать свою простыню и не замотать ноги в самодельную обувь, понадеявшись, на то, что хотя бы так она избежит части вероятных порезов.она встала и шла на ощупь сквозь дымку комнаты.

Дверь дома легко поддалась, но за ней не стояло ничего кроме ратуши и фабрики с маяком. Даже церковь, острая форма которой всегда чётко разрезала пейзаж своим обязательным присутствием, утонула в бесконечных литрах жирного дыма.

Отец конечно же в море, и его помощи ждать не приходится. Энн намеревалась встретиться с подругой на фабрике и дальше решить, что им делать. Она шла по тому месту, где когда-то была река, и её ноги чуть не утонули в зыбучих облака. Но ведь вспученный мост должен быть где-то здесь! Неужели не смогла вспомнить, где он?! В последний момент она ухватилась за луч маяка, который теперь прочерчивал город на уровне её лодыжек.

Она чувствовала себя некомфортно, потому что не отнесла отцу еду на маяк и теперь он может захотеть съесть сырую рыбу в океане. Прыгнет за ней и утонет. Или откусит часть себя. Например, обгладает ногу, а когда совсем не останется сухожилий, он отнимет кость, и поставив на её место обломок весла, уплывёт в сторону заката к другим головорезам под злые знамёна. Но эта мысль всё равно была слабее его наказа трудиться и желания скорее прижать к себе свою новую подругу Олли.

Ратушные часы стояли. Стрелка билась на месте о невидимую преграду. Энн подумала, что, если она работала бы в этот день, то не ушла домой никогда и так и уснула там, обнявшись со станком на своём рабочем месте на горе незаконченных тканей. И никогда больше не увидела бы отца.

Ратуша затряслась. Тряслись белые стены, теряя побелку, тряслись бурые своды - с крыши сыпалась коричневая черепица. Ещё немного, и она разобьется прямо о её локоны, а то и хуже - ударит по голове. Едва уклонившись от неё, Энн отчётливо слышала, как черепки разлетелись где-то под её ногами, ударившись о невидимый тратуар.

Она ускорила шаг. Девочка беспрестанно оборачивалась, пока её взор вполне отчётливо не уловил, как вылезшая из под земли ратуша захлопала дверьми чёрного входа словно ладошами. Но Эн уже во всю бежала оттуда.

Отсутствующие кварталы пролетали мимо. Плоское здание торчало на белом листе горизонта одиноким зубом. Фабрика выглядела обычной, но только для себя и нормального города Тетис. На фоне тумана и безграничной белизны, простиравшейся во все стороны, фабричная неподвижность, копоть и ржавость выглядели оплотами некой надёжности. Как то, что могло помочь сохранить рассудок.

Многоэтажное здание утопало в облаках, как и всё вокруг, но было видно его практически пологую крышу и часть рекламирующего фасада. В плоской крыше красовалось отверстие ровной формы. Прямо посередине. Вряд ли Олли вошла через этот "ход", но другого во всяком случае нет. Она просто обязана быть там. И если она пострадала при приземлении, ей обязательно потребуется чья-то помощь.

Анна подхватила подол своего платья, чтобы оно случайно не задралось и не оставило её висеть здесь сверху, и прыгнула вниз.

Внизу было много людей и они подхватили её. Все были взрослыми. По крайней мере это можно было понять по их росту и выступающим за капюшоны борода. Их странный монашеский вид внушал внутреннюю прохладу. И они не спешили ставить её на ноги.

Держащий её старик торжествующе изрекал:
- Богиня должна прийти вслед за павшей звездой. Она сделала это! Вы все свидетели! Так изопьём же из её жертвенных грудей соки правды, братья мои!

На этих словах их руки сложились в молитвенности, а из толпы показался сверкающий треугольный предмет. Энн узнала в его линиях стальная воронку.

Один из держащих её стариков продолжал:
- Откройся нам, дитя моё. Никто не причинит тебе боль. Просто открой рот. Ну же.

