№1

 - Дед, дед! Расскажи про чертей!

   Встрепенувшись ото сна, Андрей Петрович осмотрелся. В руках он все еще держал газету с недочитанной статьей про повышение пенсий. За окном темнели силуэты деревьев, из зала доносились звуки телевизора.

   Около дивана стоял Борька. "Недавно с улицы вернулся, сорванец, даже одежду не сменил" - думал Андрей Петрович, рассматривая внуковы заляпанные штаны.

 - Только когда переоденешься! Кто ж по дому в грязном ходит? - Борька, не дослушивая, развернулся и припустил в свою комнату.

   Тем временем на кухне застучала посуда - родители готовились к ужину.

   Андрей Петрович рассеянно задумался о том, как время летит. Вот малец скоро и в институт пойдет, невесту приведет.

   Борька не заставил себя долго ждать, вернувшись в других футболке и штанах через минуту. "Шустрый, зараза" - ласково отметил пенсионер.

 - Дед, я переоделся, рассказывай! - нетерпеливо начал внук, забравшись на диван с ногами.

 - Сначала давай договоримся - кода дослушаешь, пойдешь на кухню и съешь все, что мамка даст. Понял? - Борька усиленно закивал. Андрей Петрович с прищуром посмотрел на внука и продолжил. - Ну, значит так...


   Случилось это давно, кода еще родителей твоих не было на свете. Я тогда солдатом был на радио-локационной станции. Это такое место, где можно следить за всеми самолетами, которые рядом пролетают. Станция находилась в Германии, есть такая страна на свете. Недалеко от нас, в общем-то, находится.

   Служба была простая - весь день сидишь перед экраном, смотришь на него. Если вдруг самолет какой покажется, по телефону звонишь куда следует, и там уже сами разбираются, что к чему. Нас таких сидельцев трое было - я, Сашка Белорус и Женька Очкарик. Очкариком Женьку звали, потому что сутками сидел и смотрел в свой экран, ждал самолетов, говорил, что мы здесь за все в ответе.

   Оттого, что служба была спокойная и самолеты редко летали, мы занимались кто-чем. Патрульные частенько к девчонкам на свидания убегали, офицеры в карты играли. А мы, которые на территории РЛС находились, любили собираться вечерами, анекдоты травили, истории всякие, шнапс пили. Это лимонад такой немецкий.

   Часто на посиделках рассказывали, как возле нашей станции, в лесу, видели то ли бродяг-оборванцев, то ли животных. Все бы ничего, только бегали они уж очень резво, да глаза красным светились. Никто это всерьез не воспринимал, посмеивались только. Был у нас Фома Пугач; тот особенно любил эти истории рассказывать и обижался, если ему не верили.

   И вот однажды у нас закончился шнапс. Время было уже к лету, на улице солнце начинало припекать, и пить хотелось страшно. Шнапс обычно в городке прапорщик покупал и за консервы или сигареты нам менял. А в этот раз заартачился, говорит: "Не для того я шкурой рискую, чтобы за бесценок потом отдавать. В два раза больше теперь платите, или сам буду пить, и не подавлюсь!". Всем так обидно стало, все хотели, чтобы он подавился. Но прапорщик был жив-здоров, пил лимонад и ждал, когда мы к нему начнем тушенку таскать. Мы тогда на принцип пошли и наотрез отказались.

   Пить нам больше нечего было, одна вода в кране. Скоро многие уже хотели на прапорские тарифы соглашаться.

   Но тут механик наш, Дима Крюк, идею предложил. "Давайте, - говорит, - буханку возьмем да сами сгоняем за этим шнапсом. Тут рукой подать до деревни, у местных точно что-то да будет". Идея нам не понравилась, потому что, во-первых, брать казенную машину и на ней уходить в самоволку никому совсем не хотелось, а во-вторых, Диму за то и звали Крюк, что руки-крюки у него были и вся наша техника, кроме, разве что, машины начальника, на ладан дышала.

   Долго мы тогда спорили, а Крюк все предлагал и предлагал "взять да сгонять". Поспорили, да так и разошлись. Один солдат не выдержал, взял двойную порцию тушенки и пошел к прапору. А оказалось, что у того уже ничего нет, сам все выпил. Солдат еще рассказывал, что морда была довольная у прапора, сделал гадость - на сердце радость.

