«Сайты знакомств ведь для бракованных?»
Таким вопросом Борис Селезень уже неделю донимал всех своих немногочисленных знакомых. С детства привыкший жить по правилам и наставлениям, он по инерции продолжал быть ребенком, хотя недавно ему исполнилось двадцать лет. Детский непосредственный взгляд на мир пригождался Борису при написании стихов, он был хорошим поэтом, умел вылавливать примечательные детали, лепить образы из водянистой повседневности. Но девушки у него не было, и отчаявшись, он обратился к последнему возможному варианту.
Все знакомые оказывались на редкость оптимистичными или доброжелательными. Слишком складно они убеждали Бориса в том, что Тиндер это нормально, что на дворе двадцать первый век и никто не знакомится на улице. Борис слушал и кивал, но думал – что-то здесь не так, не бывает в жизни все так однозначно, а чужое слово давило Борису на нервы. И раздираемый противоречиями Борис Селезень, миролюбивый по натуре, бывало, вскипал, пыхтел, держался из последних сил, чтобы не сорваться.
Как-то раз он позвал старого знакомого, жившего по соседству, прогуляться в парк, «на важный разговор». Там Борис выбрал место поукромнее: с глазу на глаз, возле маленького пруда, на лоне природы, под взглядами невинных жучков и волосатых гусениц, за ветвями могучих дубов. Разве можно было тут соврать? И Борис задал свой вопрос. На кусте блестела паутинка, Борис ждал искреннего ответа.
— Да нет, это нормально, я сам так со своей познакомился.
Небо затянули тучи, грянул гром и брызнул дождь.
— Врешь, у тебя даже девушки нету. Тьфу!
Борис плюнул в бывшего знакомого и яростно побежал в пруд. Когда вода была по колено, он больно запнулся об камень и плюхнулся вниз. Прекрасно! И здесь можно утонуть! Борис выдохнул в воду и ушел на дно. Пусть только попробует этот лжец меня спасти, пусть лучше не подходит, лжец и враль! Ну, пусть только подойдет, как придет, так и уйдет, а я здесь умру и жить не буду больше! И никогда у меня не будет дочки или сына, и я не попробую дорогие наркотики, не прославлюсь на весь мир, не буду спать с моделями, не устану от того, что меня все узнают на улице, не уйду жить в лес, как писатель Сэлинджер, а просто умру сейчас, и все вы будете плакать и жалеть Бориса Селезня, какой он был хороший малый, а какие стихи писал! Борис лежал под водой и ждал.
А бывший знакомый бегал по берегу:
— Боря, Боря, ты чего?! Боря, я же плавать не умею, Боря, вернись!
У Бориса стал кончаться воздух, и он поднялся на колени. Гроза бушевала, били молнии. Борис сверкнул взглядом на малодушного знакомого, отвернулся и закричал куда-то вверх:
— Слышишь ты, ты, ты! Зачем нужны эти стихи?! Забери мой талант обратно! Ненавижу! Глупые буквы в глупые столбики! Все уже давно с девочками гуляют, а я?! Кто я?! Зачем я?! Помоги же, ну ты же можешь! Забери талант, дай мне их! Амфибрахий замени на баботра...! (даже в минуты отчаяния Борис выражался в поэтической манере)
— Боря, Боря, выходи, ну что ты в самом деле! Боря, а если ударит!
Но злобный ветер уносил слова бывшего знакомого, кудрями вились тучи, и дождь вставал плотной, клокочущей стеной. Борис разошелся:
— Спускайся, подлый трус! Маленький! Маленький! Трусливенький! Спускайся!
Молния ударила где-то около Бориса. На миг все окрасилось белым, фигура Бориса торчала, как будто бы вмерзшая в пруд. Тут же гроза кончилась, тучи выпустили солнце, оттаявший Борис молча вышел на берег и направился к остановке. Бывший знакомый пошлепал следом. Молча ждали автобуса, бывший знакомый виновато исподлобья посматривал на Бориса, но тот отводил взгляд. Молча доехали до дома и разошлись.
Вскоре Борис подобным образом перессорился со всеми своими немногочисленными знакомыми.
В июльский вечер несправедливо покинутый Борис Селезень смотрел вниз с балкона пятого этажа. Лицо его ничего не выражало, взгляд застыл. Подумать только, один импульс, толчок ногами, и вот он – там. В полете хотелось бы успеть вдохнуть несущегося на встречу воздуха и оценить стремительную красоту летящей вместе с ним природы. Но каждый раз воображаемый ветер слишком сильно задувал в рот и в глаза воображаемому Борису, и тот не мог сделать вдоха, а природу размывали слезы. Из квартиры донесся звонок и, униженный своей фантазией, Борис покинул балкон.
Он открыл дверь, в подъезде стояла девушка в высоких джинсах и рубашке. Она была обвязана красным поясом, как подарок лентой.
— Борис Селезень? Здравствуйте, я ваша большая фанатка. От стихов от ваших у меня бегут мурашки по хребту.
Она довольно красива, да, довольна красива.
