Крах поколений

Никогда еще Шур, сын Викта, покойного жреца Машины, не бегал так быстро. Перепуганный взгляд хлестал по затянутым лианами панелям; стопы без сандалий, в спешке слетевших с ног, болели и кровоточили — здесь, в Запретном лабиринте, обломки надежд предков буквально устилали землю. За спиной гикали звонкие голоса: воительницы Имры осмелились преследовать его даже во владениях бесплотной  смерти.

«Ничего, ничего...» - баюкая холодный Глаз, Шур юркнул в щель между посеребрёнными столетней пылью кожухами. Сердце чугунным колоколом колотилось в груди, глаза лезли из орбит, лёгкие горели — как никогда хотелось дышать, дышать полной грудью, шумно, жадно, словно младенцу в первые, мучительные секунды перехода из теплоты чрева в океан жёсткого воздуха, — но сын жреца уткнулся лицом в складки балахона и задышал тихо, незаметно, как крыса в хранилище хлеба. Топот и яростный перезвон нахлынули с мутной волной страха, захлестнули трепещущее сознание — и схлынули вдалеке, в глубине потерянных отсеков.

Они не знали, что Шур ищет, - но Имра, жестокая Имра, знала. Любой ценой он должен выжить и добраться до святилища. Бесплотная смерть заберёт его, наложит лапы и на женщин — но если он, стрела, пущенная отцом и дедом, не достигнет цели, борьба поколений с насмешкой запредельной мглы обернётся тщетой.

И он встал, и выскользнул из спасительной тени, и двинулся вперёд.

Стальной кишечник лабиринта разворачивался перед ним, от усталости, страха и боли в ногах едва живым; двери, давным-давно намертво заклинившие, с аккуратными табличками на языке предков, в вязком мареве плыли мимо. Не то, снова не то... Сын жреца наизусть знал знаки святилища, никакие силы не изгнали бы их, прожжённые в извилинах мозга, из его памяти. Каждый шаг давался всё труднее — но холодок Глаза в дрожащей ладони раз за разом выдёргивал Шура из болота забытья, и он брёл дальше, среди разбитых переборок, баллонов из металла, вросших в мох, огромных картин покинутой тверди под забытым солнцем...

Искомый знак, символ веры, расцвёл на стене неожиданно, когда надежда в сердце сына жреца дотлевала, словно сальный огарок:

«Рубка».

Ладони заскользили по холодному металлу: он добрался, отец, дед! Двери святыни наконец пред ним!

Благодать Машины снизошла на него, омыла озарением усталое сознание:

«Пожалуйста, проведите сканирование».

Шур был готов. Знание, сакральное, бесценное, всплыло из глубин обессиленной памяти. Грязный палец коснулся сегментарной сетки у дверей святилища.

«Добро пожаловать, капитан Лодзинский».

Створки распахнулись — и свет откровения объял его.

«Год 2112-й... исправны. Миллион двести...»

«...17-й. Радиация... подействовала не так, как ожидалось: на одного мальчика... десять девочек. Нас осталось мало...»

«Звезда... позади. Двигатель... Всё пропало...»

Касание вырвало Шура из грандиозного парада голосов. Его настигли! Он оглянулся — и обомлел, наткнувшись на стальные глаза Имры. Пятясь, о чём-то бессвязно умоляя, он запоздало понял, что в глазах дикарской королевы не было враждебности. Коротко стриженная молодая женщина, высокая, с жгутами мышц под серой кожей, в грубой одежде, выглядела усталой — и необъяснимо удовлетворённой. Наконец, она заговорила:

- Ты. Жрец, всход разрушителей. Я шла за тобой, скрывалась в тенях. Всех обманула... Они не знали, что я знаю; ты не знаешь, что я знаю. У тебя — Ключ, у меня — Заклинание.

И Шур, сын жреца Машины, понял, что напрасно шёл сюда, зря вверг себя во владения бесплотной смерти. Если бы не случайность, он не выполнил бы предназначения. Отчаяние болотной жижей окатило его — и только вера, неискоренимая вера всей жизни не позволила упасть без памяти. Его голос едва не срывался, когда он выдавил вопрос:

- Ты... поможешь мне? Поможешь?

Она кивнула.

Глаз Машины, металлический брусок, легко лёг в пазы, как и рекло Писание. Решимость охватила Шура, когда панель откликнулась, выдвинув из механического чрева рычаг и стеклянный экран:

«Система самоуничтожения запущена. Пожалуйста, введите пароль.»

Слабая улыбка расцвела на лице Имры, и Шур не мог не ответить...