Вы когда-нибудь прятались в шкафу? Нет, в детстве, наверное, каждый хоть раз да попадал на какой-нибудь многолюдный и шумный праздник, вроде нового года в большой компании или очередной свадьбы очередных дальних родственников, и обязательно наступал момент когда родители с аргументацией "не пьют — кормить" отправляли толпу маленький разбойников подальше от стола в какой-нибудь сад, всех в сад, и, вздохнув с облегчением, пускались во все тяжкие, а вы принимали в распоряжение всю оставшуюся территорию и устраивали тотальный погром, радостно покрикивая и улюлюкая, разнося все на своем пути играя в догонялки, а потом наступал черед пряток, и где только не находилось подходящее укрытие: и под кроватью, и в диванах, особо спортивные забирались куда-нибудь под потолок, но в особой почести были шкафы всех цветов и размеров, шкафы, полные всякого хлама, одежды гостей и аккуратно поглаженных блузок. Но случалось ли вам прятаться в шкафу будучи уже в полностью сознательном возрасте, скажем, занимаясь не совсем детскими шалостями или откровенно скверными делами?
  Со стеклянным взглядом Джон плелся улочке, сплошь уставленной невысокими, жмущимися друг к другу домами, с их неизменными лавочками на первом этаже, чьему-то белью на третьем и сомнительного вида закоулками, манящих мыслью о вещах, которых не купишь в магазине и отталкивающих какой-то своей, особой вонью. Руки уже перестали дрожать, но то ли в укор совести, то ли назло, то ли из-за отвратной мороси, сыплющейся с неба, Джон никак не мог извлечь огонь из презабавного вида зажигалки, напоминающей из-за своей формы то ли шар с крестом, что держали европейские монархи вместе со скипетром, то ли, судя по цвету, змею, съевшую что-то весьма большое и теперь постоянно об этом жалеющую. Выполнив наконец свою задачу, зажигалка отправилась в широченный внутренний карман пальто, откуда она, впрочем, продолжала о себе напоминать неприятно стуча по ребрам; увы повесить на её на цепь не представлялось возможным ввиду пропажи оной, так что оставалось мириться.
— Твою ма!.., — зазевавшись, Джон споткнулся о выбоину в асфальте и полетел вперед, непроизвольно выставив вперед руку. В обычный день Джон обязательно закончил бы ругательство, обязательно чертыхнулся бы еще раз восстановив равновесие или таки упав, и обязательно ускорил бы шаг, спеша покинуть место неудачи с чувством стыда, которое неизменно в таких ситуациях возникало и от которого он избавиться так и не смог. Но, как ни крути, сегодня был необычный день.
  Избежать падения удалось лишь за счет выставленной вперед руки, которая почти сразу нашла точку опоры, и Джон устоял, но легче от этого не стало: сама точка опоры, оказавшаяся молодой девушкой в тёмно-коричневом замшевом пальто, полетела вперед вместо Джона, предварительно уронив довольно объемную спортивную сумку.
— Извините! Вы в по.., — начал было Джон, но закончить ему снова было не суждено: резко развернувшись, девушка яростно, как кошка, шикнула на Джона, окинув взглядом с такой смесью злобы и раздражения, что не заткнуться было невозможно, подбежала к сумке и, подхватив её, поспешила удалиться восвояси.
  Хоть день и был необычный, париться было не в привычке у Джона. С другой стороны, идти следом за фурией с сумкой желания не было, так что не долго думая Джон повернул влево и спустился в услужливо оказавшийся рядом пивной бар, зазывающий людей причудливой вывеской "Три жабы". Паб занимал цокольный этаж старого, но солидного четырехэтажного кирпичного здания. При отделке помещения это учли и оставили просто голые кирпичные стены, которые, впрочем, бросаются в глаза только в коротком предбаннике, которым основное помещение оградилось от сырости и промозглости улицы. Зайдя же внутрь ты сразу попадал к обширной полукруглой стойке бара, которая вогнулась навстречу углу из двух стен, служивших так же полками для огромного количества разнообразной выпивки, хотя несколько удачных декоративных бочонков между полок все же диктовали тон и напоминали про основную специализацию заведения. Слева же под потолком были окна, сквозь которые можно в свое удовольствие наблюдать за ногами, топчущими бесконечную слякоть, а в дальнем углу располагалась небольшая сцена, на которой одинокий паренек в форме то ли официанта, то ли бармена грустно перебирал струны баса. В помещении было откровенно темновато, в такой час пустынно, а Джон зашел тихо, и бас-бармен его не заметил, но это было даже к лучшему. Сев у стойки так, что сцены не было видно (а значит и сам Джон был незаметен для паренька, который все пытался что-то сыграть, но прерывался каждые 10 секунд и начинал снова, сопровождая это неудовлетворенным фырканьем), наш герой, что называется, ушел в себя.
  Думал он, в основном, ни о чем, можно сказать и вовсе не думал, но где-то на периферии сознания проскакивали, перемешиваясь одна с другой, мысли о упругих формах новой подруги, о жаренных бараньих ребрышках, и о том что ни одно сюрреалистичное чтиво не сравнится с перипетиями жизни. Подумать только, пол часа назад ключ услужливо, будто нарочито громко скреб в замочной скважине, отворяя дверь, а он, надевая штаны одновременно со сгребанием всего хлама в охапку и одеванием обуви с помощью рыжеволосой бестии, заманившей его в это логово, безумно смотрел на окно под которым вроде как кусты и прыгать не страшно, 29 минут назад за ним закрылась дверца шкафа, в котором висела куча тряпья и стояла двустволка, особенно гревшая его фантазию последующие 20 минут, шкафа, что был как его личная крепость и в то же время как тюрьма, из которой он сам бежать не захочет, шкафа, в котором он переживал все эмоции от страха быть пойманным до мыслей о несовершенстве слуха когда он не мог разобрать слова, доносившиеся из коридора и мыслей о том как же, черт подери, чешется пятка, от желания немедленно покончить с подобным образом жизни до азартного адреналина и желания выкинуть какой-то финт. Шкаф был даже чем-то хорош: предоставляя защиту, он не требовал ничего взамен, и у него и мысли бы не было рассказать другим о всех переживаниях, пережитых Джоном за 20 минут их знакомства. Теперь, слушая паренька, который начал просто перебирать струны, Джона забавляла мысль о всех приключениях, случившихся всего пол часа назад, но на грани сознания скользила возникла мысль о том, что это просто не может быть правдой, что случилось это не с ним, что было это давным-давно и десять раз приукрашено для рассказов в виде байки на вечеринках. Мысль о сюрреалистичности, напротив, переродилась в мысль о самовнушении, и правда ведь, сюрреалистичные ситуации рождаются в голове постфактум, перерабатываются и додумываются дабы угодить слушателю, а взаправду и не было такого, ведь такого не бывает, ведь...
  Пол-литровая кружка, наполненная тёмным пивом, с шикарной пенкой и, возможно, при иных обстоятельствах соблазнительным конденсатом на самой кружке стукнула о стол, выдернув Джона обратно в реальность. Паренек уже сидел за стойкой, поддерживая голову рукой, и задумчиво смотрел на Джона. Джон же, взяв пиво, тихо снял пенку, сделал пару глотков, и обратился к бармену:
— Спасибо. Мне бы поесть еще, горячего чего-то. По жизни всякое случается, а есть хочется всегда. У вас жаренные ребрышки делают?