Был я тогда совсем мальчишкой, лет семнадцать было, наверное. Я тогда еще на Голубинской жил. А в соседнем доме девчонка жила. Аленкой звали, что ли…  дай Бог памяти. Хорошая девка была, добрая. Все парни за ней бегали. Ну и я влюбился, конечно. Отец тогда еще на заводе работал. А у завода что-то типа клумбы было. Ну я дождался, когда все дома уснут - и к заводу. Нарвал цветов и схоронил во дворе. А вечером к Аленке с букетом - в кино звать. Неделю бутылки собирал на билет да мороженое. Ну она, конечно, согласилась. Розы здоровые были, много нарвал. Ну, посмотрели мы фильм, я домой ее провожаю. Идем, значит, а я молчу, как дурак, руки потеют -- понимаю, скоро целовать надо. А у меня насморк-то хронический. Я руку в карман - - нет платка. В другой -- тоже нет. Довел я ее и стою как дурак. Она посмотрела на меня, да и ушла. Ну, ничего, думаю. В следующий раз поцелую. А сам мрачнее тучи. Добрался до дому, полночи уснуть не мог. А на следующий день Аленка с Серегой уже гуляла. Весь день я за ними следил, всю душу извел -- вот какая ревность была! И уже под вечер смотрю, прощаются у Аленкиного подъезда-то. Ну и лижутся. Тут не помню точно что произошло, в глазах потемнело, и я на них кинулся. Подбегаю к Сереге и за ногу его хватаю. Он как заорет, отпрыгнул, как ошпаренный. Палку схватил и по морде мне. Я отскочил и наутек. Слезы текут от боли, сердце разрывается. Кое-как добрался до дому, скребу в дверь. Отец открывает. Я пытаюсь вбежать, а он дверью меня прищемил: куда, сука, прешь, говорит. И ногой в морду. А я не понимаю, что происходит. Скулю: впусти, папочка, и сам слышу, что визг какой-то и лай вырывается из груди. И тут совсем помутнело в глазах. Помню только, что дверь захлопнулась, и оказался я на улице. Ночь уже на дворе. Забился я в кусты какие-то, да проскулил так всю ночь. Наутро просыпаюсь, вижу отец с матерью ходят по двору, мальчишек спрашивают, меня стало быть ищут. Я к матери бегу, а она от меня отмахивается и пятится. Отец как рявкнет на меня и палкой грозит. Я отбежал, не понимаю ничего. Стороной держусь и наблюдаю, боюсь отца.
Тут жажда меня одолела. Гляжу бабка-соседка цветы у дома поливает, а у шланга лужа. Я к ней и давай лакать. А в луже морда рыжая собачья. Тут только до меня и дошло, что я пес. Только после того, как увидел себя, а до этого не понимал. Вот это странным мне до сих пор кажется. А тогда гляжу на свою морду и не пойму в чем дело. Собакой стал. А на морде-то след кровавый от Серегиной-то палки. Бросился опять к родителям, прыгаю на них. Ну мне отец тогда и зарядил по ребрам. Я ему потом когда  рассказывал про это, плакал он сильно. Ну а тогда я бросился наутек и в кусты. Весь день просидел. А родители все искали меня, соседи уж подключились. Потом и участковый приходил, в розыск подавали, это отец мне потом рассказал. Ну вот так я и сидел в кустах, боялся выйти. Ну а долго так не просидишь, есть-то все равно захочется. Как я не боялся, а все же голод взял свое. Побежал искать поесть. А где найти? Прибежал к помойке, порылся в мусоре, но от запаха воротить стало. Не смог я помои есть, как остальные собаки. Тоже странно. Но это я сейчас так думаю: собакой же стал, а еду человеческую все равно хотел. Потом вспомнил, что видел, как у завода, где отец-то работал, постоянно собаки отираются. А люди идут на работу да и бросают им объедки разные. А это уже вечер-то поздний был. Пришлось до утра ждать. Проспал в кустах опять, а чуть забрезжило - на завод. Прибегаю, а люди уже вовсю спешат. Я отца ищу, но его не было. Ему тогда отпуск дали из-за меня. Желудок уже к хребту прилипает. Гляжу, тетка вытряхивает что-то дворнягам. Я к ней бросился… Ух тогда меня и погнали эти дворняги, еле удрал. Правда успела одна хватануть меня за бок. Отстали они, а я спрятался. Ну, думаю, все - конец. Слезы наворачиваются, свернулся я калачиком, скулю. Погиб, думаю. А там один паренек, похоже, заметил, как меня гнали дворняги. Ну я так думаю, жалко ему меня стало. Подошел ко мне, приласкал. Я боюсь, а у самого хвост помелом ходит. Руки лижу ему, есть прошу. Ну он в сумку полез и достал мне полкотлеты. Я даже не помню, как она проскочила. А вот запах до сих пор в памяти, никогда не забуду. А счастья сколько было-то. Рыжий парень тот был, прям как я. Ну шерсть у меня рыжая была. А тот парень меня потом постоянно подкармливал, благодаря ему я и выжил. Собаки-то местные меня гоняли, не принимали. Уж я и так и эдак пытался к ним в стаю. Ни в какую. Но я их понимаю, как никто, и не злюсь. Даже ту мелкую, что за бок меня хватанула, не виню. Они за жизнь борются. А вот людей я понять не мог. В основном все мимо идут, не обращают внимания, что я рядом прыгаю, а встречались и те, что и по брюху зарядить могут. И не раз обижали. Вот их я понять до сих пор не могу. Ведь у них надо мной полная власть, а они не то, что мимо проходят, а еще и обидеть норовят. А я им что в ответ?
