Образ тела

Рагнар берет с подставки изукрашенный нож, проверяет его остроту подушечкой большого пальца, затем искоса смотрит на меня и говорит:
- Будем умирать?
- Нет, - отвечаю я ему.
Рагнар громко и раскатисто смеется. Его волосатый кадык ходит вверх-вниз - зрелище неаппетитное. Я отвожу глаза, морщусь. Я связан. Прикручен веревками к этому чертовски неприятному стулу. Рагнар заходит мне за спину - и одной рукой запрокидывает мой подбородок, а другой практически без нажима проводит по моей шее лезвием. Боль вспыхивает мгновением позже.
- Отправляйся к престолу Его.
Вся моя жизнь, память моя, личность - все это обращается в алую брызжущую агонию, в единое мгновенье заслонившую мир. С громким всхрипами и влажным фырканьем из раны вырывается не только кровь - но и сам я, целиком и без остатка, алыми густеющими брызгами оседая на собственной груди, на руках, на выбивающих дробь ногах, на полу.
Наконец я вытекаю полностью и перестаю быть.


Когда меня, новорожденного, только привезли из роддома, Грета одной из первых осмотрела меня и спросила:
- Мама, а это правда мой братик?
- Тшшш... Ты что такое говоришь? - сказала мама, одной рукой баюкая меня. - Конечно, это твой брат. Его зовут Петер.
- У него неприятные глаза, - задумчиво произнес Грета, заглядывая мне в лицо. - Смотрит так...
По правде говоря, у Греты тоже были неприятные глаза. Чуть блеклые, будто бы рыбьи, внимательные и цепкие - чрезмерно мудрые для ее невеликого возраста. Меня это насторожило, и я на всякий случай приготовился защищаться. Средств у меня было немного: лишь помощь матери. Однако мать была сильнее физически, чем Грета, и я надеялся на нашу победу.
Грета провела пальцем по моей щеке, царапая кожу ногтем. Я сморщил лицо. Грета оттянула мое веко вниз и стала глядеть прямо в открывшийся зрачок.
- Не делай так, - раздраженно произнесла наша мать.
- Мама, я только посмотрю, - стала оправдываться Грета.
- Убери руку!
Грета отступила обратно во тьму.
- Хорошо, - сказала она, и в голосе ее появились обиженные нотки. - Пойду поделаю уроки.
- Ох, - вздохнула мать, баюкая меня.
Я же молчал, застывший от ужаса. В тот миг, когда Грета оттянула мое веко - с ее лица будто бы слетела небрежно надетая маска, и я понял, где видел эти ужасные блеклые глаза.
Глаза Рагнара.
Жалкий, беспомощный, запертый в этом пухлом розовом теле, я расплакался. Моя мать неверно истолковала этот плач. Я попытался воззвать к ней, предупредить о темной сущности Греты, однако мать просто обнажила грудь и поднесла меня к своему красному соску.
Позже я лежал в кроватке, плотно спеленутый с головы до ног, будто крупная белая личинка - а Грета сидела рядом, разложив на полу кукол. Я слышал, как она шепчет им:
-  Анне. Ты будешь у нас королевой. А ты, Эрик, будешь ее верным рыцарем. А вот ты, злюка Освальд... А у тебя в этой истории печальная судьба. Ты будешь злыднем.
Мурашки пробежали по коже от ее вкрадчивого голоса.
Она выпрямилась - я слышал, как прошуршал ее комбинезон с кенгуриной сумкой на животе - и заглянула ко мне внутрь.
- Ох, Петер, - сказала Грета задумчиво.
Я лежал.
Более мне ничего не оставалось.
- Я тебя ненавижу, - сказала она. - Это очень грешно, и я прошу Боженьку, чтобы он исправил меня. Ты же мой братик, а я к тебе даже прикоснуться без злости не могу. Почему я такая злобная? - вопреки ее словам, в этом голосе не было раскаяния. Лишь вдумчивая рефлексия.
- На тебе знак Дьявола, - наконец сказала Грета.
Сказав это, она ушла.


Я понимал, конечно, что Грета не будет убивать меня прямо сейчас. Пути наших судеб были проторены заранее. Мы могли лишь ступать по ним, ожидая, когда же подойдет конец сего пути. Я умру в один день с Гретой; я знал это. И случится это не сегодня, и не завтра. Но даже зная это, я все-таки нервничал.