   После таких новостей мы поняли, что кроме нас самих никто нам не поможет. В тот же день решили ехать в деревню и сторговать хоть бы литров пять.

   Дело было, кажется, в воскресенье. Все на постах, все-таки армия, свободными оказались только я, Белорус и Крюк. За нас с Белорусом на экранах сидел дотошный Очкарик, которому я без зазрений совести доверил свой экран. Белорус был выходной, а Крюк вообще редко был чем-то занят, потому что, как он говорил, "материалов нет, запчасти не везут, мне там что, солярку из бочки в бочку переливать?".

   Из машин решили ехать на буханке, не на "Прогрессе" же туда переться. С постовыми договорились, что они ничего не заметят и ворота откроют после смены, которая в восемь вечера.

   Вот так, втроем, в нагруженой сухпайками и консервами буханке, мы покатили в деревню. Сашка Белорус, в соответствии с прозвищем, начал трусить, как только отъехали от КПП.

 - Ребят, может, ну его? Снетков недавно выступал, сказал, что не потерпит неуставщины и обещал лично под трибунал нарушителей вести. А то и на расстрел, - попытался сделать устрашающее лицо Белорус, но получилось смешно, слишком он волновался.

 - Это тебе, что ли, Мартынюк наплел? - тут же откликнулся сидящий за рулем Крюк. - Слушай его больше, уже два года в ефрейторах ходит, только языком и плетет.

 - Сам слышал! - обозлился Белорус. - А истории эти, про чудовищ с красными глазами?

 - Детине двадцать пятый год пошел, а он послушай, что лопочет. К мамке, поди, хочешь? - я не удержался, потому что сам начинал бояться. Только не чудовищ, а начальства, которое может узнать про нашу выходку. Почему-то стало казаться, что за такое и вправду трибунал светит.

   Белорус не ответил, только засопел сердито. Отвернулся и стал смотреть в темноту за окном.

   На подъезде к деревне нам попался смешной мальчишка. Он, накинув корове веревку на рога, тянул ее в сторону сараев. Корова делала вид, что ничего не происходит и щипала траву. Мальчишка широко и часто раскрывал рот, наверное, ругал непослушную скотину.

   Испугавшись света фар, корова все же пошла за мальчуганом. Я поймал ее взгляд на секунду и увидел в нем обреченность. Мне стало совсем не по себе. Не то, чтобы я не видел, как коров режут и потом всей деревне продают по частям, кому хвосты для собак, кому ноги на суп. Но эта смотрела как-то совсем отчаянно и даже жалко. Да и малец, кажется, не собирался ее резать.

   Моя тревога передалась Белорусу. Он заерзал, начал осматриваться.

 - Смешные эти немцы, - Крюк со спокойным видом крутил баранку. - Говорят, как лают. Вот и этот, небось, хорошо на корову нагавкал.

   Проехав подальше в деревню, мы вышли из машины и принялись стучаться в дома.

   Мы рассчитывали, что местные с удовольствием обменяются, ведь тушенка у нас известного качества, да и сухпайки хорошие. Крюк крикнул по-немецки отрывистую фразу, "давайте меняться", как он потом объяснил.

   В деревне было тихо, я даже собак не услышал.

   Странно, но нам никто не открывал. Во всех домах гасили свет. Я подумал, что люди вспоминают, как красноармейцы в сорок пятом по их земле ходили, вот и страшно им становится от воспоминаний.

   Мы уже отчаялись до кого-то достучаться, когда Крюк заметил дом с приоткрытой дверью, на самом краю деревни. Мы оставили буханку и пешком пошли его сторону.

   Тут Белорус совсем дал петуха - как-то сипло взвизгнул, развернулся на носках и рванул обратно к машине. Ухватил ручку задней двери и давай дергать. "Открой" - сдавленно зашипел на Крюка.

   Крюк опасливо стал подходить к буханке, я за ним.

   Я уже чувствовал, что хорошим это не закончится.

 - Саня, ты чего? - начал Дима.

 - Там! Я видел, глаза красные! - он бросил ручку и забегал вокруг машины.

   Я хотел было как-нибудь упокоить его, но в очередной раз вспомнил тот коровий взгляд, наполненный отчаянием. По спине сразу пробежал холодок. "Да ну, ерунда какая, - уже успокаивая себя, думал я, - Этому дураку померещилось что-то, наслушался баек, и нас запугивает"

   Крюк аккуратно подошел к двери и вставил ключ.

