– Блядь, мне больно!
– Завали ебало
Я снова бью её где-то между бедром и ягодицей, оставляя здоровой след.
– Ты ёбнутый! – её полувозмущённый-полуобиженный крик выходит срывающимся и хриплым.
Я молча продолжаю засаживать ей, пока она, стоя на четвереньках, с измученной гримасой сжимает простынь.
Похмелье уже даёт о себе знать – хочется чего-то кислого, целый лимон, прямо с кожурой.
Я не понимаю, зачем она приходит.
– Кончай уже блядь, ты заебал!
Она знает, что я всё равно не кончу.
Это продолжается уже второй час.
Она приходит каждую неделю, каждый субботний вечер. Приходит, скидывает туфли и, на ходу раздеваясь, идёт к кровати.
В этот раз она, видимо, выпила больше обычного. Её блевота засыхает на одной из моих подушек.
Её влагалище всё же начинает сокращаться. Она соскальзывает с моего члена и падает на бок, продолжая тяжело дышать.
Всё ещё молча, я собираю её одежду и кидаю охапку рядом с ней.
– Пошла на хуй отсюда
Она с видимым трудом приподнимается, надевает футболку, прикрывая тощую грудь.
– Ты глухая что ли?
Встаёт с кровати, натягивает шорты.
– Ну ты и уёбок, – впервые за вечер я вижу её опухшие серые глаза.
– Ещё раз придёшь – уебу
Она уже обувается в коридоре.
– На хуй иди, мразь, – и хлопок двери.
Я иду на кухню, наливаю себе коробочное вино и разбавляю его Карачинской.
С прилепленной к холодильнику фотографии на меня смотрят серые глаза матери.