Я принялся изучать этот мир.
Я наблюдал за игрой света и тени на потолке. Я вдыхал этот загрязенный воздух. Я пил молоко. Я мочился. Я переваривал пищу. Я плакал, выражая свои эмоции - от гнева и страха до обыкновенного недовольства. День сменялся еще одни днем, а я по-прежнему был беспомощен. У меня прорезались зубы, и я решил, что хватит уже отлеживаться.
Я вытянул руку и посмотрел на эти розовые сосиски, которые служили мне пальцами. Жалкое зрелище. Я потянулся мыслью к своим ногам. Я ощущал их словно сквозь вату - мышцы еще не развились в достаточной степени. Я шевельнул ногой. Она не отреагировала как нужно - я хотел, чтобы вышел пинок, но у меня получилось лишь чиркнуть себя по другой ноге. Впрочем, надо же с чего-то начинать.
Надо мной нависла тень. Грета.
Сестра часто приходила ко мне, чтобы поговорить. Ее тянуло ко мне, как магнитом. За эти месяцы я свыкся, сжился с ней, и даже ее мерзкие рагнаровские глаза казались мне весточкой из нашего родного мира. Мы с Рагнаром были друзьями. Как же давно это было? Прошлое терялось во мраке. Сколько миров мы пересекли вместе - все трое? Сотни, тысячи?
Я позабыл, если честно.
Я сосредоточился на Грете.
Она стояла, навалившись грудью на перекладину кровати, и с наслаждением грызла леденец.
- Ты хочешь ходить, - сказала она скорее утвердительно, чем вопросительно. - Для чего?
Ответить я не мог, да ей ответ и не нужен был.
- Ты хочешь убить маму, - заключила Грета. - Я расскажу про тебя Инге. Мы придем и задушим тебя.
Зачем?
Ты ведь погибнешь со мной, Рагнар, мерзкое ты создание.
Я попытался перевернуться на живот, беспорядочно размахивая всеми конечностями. Грета с подозрением наблюдала за мной - а потом сказала:
- Он обкакался, наверное. Мам! Мам! А Петер обкакался! - с этими словами она отступила во тьму.
Вместо нее из тьмы выступила мать и озабоченно принюхалась.


Когда мне было три года, Инге вернулась в наш город и вновь поступила в тот же класс, где училась Грета. Они с отцом - толстым инженером в твидовом пиджаке, господином Мейстером - уезжали в Норвегию, где три года прожили у родственников. Почему они уезжали? Вероятно, это было связано с профессией господина Мейстера. Как бы то ни было, Инге вернулась сюда, и я на выходных увидел ее незамутненным взором - когда она зашла в гости к Грете.
Я в этот момент сидел на кухне и пытался разговорить нашего трехмесячного котенка, Митци. В этом безумном мире кошки не умеют разговаривать. Я понял это не сразу. Грету, по правде говоря, это тоже безумно удивляло.
- В Индонезии исповедуют буддизм, - говорила она матери, а та лишь кивала:
- Наверное, доча.
- Мю Цефея меньше Солнца, - утверждала Грета.
- Как скажешь, - отвечала мать.
- А порох получается из апатита, соли и угля, - в отчаянии произнесла Грета, и только тогда мать отреагировала:
- Там вроде селитра, а не апатиты. Хотя я не уверена...
- Понятно, - ответила Грета.
Я знал не так много, как Рагнар. Он всегда был умнее меня, но и - злее и нетерпимее. Потому мы и стали врагами. Враг мой, Рагнар. Мы с Гретой сидели на залитом солнцем детской площадке, и она отряхивала мои ноги от песка.
- Ты неряха, Петер, - отчитывала меня сестра.
- Да, - отвечал я.
В такие моменты я не мог поверить, что Грета убьет меня, или я убью ее. Мы не общались с ней слишком часто - она избегала общения, да и я тоже - однако мы все-таки были братом и сестрой. Она подарила мне бумажную снежинку на день рождения.
Но мы шли по проторенным заранее тропам. С судьбой бороться бесполезно. Круг насилия разорвать невозможно - даже любовь стала в нем еще одним жерновом. Рано или поздно мы с Гретой придем к одному итогу.