А раз смотрю: мальчишки собачонку одну прикормили хлебом, гладят, а я слюни пускаю, боюсь подойти, потому что это одна из тех заводских была.  Кстати та, что за бок меня цапнула. Мелкая, а брехливая ужас. Ну так вот, прикормили ее, а я гляжу, они в мякиш иголку суют и ей дают уже. Тут я выскочил и на них с лаем. Мальчишки врассыпную, а я этот мякиш схватил и наутек! Мелкая за мной, и остальные подключаются, лай страшный поднялся. Ну, думаю все, порвут. Я на дорогу рванул, думаю, будь что будет. Визг тормозов, сигналят, но Господь уберег -  не сбили, да и от собак оторвался. Мякиш тот выбросил, чтоб не подобрала дворняга какая.
Вот так я и жил собачьей жизнью, перебивался, как мог. А затем холода наступили -- это самое страшное было. Днем еще можно было на солнышке пригреться, а вот ночью…  До костей промерзал за ночь. Каждую ночь думал, что не дотяну до утра. И если б не случай, так и замерз бы собакой, наверное, -- поминай, как звали. А случилось вот что. Был в тот день мороз. Я, как обычно, рыскал себе там и тут, пытаясь раздобыть съестного, а больше, чтобы не замерзнуть. И забрел на Тракторостроителей. Это сейчас там не протолкнуться, а тогда только строился район близь завода -- для работников, им в тех домах потом квартиры выдавали. Ну вот, бегу я и слышу, плачет кто-то. Принюхался и по запаху нашел колодец открытый, а внизу мальчонка сидит. Упал в открытый колодец, получается, а выбраться не может. Я полаял ему и побежал за подмогой. Да разве в наше время встретить кого можно было на улице? Все на работе были, это сейчас шныряют не пойми кто. Ну я бегал-бегал, пока на милицейского не наткнулся. Уж я перед ним начал выпрыгивать, чтобы он обратил внимание. Он поначалу прогонять стал, а потом сообразил, что я показать что-то хочу. Повел я его за собой, а это в кварталах двух от того места было. Привел его к колодцу, лаю. Он заглянул -- мальчик сидит. Хотел спуститься, да глубоко -- видно только прорыли, даже лестницу не поставили. Ну он тогда пацаненку шинельку свою скинул, а сам за подмогой побежал. Я гляжу -- малой совсем плохой, укутался, а самого трясет. Ну я и спрыгнул в колодец. Под шинельку забрался к мальчонке, он в меня вцепился, а руки ледянющие. Собаки-то горячие, быстро мы под шинелью согрелись. Да так тепло стало, что я и не заметил, как уснул.
А очнулся в больнице на койке. И мать с отцом рядом, плачут все, целуют. Я не пойму в чем дело, снится, что ли? Потом гляжу на руки -- человечьи. Я с кровати к зеркалу -- опять человек. Ну я родителям на шею и повис. Рассказали мне, что пес какой-то привел милицейского к колодцу, где я сидел. И пока милицейский бегал за подмогой, пес меня все это время отогревал, потому и не отморозил ничего себе. А где ж пес-то тот, спрашиваю? Убежал, говорят, не дался в руки и убежал, больше его не видели. Я тогда рассказал все, что со мной приключилось, но не поверили мне, подумали, что с ума сошел. А потом я сказал, что тот пес, что в квартиру рвался, а на утро прыгал на них, это я был, тогда только поверили, да наказали никому не рассказывать. Врачи решили, что у меня потеря памяти случилась, милиция решила, что я поэтому заблудился и пропал, а потом в колодец провалился; так эта история и забылась со временем. Да только я никогда не забывал, и никогда после этого ни одной животинке худа не делал, даже травинку боюсь лишний раз сорвать. Хотите верьте, хотите нет, но только животных любите, потому что кроме вас от вас же никто их не защитит, а кто знает, может и с вами приключится такая история.