ПЕРЕД СНОМ

 Пётр Иванович перевернулся на левый бок и закрыл глаза. Перед этим он с полчаса рассматривал в тусклом свете ночника причудливые очертания трещин на потолке. Он с детства так делал, и хоть ему уже было сорок семь, он всё равно спал с ночником. Пётр Иванович говорил себе, что это на случай, если ночью захочется воды или в туалет. Над кроватью осторожно тикали большие круглые часы с римскими цифрами. Пётр Иванович очень их любил, это был подарок от мамы в честь защиты кандидатской. Мама… Она сказала тогда: «Петенька, сынок! Ты у меня самый умный и красивый! Ты такой талантливый! Да, да, не отнекивайся! Ты очень талантливый! Вот тебе часы, Петенька, пусть напоминают тебе о времени, нам отпущенном!». Потом она плакала, обнимала Петю, и Петя тоже плакал, и они пили чай с пирогом и разговаривали до поздней ночи.

Мама… Он вспомнил, как она собирала его в школу, после зимних каникул. «Петя, носочки! Носочки надел? Да не эти! Те, шерстяные, на улице минус десять!», и она бросалась к комоду, рылась в ящике, доставала шерстяные носки и натягивала их на холодные и бледные Петины ступни. Потом проверяла, надел ли он подштанники и правильно ли застегнул пальто, всё ли положил в портфель. «У тебя геометрия и черчение сегодня, готовальню взял? Ага, взял, а карты контурные? Петя, ну ты же карты не взял, ох, это я виновата, надо было с вечера собираться!». Мама бежала за контурными картами, а Пётр Иванович стоял и ждал, когда она вернётся, когда будет трепать его по голове: «Бестолковый ты мой!», и с улыбкой складывать карты в портфель. Наконец, она доставала с антресоли кроличью шапку-ушанку и сама завязывала её. Он чувствовал её горячее дыхание на своих щеках, смотрел на её красивые золотистые кудри, и ему очень хотелось, чтобы каникулы продлились ещё хоть чуть-чуть, хоть на денёк! Мама целовала его в лоб, обнимала и говорила: «Ну всё, Петя, сынок ты мой! Дорогу внимательно переходи и на перемене на улицу раздетым не выбегай! Всё иди, иди, Петя!». Она закрывала за ним дверь, а потом смотрела в окно, как он неуклюже переступает через сугробы, как сворачивает к «Ателье» и скрывается за гаражами.

В школе Пётр Иванович был одним из лучших в математике и физике, участвовал в региональных олимпиадах и учителя прочили ему большое будущее. В университет он поступил легко. Мама одобрила его выбор идти на физический факультет. «Вот увидишь, Петя, откроешь такое, что Эйнштейну и не приснится!», - говорила она, с восторгом рассматривая листок с результатами вступительных экзаменов. Он с головой окунулся в учёбу. Дни сменялись неделями, проходили месяцы, а жизнь Петра Ивановича была неизменной: в семь утра он поднимался на занятия, в пять вечера приходил домой и снова садился за учебники. Иной раз он с удивлением обнаруживал, что уже набухают почки на кустах сирени рядом с «Ателье», а иной, что падает снег.

На третьем курсе, летом, на очередном выезде на картошку он увидел Соню, Соню Анисимову. Она звонко смеялась в окружении подружек и её удивительные голубые глаза напоминали небо в тёплое апрельское утро. Пётр Иванович стоял тогда и смотрел на неё с приоткрытым ртом, а в груди его разливалось совершенно незнакомое горячее чувство. Одна из подружек заметила его взгляд и шепнула Соне, та оглядела Петю и прыснула. Девушки засмеялись, похватали тяпки и стайкой побежали к полю. Петра Ивановича это очень смутило, он покраснел, и торопливо засеменил к соседнему участку под насмешки ребят «Пацаны, Петька себе жену нашёл!», «Петька, Петька, хочешь научим, как с девчонками знакомиться?», «Петька! Подругу нашёл, а тяпку-то забыл!». Во время прополки Пётр Иванович украдкой, как ему казалось, смотрел на Соню. И хотя она была поодаль, он рассмотрел её белокурые кудри, нежные покатые плечи и упругий изгиб бёдер. Незнакомое чувство переросло в жар и из груди упало вниз. Пётр Иванович дрожал, чувствуя незнакомое напряжение внизу живота. Однокурсники между тем перемигивались и посмеивались между собой, иногда подтрунивая: «Петька, ну что ж ты вон там не прополол, как на тебя девки-то смотреть будут?». Когда они обедали в механизаторской столовой, Пётр Иванович услышал, что подружки называют её Соней. Открывшееся чувство, и Соня, одновременно и манили и пугали его, но он так и не смог подойти, а лишь украдкой наблюдал за ней всю практику.

Мама заметила перемены в настроении сына. «Петя, сынок мой! Всё хорошо?», - спросила она, когда они на кухне пили чай. Пётр Иванович ничего не сказал, а только смотрел на маму и у него почему-то выступили слёзы. Она подошла к нему, опустилась рядом на колени и обняла: «Ничего, Петя! Ничего! Я всегда с тобой, я никогда не брошу тебя!». Он чувствовал, как бьётся её сердце, чувствовал запах её волос и тоже обнимал её и плакал.

Потом была учёба в аспирантуре, защита, работа в университете. А потом мамы не стало. Пётр Иванович приходил в пустую квартиру, растерянно замирал у входа, словно кого-то ждал, потом вздрагивал, словно очнувшись, шёл на кухню заваривать чай. В тишине он пил чай, закусывал хлебом с маслом и смотрел на место, где когда-то сидела мама. Вспоминал её голос, её нежные руки, как она намазывала ему варенье на оладьи, как спрашивала, не хочет ли её Петя добавки.

Пётр Иванович перевернул подушку на другую сторону, так как та стала совсем мокрой от слёз, и ещё сильнее зажмурил глаза.