Был солнечный день. Я сидел и тормошил котенка, пытаясь заставить его выучить хотя одно слово.
- Петер. Ну же, скажи - "Петер", - повторял я.
Котенок лишь мяукал.
Я сдавил его маленькое тельце. Митци зашипел и вывернулся, да еще и цапнул меня за палец. Вскрикнув, я побежал в зал за зеленкой. Мама всегда учила меня, что с зеленкой можно не бояться заражения.
В зале сидела Грета со своей подружкой. Они увлеченно болтали о чем-то, держась за руки. Инге была маленькой, рыжеволосой и с удивительными глазами - янтарно-карими, будто бы золотыми.
Я замер на пороге.
Я узнал эти глаза. Я все ждал, когда же она появится. А она появилась давным-давно, только исчезла на три долгих года - и теперь вернулась вновь. Слова застряли у меня в горле.
Жалкий трехлетний мальчишка, кто я перед ней...
Хотя и ей не больше девяти, и она тощая девчонка маленького роста. Да. Надо помнить об этом.
Я шагнул в зал.
Инге с Гретой не обратили на меня никакого внимания. А я попытался сказать, попытался хоть как-то привлечь к себе внимание, хоть чем-то заинтересовать ее.
И я сказал:
- А меня котенок укусил.
- Это твой брат, Грета? - поинтересовалась Инге.
- Угу. Это Петер, - недовольно произнесла Грета. - Куда он тебя укусил? Покажи мне.
- Неа, - я замотал головой.
- Тогда зачем говоришь все это? - вспылила Грета. - Иди к себе, болван.
Она швырнула в меня плюшевого зайца. Я убежал.
- Дурак! - донеслось до меня.
А Инге рассмеялась.


Я нашел способ встретиться с Инге. Я узнал, где она живет - в соседнем квартале. Каждое утро мать с Гретой уходили из дома: мать на работу, Грета - в школу. Меня они запирали в квартире. Дверь был можно было открыть изнутри, однако мне
строго-настрого запрещалось делать это.
В тот день я нарушил запрет.
Одевшись по погоде, я открыл дверь и вышел на лестничную площадку. На мне была теплая одежда. На голове - меховая шапка с ушами, подвязанными на макушке. На руках варежки, ноги - в теплых сапогах. Я ткнул дверь, и она медленно и величественно закрылась, щелкнув напоследок замком. Было немного страшно.
Преодолев лестницу, я проковылял мимо вахтерши и вышел на улицу. В лицо мне ударил холодный знобкий ветер. Щеки тут же запылали. Я сморщился и поглядел наверх. Небо над мной были затянуты хмарью. Я поправил шапку, от которой начала уже мокреть голова, и направился к Инге.
Я знал, что сейчас она в школе. По моим прикидкам, дома она будет через полчаса. Грета доберется до дома раньше - минут на десять или около того. Она придет, а меня уже нет. Тут и поднимется тревога. Грета забьет в набат. Но лишь так смогу встретиться с Инге без назойливого присмотра Рагнара.
Я шел по улице, переваливаясь, как пингвин. В этом безумном мире пингвины живут на Южном полюсе. Подумать только. А нас когда-то учили, что пингвины живут в Арктике. Даже говорили так: медведи - на Юге, пингвины - на Севере, и никому им не быть вместе.
- Привет, малыш. А ты чего здесь? - спросила у меня ласково пожилая женщина, склонясь надо мной. - Где твоя мама?
Я поглядел в ее выцветшие глаза и ответил:
- Мама вон в том квартале. Я к ней иду.
- Давай я тебя отведу, - сказала она.
- Хорошо.
Выбора у меня не было. Лучше она, чем кто-то другой. Увы, но детям запрещается путешествовать в одиночку.
Она взяла меня за руку.
- Какая у тебя интересная шапка, - сказала она.
- Мама в Любеке купила, - ответил я рассеянно.
Вместе мы отыскали нужный мне дом. Я сверился с цифрой на его стене, после чего сказал:
- Спасибо. Вы очень мне помогли. Теперь я пойду.
- Подожди, - сказала пожилая женщина. - Давай я тебя прямо к маме отведу.
- Нет, - ответил я. В мои планы это не входило.
Однако она подхватила меня за руку и повела наверх. Я мог лишь трепыхаться. Хорошо хоть, что здесь не было домофона. Возле нужной мне квартиры я остановился и сказал:
- Вот.