 - Открывай, что возишься!!! - вдруг во весь голос завопил Белорус. Он подбежал к Крюку, и, когда тот открыл замок, буквально нырнул внутрь буханки. И тут же выскочил назад, сжимая в руке пистолет.

 - Вот теперь повоюем! - Белорус посмотрел на нас безумными глазами. Снова отбежал от буханки, принялся озираться по сторонам.

   Крюк скорчил напуганно-стадальческое лицо. "Зачем только взяли этого идиота с собой?!" - так и читалось в его взгляде.

 - Саня, не дури, зачем ты табельный-то притащил? Мы же меняться хотели, а ты что удумал? - Дима приподнял руки, стараясь говорить убедительно. - Если на проверке не найдут твой Стечкин, тогда точно от Снеткова по шапке прилетит. Сразу под трибунал, как ты боялся.

   Белорус развернулся и, размахивая пистолетом, затараторил.

 - Так и знал, все правда! Я видел там, - махнул куда-то в сторону, - глаза! Два, красные! Посмотрели и пропали! Я лучше под трибунал, чем это! Хоть расстрел! Не дамся!

   Под конец он снова сорвался на крик и завертелся на месте, напряженно вглядываясь в темноту.

 - Послушай, Саня. Давай прямо сейчас уедем, раз тебе страшно, - спокойным голосом продолжал Крюк.

   Он говорил еще что-то про то, что свидетелей нет, проверка оружия только в час ночи, что и без шнапса поживем...

   Только я этого не слышал, потому что на секунду взглянул в темноту, поверх домов.

   И увидел там два огонька. Красных.

   Ровно над крышей, может быть, в метре. Два красных огонька таращились прямо на меня. В душу.

   По спине мгновенно хлынул холодный пот. Огоньки неподвижно висели и смотрели на меня.

   Да я просто впечатлился от этого дурака! Мне же просто кажется!

   Я набрался сил и моргнул - все, что я смог сделать. Но огоньки не пропадали.

   Где-то сбоку завопил Белорус: "Вот она, тварь!" и два раза выстрелил в сторону огоньков. Одна пуля попала в кирпичную трубу, другая ушла в черное небо. Крюк тут же выругался и повалил замешкавшегося Белоруса на землю.

   Все произошло за секунду, и я понял, что случилось, много позже. А сейчас, когда я отвлекся на крик Белоруса, а потом снова посмотрел на крышу, огоньков уже не было.

   Я приходил в себя. Сердце колотилось, колени дрожали.
   Темнота вокруг будто сжалась и плотной стеной перекрывала обзор.

   Тем временем Крюк с пистолетом в руке слез с Белоруса. Оба тяжело дышали, поднявшийся Саша держался за челюсть.

 - Урод! - Дима, сам того не замечая, тоже начал размахивать пистолетом. Белорус, понурый, молча стоял напротив. - Из-за тебя теперь нас точно под трибунал определят! Вся деревня подтвердит, что это мы устроили стрельбу! Кто еще здесь ездит на буханках? Кретин!

   Я окончательно пришел в себя. Мне захотелось срочно уехать отсюда.

 - Дима, заводи, поехали! - Крюк уставился на меня, прекратив ругаться. - Быстрее!

 - Ты что, туда же, Андрюха? - удивленно пробормотал он, успокаиваясь, но в машину полез.

   Мы с Белорусом быстро забрались в салон. Крюк почему-то тянул резину и не заводил мотор.

   Ждать я не мог, поэтому, забыв про окошко, обежал буханку и увидел растерянного Диму.

   От злобы не осталось и следа, теперь он выглядел, как нашкодивший школьник.

 - Ключ, - нелепо улыбаясь, начал он, - потерял.

   И, вдохнув, поглубже, закончил.

 - Я тоже видел. Только что. Вправду красные.

   Меня охватила паника. Снова задрожали колени.

   Из-за машины появился Саша, непонимающе рассматривая нас.

   Тут я вспомнил про дом, к которому мы шли. Огляделся.

   Через густую темноту не было видно даже ближайших домов, но приоткрытую дверь я разглядел, потому что там горел свет.

   Похватав под руки Диму и Сашу, я со всех сил потащил их к дому. Сначала они реагировали туго, но потом побежали сами.

   На ходу распахнув дверь, мы ввалились в прихожую. Я сразу развернулся и запер замок.