— Смотри!
Борис показал правой рукой вверх и в сторону. Девушка повернула голову. Да, и в профиль довольно неплоха.
— Что там?
— Ничего, ничего!
Взявшись за руки, они отправились на прогулку. Оказалось, что девушку зовут Зоя, она увлекается древнегреческой философией и современной поэзией. Зоя много хвалила Бориса, и тогда он чувствовал себя неловко, да и вообще все это время он чувствовал себя неловко, особенно когда Зоя картинно поджимала губу или в шутку напирала на него, глупо размахивая кулачками. Полная наивного доверия, Зоя распахивалась перед ним, а Борис стоял на пороге, сдержанно улыбался, но проходить не спешил.
Удар случился, когда они сидели на лавочке в одном из дворов. Зоя что-то увлеченно рассказывала, и слегка тряхнула головой. Льдинка прыгнула Борису за шиворот и, проскользнув вниз по спине, заставила поежиться – маленькая некрасивая родинка висела на шее у девушки.
В конце прогулки они обменялись аккаунтами в соцсетях.
Борис был подкован в искусстве обращения с женщинами, и знал, что после первой встречи девушку нужно немного помариновать. Он решил, что напишет Зое через пару дней, и хотя воспоминания о родинке до сих пор заставляли нос Бориса морщиться, Борис собрался не отступать от своего плана: через два дня свидание, через неделю поцелуй, через две – взятие крепости.
Две эти ночи ему снились кошмары: приходили разные девушки и он обследовал каждую, миллиметр за миллиметром и у каждой находилась некрасивая родинка, а потом все эти девушки собирались в одну большую некрасивую родинку и объявляли ему войну, полгорода было разрушено, пыльный и обожженный Борис прятался за укрытием, у него кончались патроны, а со всех сторон подползала огромная уродливая родинка и всасывала Бориса в себя.
Через два дня он позвал Зою на встречу, они мило гуляли, Борис обнимал ее рукой. Зое нужно было готовиться к экзамену, и она пригласила парня к себе. В гостях Борис открыл женский журнал. На страницах красовались длинноногие модели в пестрых одеждах. Маленькими ножницами Борис начал аккуратно вырезать кружочки лиц. Зоя сидела перед ним и читала какую-то книжку Платона, время от времени с улыбкой посматривая на своего поэта. Закончив, Борис стал ловить Зоино лицо в получившиеся дырочки. Но оно никуда не подходило: то поворот не тот, то слишком бледное, то слишком вытянутое – Борис расстроился.
Отношения складывались довольно гладко, вскоре молодые целовались в губы, Борис время от времени ненадолго сжимал руками Зоину попу и груди. Все шло по намеченному плану, но Борис чувствовал себя как-то не так, как будто он играет чужую роль, как будто все это должно быть по-другому.
Борис часто думал, в каком бы она могла сыграть фильме? И не находил ответа. Моментами казалось, вот оно, один в один, Зоя помещалась в форму, но тут он точнее вспоминал размер ноги, разрез глаз или угол оттопыренности ушей, форма давала трещину и рассыпалась на глазах.
Несмотря ни на что Борис продолжал отношения. Раздираемый внутренней неопределенностью, внешне он держался строго и уверенно, так хилое тело болтается в суровом доспехе.
Стихи Борис писал все реже и хуже.
Настал день взятия крепости. Они договорились встретиться в парке, купили вина, Борис отвел Зою в укромное место, то самое место, где природа не дает соврать.
Солнце светило безжалостно, нечем было дышать. Листья засыхали, тела покрывались испаринами. Молодые укрылись в тени деревьев и выпили бутылку вина. Листья где-то рядом зашуршали, и мимо них прошел какой-то грибник с котомкой и палкой. Когда они снова остались одни, Борис сказал:
— Зоя, ну вот ты читаешь всё книжки эти, тебе хоть нравится?
— Нравится, Борис, всё нравится, только про пещеру не нравится.
— Про пещеру? — Борис подмигнул, и крепче приобнял Зою (он понял намек) — А что там про пещеру?
— Ну вот там один пишет, что люди все сидят в пещере, а…
Борис впился в Зоины губы и повалил девушку на землю. Зоя немного оторопела, но вскоре горячо ответила на ласки бывшего поэта.
Наполненный жарой воздух звенел и от вина шумело в ушах. Солнце горело костром, лучи плясали по кустам и деревьям, а посреди поляны, в диком танце, молодые тела перетекали друг в друга, сплетались ноги, руки, губы, и другие человеческие отрасли.
—
Солнце все еще жарило, и все еще было не чем дышать, когда парочка заходила в вечерний автобус. Случайно перед ними освободились места на задней площадке, и они сели, уставшие, потные, рука липла к руке, а нога к ноге. Борис приобнял горячее тело Зои, почувствовал некрасивую родинку на шее. Зоя что-то рассказывала. Борис улыбнулся.
Красивый юноша в синей кондукторской тунике протискивался к заднему сиденью, на котором возвышалось слившееся двуполое существо – высшая форма любви.