- Посмотрим... - сказала она и нажала кнопку звонка.
Никто не ответил.
Конечно, ведь никого не было дома.
- И что делать? - растерянно произнесла она. - Твои мама и папа когда приедут?
- Не знаю, - насупился я.
Мы стояли так до тех пор, пока в подъезде не раздались мне знакомые голоса. Один принадлежал Инге, другой - тут я зло закатил глаза - сестре моей Грете. Инге была в своей милой баллониевой куртке. Грета тоже была в баллониевой куртке -но она милой мне не показалась. Скорее страшной.
Завидев меня, Грета остановилась и уперлась руками в бока.
- Петер?! А ты что здесь забыл? Тебе место дома!
- Хихи, - сказала Инге.
Видимо, гнев Греты рассмешил ее.
Сестра же решительно зашагала к нам.
- Это твоя сестра? - заботливо спросила пожилая женщина.
- Да, - ответил я.
Грета больно схватила меня за плечо. Не обращая никакого внимания на остальных, сестра принялась хлестать меня по щекам. Она била молча и с каким-то остервенением. Старая женщина воскликнула: "Ох!" - но ничего не сделала.
- Идиот, - тяжело дыша, выдохнула Грета. - Пошли домой, я там все маме расскажу. Она тебе добавит.
В ее глазах я видел застарелую ненависть Рагнара и потому ничему не удивлялся. Однажды это должно было случиться, и почему бы и не сейчас?
Я покорно склонил голову.
Грета сорвала с меня шапку с ушами и ударила ей же.
- Может, он тебя из школы хотел встретить... - попыталась заступиться за меня Инге, но Грета перебила ее:
- Вот еще!
Сестру всю трясло от гнева. Проходя мимо Инге, она толкнула ее плечом.
- Ой! Ты чего? - удивилась Инге.
- Ничего! - грубо ответила Грета. - Пошли, Петер, тебе тут делать нечего.
Уже на улице она затащила меня в какую-то подворотню, чтобы никто не видел, и прошипела мне прямо в лицо:
- Я тебя удушу. Точно удушу.
"Верю", - ответил я про себя, мысленно обращаясь к Рагнару.
Однако в этот момент передо мной стоял не только Рагнар, но и моя сестра Грета.
И я сказал:
- Извини. Я хотел посмотреть на Инге.
- Зачем? - иезуитски спросила Грета.
- Потому что я ее люблю.
Грета отшатнулась от меня, будто ее ударили в лицо. Затем, ничего не сказав, она схватила меня за руку и потащила по слякоти домой. В глазах ее стояли слезы.


Инге перестала появляться в нашем доме. Грета поссорилась с ней. Навсегда, как она сказала. Вскоре Инге вместе со своим отцом снова уехали в Норвегию.
Это было ожидаемо.
Время для Инге еще не пришло. Я знал, что однажды она к нам вернется. И мы с Рагнаром снова убьем друга друга ради нее, и ее тоже убьем. Таков круг насилия. Наказание, придуманное для нас чьим-то искаженным разумом. Из миров соткана цепь - и каждое ее звено отличается от соседнего лишь малым числом искажений; но масса отличий нарастает, как снежный ком - мы с каждым разом все дальше удаляемся от изначального мира по этой цепи, чтобы попасть... куда?
В мир, лишенный насилия?
Мир, в котором мы сможем разорвать этот проклятый круг? Не знаю. Но в одном я уверен: последний мир будет чудовищно от нас далек. Абсолютно чужд.
И почему мы?
Или эта судьба в той или иной степени уготована всем? Я не знаю. Рагнар и я... Инге.
Я вздохнул. И вернулся к выполнению домашнего задания. По правде говоря, я в нем ничего не смыслил. Эти задания для пятого класса чересчур сложные.
Пол скрипнул, и я невольно вздрогнул. Вот и она. С годами она стала очень высокой и такой же громогласной, как и он, Рагнар, в прошлом нашем мире.
- Ну? - требовательно спросила Грета, появляясь в дверях.
- Почти сделал, - сказал я.
- Ну-ка, покажи, - сестра подошла поближе и склонилась над моей тетрадью. - Ничего ты не сделал, болван бессовестный, маленький лгун. Где? Покажи, где ты сделал?