   Дима принялся расхаживать по дому, Саша тяжело дышал и сидел в прихожей. Все окна были занавешаны, у одного я приоткрыл шторы и начал смотреть в темноту.

   Не знаю, сколько минут или часов мы сидели, не двигаясь и не издавая лишних звуков, пока не услышали скрип в одной из комнат.

   Дима пошел на звук. Я, помедлив, двинулся следом. Саша все так же сидел на лавке.

   Комната в этой стороне была одна, и звук мог раздаться только отсюда. Поначалу мы не заметили ничего необычного - кухня как кухня, посуда, шкафчики. Дощатый пол.

   Я увидел, что три доски прерываются поперечной линией, образуя крышку для подобия погреба. "В деревнях у всех такие" - прошептал я. Рядом обнаружилась ручка.

   Все собрались на кухне. Звук, скорее всего, шел отсюда.

   Мы с Сашей молча разошлись в стороны, а Дима потянул ручку на себя. Крышка поддалась и начала открываться. Меня что-то кольнуло, когда я увидел содержимое погреба.

   Если можно было так сказать о женщине и маленькой девочке, испуганно глядящих на нас.

   Дима впал в ступор, Саша громко засопел. Женщина с остервенением мотала головой. Руками она закрывала глаза девочки. Опомнившийся Дима что-то сказал по-немецки, но она, видимо, его не понимала, потому что повторяла какое-то слово без остановки.

   Дима еще раз попытался начать разговор, но у женщины по щекам потекли слезы, она последний раз повторила слово и замолчала. "Ганс", расслышал я и отчего-то почувствовал себя очень уставшим.


   Вдруг раздался удар со стороны двери. Сердце тут же упало в пятки, Саша захрипел, Дима тупо уставился перед собой. Женщина, извернувшись, дотянулась до крышки и закрыла себя с девочкой, напоследок выкрикнув что-то короткое.

   Мне некогда было обдумывать случившееся, я в панике отступал к стене. Стук повторился. Дима медленно потянулся к карману и достал оттуда Стечкин. Саша все пытался что-то сказать, но выходил один хрип.

   Раздалось сразу несколько ударов с разных сторон. К ним добавился скрежет, словно кошка по стеклу скребет.

   Вдруг меня за плечо ухватила чья-то лапа. Звук разбитого стекла дошел гораздо позже. Мерзкая, короткая, черная лапа, заросшая шерстью, с четырьмы пальцами и кривыми когтями крепко вцепилась мне в плечо.

   Я даже не смог закричать, только хватал воздух, как рыба.

   Дима сориентировался быстро, подбежав ко мне и направив пистолет в темноту окна, куда уходила гадкая лапа. Раздалось четыре или пять выстрелов, и только тогда я почувствовал, что меня ничего не держит.

   Я отпрянул от стены и завалился на бок, рядом с бледным Сашей. Но не успел я понять, что случилось, как в окно влетела черная туша, шлепнувшись между нами и Димой, прямо на крышку, под которой, я уверен, в диком ужасе сидели женщина с девочкой.

   Туша сразу же поднялась, и мы смогли рассмотреть ее. Весь черный, не выше обычного человека, с двумя вертикальными козьими рогами. Черный нос пятаком, черные, покрытые шерстью ноги и лапы, черные уши на безволосой голове. И только глаза красные, прямо пылающие огнем.

   Обладатель мерзкой лапы тоже нас разглядывал.

   Я затаил дыхание, боясь пошевелиться, Саша в безвольной позе лежал на полу. Позади уродца стоял замерший Дима.

   Чудовище начало разворачиваться, сгибая свои страшные ноги в суставах. Дима мгновенно начал стрелять. Я подумал, что меня может убить шальной пулей, но так и остался бессильно сидеть, прислонившись к стене.

   Расстреляв остаток обоймы и не причинив твари никакого вреда, Дима опустил руку с пистолетом и замер. Чудовище шаг за шаг приближалось к нему.

   Подойдя достаточно близко к неподвижному Диме, монстр вскинул свою гадкую лапу и ухватил его за горло.

   Но вдруг произошло странное. Тварь отдернула лапу и забилась в каких-то судорогах, при этом истошно, оглушающе завывая. Бесчувственный Дима мешком осел на пол. Упав на колени, чудовище продолжало биться в агонии.