Изо рта Эн не вырвалось вопля. Она слышала в своей голове свой отчётливый крик в мыслях, но в реальности вместо неё вопила толпа. Страдающие аскетизмом старцы били друг друга нещадно и падали, налегали всем весом на острые пещерные сталагмиты, травмируя себя о них. Многие садились на них как на кол и щурясь щёлкали пальцами, подзывая кого-то из последних сил.

Из толпы появилась Олли. Она бегала между страдальцами и проводила каждому перстом по переносице, а потом брезгливо (?) вытирала подцепленную мизинцем влагу о поднос, не снимая кожаных перчаток.

Она собирала слёзы. Крики монахов, накладывающиеся один на другой, прерывались частым стуком её голландских деревянных башмаков по полу тёмной кельи. Видимо, толку не было.

Из темноты раздалось громогласно:
- Не тужьтесь. Смысла нет. У неё нет молока, а у вас ещё недостаточно слёз. Оставьте. Оставьте же её в покое... Поставьте на ноги.

Энн, перевела взгляд от жертвенной мизансцены на дальний тёмный угол, почувствовав как её язык проваливается в узкую часть воронки, уже приставленной было к её лицу.

- Девочка, с тобой всё будет хорошо. Просто выплюнь. Вот так: птху - пыталось научить её уму разуму некое несомненно косматое существо...

Открывшаяся Эн огромная морда, кажется, была против существования здесь всякого рода келий. Ведь здесь был её, морды, тронный зал.

- Лорд Сиам, но мы хотим боли-и-и - раздавалось протяжное восклицание из подножья гигантского трона - дайте нам боли. Умоляю. "Умоляйу-у-у" - подхватила слепая толпа остроносых людей-кротов.

- Держи это, юная леди - услышала внезапно Эн, которую вынесло человеческими потоком к стопам гигантских кошачьих лап - подкидывай клубок нитей вверх и залезай обратно в дыру и на крышу. Ты не будешь нужна здесь ни сейчас, ни когда.

- Но, Олли здесь - сопротивлялась девушка - она служит вам как рабыня или даже хуже.

- Она родилась здесь и здесь умрёт. Это высший порядок, против которого ты не способна ничего предпринять. Не смей брать её с собой, потому что вдвоём вы не выберетесь.

Эн словила клубок и закинула его на крышу. Она ползла вверх по размотавшемуся канату и, удаляясь, все тоньше ощущала запах высохшего молока, свечной копоти и благовоний.

Свет снова ударил ей в глаза.
Огромная ладья на белоснежных волнах - единственное, что не напугало её за последние время. Ведь на её палубе стоял её собственный отец. Не каннибал. Не погибший в водовороте. Живой. Он по-доброму протягивал ей свою тяжёлую мозолистую руку, приглашая к себе.

Он открыл рот, сложенный из сухих, обветренных губ:
- У тебя может быть другая, лучшая жизнь, чем та, что сулит вечное культивирование молока для потерявшихся агнцов. Идём со мной. Анна.

Только она вложила свою руку в его, как фабрика стала обрастать слоями стальных прутьев один за другим как вьюном и утонула в тумане, пока вторая нога Эн ещё висела в воздухе в нерешительности последовать за другой, стоящей на корабле.

- Тебя долго н было - проговорил отец через своё угловатое плечо - я волновался... Где-то здесь плавает сильно жуткий зверь. И если я его не поймаю, нам всем придётся худо... Вон смотри!

Эн повернула голову в ту сторону, куда указывал её отец.
- Вон он! Кит!

Прямо перед кораблём в воздух взметнулась их собственная хибара. Решётка единственного окна обвила дом, в нём вырисовывалась громадная пасть и ловкий ржавый хвост.

- Давай, покажи, на что ты способен, ублюдок! - отец обмотал руку верёвкой и метнул гарпун в пасть чудовищу, норовившему проглотить корабль.

***



Энн проснулась. Её отца снова не было. Доживавшие последние дни неполного месяца своей жизни мухи бились в запотевшее окно. Часы ратуши отбивали бой. Начинался обычный день...