- Вот, - сказал я.
Даже не поглядев в тетрадь, она отвесила мне затрещину.
- Чтоб к семи часам все закончил. Затем пойдешь в магазин и купишь все что нужно. Список на столе. Ужин надо из чего-то готовить.
- А ты?
- А я буду обстирывать тебя, - с ненавистью произнесла она, выделяя каждое слово. - Мама болеет, а тебе все равно, как я погляжу.
- Неправда! - возмутился я.
- Ну-ну, - сказала Грета, скрестив руки под грудью.
- Да!
Грета все лжет.
Рагнар...
С годами мне все труднее было думать о Грете, как о старом моем враге Рагнаре. О прошлых воплощениях Рагнара памяти и вовсе не осталось. Осталось лишь ощущение чего-то древнего и непрерывного.
Закончив с уроками, я схватил список со стола и отправился в супермаркет. Там я затарился по полной и собирался уже в обратный путь, когда меня окликнули:
- Петер!
Возле кассы стояла стройная девушка в меховом пальто. У ней была длинная коса и необычные янтарно-карие глаза. Я уронил пакеты на пол. Банка сардин выкатились оттуда, как колесо - и оказалась у ног девушки. Я же почти ничего не слышал из-за громогласного стука сердца.
Инге легко наклонилась и, подняв банку, протянула мне.
- Привет, - сказала она.
- Привет, - пискнул я.
- Помнишь меня? Мы с твоей сестрой в детстве дружили. А ты был тогда пухлым и краснощеким! - она весело рассмеялась.
Я с трудом кивнул.
Мне столько хотелось ей сказать, однако на всем нашем пути от магазина до дома я выдавил всего несколько слов - одним из которых стало жалкое:
- Спасибо.
- Да не за что. Еще увидимся, - сказала Инге. Она внезапно наклонилась ко мне и, обдавая мое ухо жаром своего дыхания, произнесла:
- Я помню не только это. Я помню всё.
- Правда? - пискнул я.
Однако она ничего не ответила. Лишь загадочно улыбнулась и исчезла, отступив во тьму.


Грета поставила еду перед матерью и сказала:
- Ешь.
- Это каша, - капризно произнесла мать. - Я не хочу ее, я устала. Я бы чего-нибудь другого поела...
- Нет, - непреклонно произнесла Грета.
- Но доча, я...
- Нет, - повторила Грета.
Мать надулась - однако все же приступила к еде. Тяжело было видеть ее в таком состоянии. Она сильно исхудала за все это время. Грета несла тяжесть заботы о семье на своих плечах - признаться, от меня толку было мало.
- Тебе надо выйти замуж, - прощебетала мать. - И муж будет нас содержать...
- Глупостей не говори, - отрезала Грета.
Позже, глубоким вечером, она отвела меня в нашу комнату и велела сесть за стол.
- Доставай тетрадь, - сказала Грета.
- Зачем?
- Ты делай, а не спрашивай. Доставай тетрадь, - сказала она. - Пиши.
- Что писать? - спросил я, держа в руках авторучку.
- Встречу вашу опиши. В подробностях. Чем вы занималась с этой змеюкой Инге. Что делали. О чем говорили, - Грета не сдерживала гнева. - Давай, пиши, Петер. А потом я тетрадь эту матери дам. Чтоб она почитала. Чтоб ей тоже стыдно за тебя стало.
Я положил ручку на стол.
- Не буду я ничего писать. Ты чокнутая.
- Это я-то чокнутая? - взвилась Грета, с грохотом опуская ладонь на стол. - А сам ты кто?
- Я Петер, - ответил я. - А ты - сука с рыбьей кровью.
Пощечина свалила меня со стула.
Секунду или две стояла тишина. Я пытался встать с пола, а Грета стояла надо мной, задыхаясь.
- Ты мне не брат, - наконец сказала она, и голос ее дрожал от ненависти. - Встань. Встань!
Я встал перед ней, готовый в любой момент кинуться на нее и свалить на пол. Гнев и мальчишеская злоба раздирали меня.
Грета сказала:
- Петер.
Я не отвечал, и она повторила громче:
- Петер!
- Да, - угрюмо ответил я.
- Злишься? - Грета глядела на меня в упор.
Я вновь промолчал.