   Еще спустя пару секунд тварь из последних сил попыталась вскочить на ноги, но это ей не удалось, и она с глухим ударом завалилась передо мной на спину. Страшные глаза больше не светились огнем, они потухли и не отличались от остальной черной морды.

   На той лапе, которой монстр ухватил Диму, я заметил яркий желтый ожог в форме креста.

   Стало очень тихо. Все звуки будто пропали. Пересилив страх, я сдвинулся с места и пододвинулся к Саше, нащупал у него слабый пульс. Покачиваясь, на четвереньках, пополз к Диме. Но он уже сам начал вставать, не сводя взгляда с мертвой твари.

   В наступившей тишине я отчетливо услышал громкое, натужное дыхание под полом. Дима все смотрел на уродца. С трудом подняв крышку, я попытался жестами объяснить, что нужно уходить отсюда. Женщина, похоже, была на грани обморока, только смотрела пустыми глазами и кривила рот в плаче, не желая ничего понимать. С досады я закрыл их обратно.

   Надо срочно узжать отсюда. Если тварь была одна, нужно выйти и поискать ключ. Если же нет, все равно надо бежать, пока тихо.

   Я нагнулся и начал тормашить Сашу. Тот, что удивительно, почти сразу пришел в сознание и вылупился на меня. Дима, наконец, оторвался от твари и теперь рассматривал пистолет. Подтащив его за локоть ближе, я заговорил.

 - Нам нужно уехать. Местных они не трогают, я уверен. Сейчас, пока тихо, у нас есть шансы. Я выхожу первым, осторожно ищу ключ, завожу и сигналю вам, - удостоверившись, что, хоть с трудом, но меня поняли, я продолжил. - Вы сразу же выбегаете мне навстречу, дверь оставлю открытой. Понятно?

   Дима закивал, Саша протянул что-то нечленораздельное. "Дима ему поможет, если что, - успокаивал я себя".

   Тихонько подойдя к двери и приоткрыв ее, я огляделся. Уже рассветало, можно было увидеть силуэты домов. Вон стоит буханка, а где-то рядом валялись Саша с Димой.

   Я, стараясь не шуметь, покинул дом и осторожной походкой направился к машине. Вокруг стояла полная тишина, ветра тоже было. Как не было и красных огоньков.

   Дойдя до буханки, я припомнил место, где стоял Саша.

   Земля была истоптанной, без травы, грязно-коричневого цвета. Найти блестящий серый ключ должно быть несложно. "Давай, ищи быстрее," - подгоняло меня чувство тревоги.

   И вот спустя полминуты ключ действительно нашелся, отражающий едва видимый небесный свет, но все же заметный. Я наклонился, чтобы его поднять.

   Моя рука уже коснулась ключа, как вдруг я понял - на меня смотрят. Смотрят теми же дьявольскими глазами, что и с крыши.


   Мне стало жутко. Испуг, который я испытал до этого, показался детской боязнью темноты. Что-то смотрело на меня взглядом, лишающим воли, подчиняющим сознание, который заставляет самому ломать себе руки и ноги.

   Кровь ударила в голову, я пошатнулся и, чтобы не упасть, выпрямился.

   От увиденного подкосились ноги. Я упал на колени.

   Вокруг горели десятки красных огоньков. Теперь, перед рассветом, я видел и их ужасных владельцев. Все, как один, были черными. Некоторых едва ли можно было различить, другие же были совсем отчетливыми. Уродцы, вроде того, который залез в дом. Обнаженные, с пылающими черным огнем волосами, женщины. Безлицые фигуры в бесформенных тряпках, парящие в воздухе.

   И все смотрели на меня. Я кожей чувствовал жгучую злобу, ненависть, исходящую от них. Желание убить, принести смерть кому и куда бы то ни было.

   Но они замерли, как будто ждали чего-то.

   В следующее мгновение я понял, чего. Точнее, кого.

   Огромный, под три метра, уродливый монстр. Именно он был прообразом маленьких рогатых тварей. Такая же черная шерсть, кривые ноги, короткие и когтистые лапы. Между загнутых рогов горел огонь. Но, готов поклясться, необычный. Он был словно где-то там, вдалеке, неощутимым и неосязаемым, а чудовище носило только его образ, подобие.

   Все твари, не сводя с меня горящих глаз, преклонились перед монстром. Он неспеша шел ко мне, глядя насквозь. Именно его взгляд заставил меня испытать ужас тогда, и заставлял испытывать его снова.

   Он знал все мои мысли. Знал, что я приехал за шнапсом, что я однажды пропустил самолет и не позвонил по телефону, знал, что у меня заначка под тумбочкой и что я как-то украл банку тушенки у соседа.

   Он что-то хотел от меня. Остановился напротив и сверлил взглядом. Замерев, стояли и все остальные твари.

   Это продолжалось бесконечно долго. Но вот я почувствовал в голове что-то постороннее, как будто моему сознанию стало тесно. Огоь в глазах монстра блеснул еще ярче.

   "Подчинись." - подумал я чужую мысль и даже не смог испугаться.

   "Что ты хочешь?" - мысли путались, я чуть ли не падал в обморок, но нашел в себе силы ответить.

   "Тебя. Подчинись." - Огонь полыхнул ослепляющим светом.

   Все огоньки погасли, и я услышал какую-то приятную мелодию. Она звучала сначала тихо, но с каждой секундой становилась все громче.

   Какие это были красивые звуки! Как пение птиц в райском саду. Притягательный плеск нежной, теплой воды. Вкусные, точно, самые вкусные плоды, какие только бывают. Покорно ожидающие, прекрасные, идеально сложенные женщины. Отовсюду доносился шепот. И даже ветер, петляя между чудесными деревьями, шелестел всего одним словом.

   "Подчинись"

   На улице уже посветлело, и за монстром я вдруг заметил тело человека.

   "Ганс", пришло на ум другое слово.

   Крышка в полу. Бледный Саша. Деревянные, убитые горем заплаканные глаза. Отпечаток на гадкой лапе.

   Я, повинуюсь какому-то порыву, рывком поднялся с колен. Мелодия тут же прекратилась.

   Вид чудовища изменился, теперь какие-то гадкие темные щупальца распозались во все стороны от него.

   Чудовище взревело криком, наполненным яростью и бессилием, и бросилось на меня.

   Я успел заметить, что все твари остались стоять неподвижно.

   Чудовище сгребло меня лапами, подняло к своей ужасной морде и отчаянно попыталось заглянуть мне в душу снова.

   Но я уже решил, что ответить. В моей голове его больше не было, поэтому я сказал вслух.

 - Нет.

   Чудовище сжало меня сильнее; с хрипом и рычанием, утробно процедив "Ненавижу", распахнуло пасть.

   Но тут же, отбросив меня на землю, протяжно завыло и затряслось. Окружающие твари сразу же бросились врассыпную. Продолжая истошно вопить, чудовище каталось по земле.

   Я, ничего не соображая, рванулся к буханке, вставил зажатый в руке ключ и завелся. Несколько раз посигналив и, стараясь не смотреть в сторону затихшего чудовища, поехал к дому.

   Дима и Саша, пришедшие в себя, с перепуганными лицами, мигом запрыгнули в машину.

   А потом я забылся и рулил, рулил, рулил...

   В себя я пришел только я санчасти. Почти сразу же об этом доложили начальству, и ко мне зашел сам полковник, начальник РЛС. Не отвечая на вопросы, он положил на тумбочку какие-то бумажки и сказал, что автобус завтра и это все, что он может для нас сделать.

   Оказалось, что меня комиссовали, как потерявшего рассудок.

   Александр Курпатов, Сашка Белорус, признался в том, что, угрожая украденным пистолетом мне и механику-водителю Дмитрию Мешкову, приказал отвезти его в деревню. Там он застрелил местного жителя, а над нами всю ночь издевался, вследствии чего мы получили психические травмы, несовместимые с дальнейшим несением службы. Рекомендуется контроль ПНД, сеансы психотерапии и посещение санаториев.

   Второй потерпевший уже отправлен домой утренним рейсом, а виновный находится под стражей до изучения обстоятельств дела.


 - С тех пор так и не виделись, - закончил Андрей Петрович вполголоса, уже для себя, потому что внук от размеренной речи деда крепко заснул.

   Андрей Петрович тяжело вздохнул, с трудом встал с дивана. Аккуратно взял внука на руки и понес в комнату. "Набегался, поди" - с любовью думал он.

   Борька в ту ночь смотрел сны, где одетые в чертей немцы с автоматами, которых звали Гансами, пугали деда и стреляли по крышам.