По правде говоря, мой первый запал уже прошел, и теперь мне больше было стыдно за свой гнев. Но я ничего не сказал.
Не получив ответа, моя сестра как-то странно, мучительно вздохнула.
- Ладно, - сказала она. - Ладно! Я погорячилась.
- Да.
- Не "да"! - мгновенно вспылила она. - Ты тоже был неправ.
- Угу, - буркнул я.
Грета наклонилась передо мной и выставила вперед щеку. Она всегда так делала в случае ссор.
- Тогда мир? Поцелуй сестру.
- Это глупо, - пробурчал я. - Не буду.
- Целуй, я сказала.
Изнывая от стыда, я чмокнул Грету в ее горячую щеку. Сестра испустила тяжелый вздох и выпрямилась.
- Зачем тебе эта Инге? - спросила она без обиняков.
Я пожал плечами.
Ответ казался мне очевидным.
- Я люблю ее.
- Зачем? - спросила Грета.
- Что зачем? - я был поставлен в тупик.
- Зачем ты ее любишь?
Я не знал, что ответить.
- Потому что, - наконец сказал я.
Грета некоторое время рассматривала меня, а затем вдруг наклонилась и молча потянулась к моим губам.
Я немедленно отстранился.
- Ты чего? - спросил я в ужасе.
- Ты мог бы выбрать меня, - словно в забытьи произнесла Грета. - Зачем она?
- Ты соображаешь, о чем говоришь?
Я толкнул ее в грудь, и Грета без сил села на кровать. Я не видел ее глаз - все тонуло в сплошной тьме. Однако я слышал ее тусклый голос.
- Мне все равно, Петер. Я помню всё.
Она схватила меня за руку. Я сопротивлялся, как мог, однако Грета была сильнее. Вскоре мы лежали в одной постели, и там было тесно и жарко, и исчезли все преграды. Грета восседала на мне, и в мои уши лился ее голос.
- Я ничего не забыла, Петер, - ее пальцы бегали по моему телу, заставляя меня испытывать жгучий, мучительный стыд. - Я помню всё, до единой подробности.
- Рагнар, - произнес я в отчаянии.
- Рагнар? - удивилась она.
Она легла рядом, и ее мокрые волосы упали мне на лицо.
- Ты ведь убьешь меня, - тоскливо произнес я. - Рагнар всегда меня убивал.
- Нет, - ответила Грета. - Никогда. Сначала я убью эту змею Инге.
Я высвободился из ее хватки и повалил сестру. Мои пальцы в темноте нашли ее тонкую шею и сомкнулись. Грета лежала подо мной, и ее расширившиеся глаза были полны удивления.
- Почему? - тоскливо спросил я.
- Ты - мой возлюбленный, - ответила Грета с трудом, - а Инге всегда нам мешала. И я убью ее.
- Нет, - прошептал я.
Наваждение исчезло. Я сообразил, что - без учета всех этих обратившихся в прах миров - что я лежу голым на собственной голой сестре, и мои пальцы сжимают ее горло.
- Ох, - сказал я.
Я выпустил Грету и сел на кровати.
Она продолжила лежать.
- Петер... Куда ты? Петер, остановись. Петер, я приказываю тебе!
Но я уже оделся. Шумно дыша, я вывалился из квартиры и сбежал вниз по лестнице, оставив и Грету, и мать, и всю свою прошлую жизнь позади.


Подумав, я выбрал Норвегию. Мальчишке трудно попасть туда, но если прибиться к бродячим цыганам... Или к бомжам. Или еще к кому-нибудь. Неважно.
Я должен покинуть этот город.
Без меня Инге и Грета не убьют друг друга. Если повезет - мы не встретимся до глубокой старости, и круг насилия не сомкнется до того момента. Конечно, избежать его никогда полностью не удасться - но можно ведь его отложить.
Если постараюсь, они не найдут меня.
До поры до времени.
Я шел, снедаемый тоской, потому что не верил до конца, что смогу хотя бы страну покинуть. Хотя бы город.
"Анне. Ты будешь у нас королевой, - вспомнил я слова Греты, сказанные ею в глубоком детстве. -  А ты, Эрик, будешь ее верным рыцарем. А вот ты, злюка Освальд... А у тебя в этой истории печальная судьба. Ты будешь злыднем".
В этом мире коты не разговаривают.
Как странно.