138***
Да чего мне вообще боятся? Он не сделает мне ничего серьезного. Побои это пустяки, переживу. Гордость? Хрен с ней, перебьюсь. Все что от меня требуется – сохранить лицо. И все же нужно пытаться оказать сопротивление. По крайней мере, не позволить причинить мне серьезный вид. Но как? Нужно подумать. Я краем глаза заметил движение в окне того здания в которое шел, но подробностей рассмотреть не успел. Слишком увлечен мыслями. Что ж, все теперь решено. Не знаю, наверное, я даже испытываю некое облегчение. Меньше проблемой, о которой следует думать. Как же я устал. Не физически, нет. Морально. А слабость проявить нельзя, я не могу позволить себе ошибки. Никому не нужны мои оправдания. Я всегда должен быть сильным, любой ценой. А дальше? Что будет дальше?
Спокойно, я получил относительную подстраховку. Если будет полная жопа, то у меня есть возможность соскочить. А если она иллюзорна? Хватит, не надо выматывать себя еще сильнее, просто не надо. Одна единственная задача, задача номер один. Рассмотреть все возможные методы относительно честной победы в завтрашнем бою. Я зашел внутрь, и замер. Там, практически перегородив коридор, стоял этот модификант-убийца.
Я поднял голову, встречая его неизменной полуулыбкой. Охренеть, какой же он огромный. Даже задрав морду, я едва доставал носом ему до груди. Вблизи он казался просто невероятно здоровым. Он был в светлой рубашке нараспашку, с короткими рукавами, открывавшими руки, толщина которых превосходила мои бедра. Обладать при таком росте телосложением пауэрлифтера, это действительно подавляло, давило психологически, заставляя чувствовать себя совершенно беспомощным. Я коснулся кончиком хвоста своей щиколотки, чтобы избежать рефлекторного проявления страха, в виде спрятанного между ног хвоста. С пару секунд я смотрел ему в лицо, вытянутая, грубая морда с челюстями, позволяющими с легкостью раздробить человеческую голову, относительно небольшие ярко желтые глаза, с похожим на мой разрезом глазниц. Я словно смотрел на свое отражение, гротескно увеличенное, огрубленное, искаженное. Он покрыт короткой, грязно-желтой шерстью с почти леопардовыми пятнами. Его губы изогнулись в насмешливой ухмылке, приоткрыв огромные клыки, и он что-то негромко сказал.
Я не зря обхватил хвостом свою ногу, потому что будь он свободен, он точно бы оказался между моих ног как у напуганного котенка. В моем рту все пересохло, а внутри задрожало. В низу живота поджалось, едва не заставив меня обмочиться, но кажется, я все же удержался. Или придется надеяться, что шерсть впитает влагу, и реакция не проявится на штанах. Его голос, грубый, гулкий, казалось исходивший из каких-то неведомых, зловещих глубин, буквально пробирал насквозь. Он словно проникал в грудь, наполняя сердце трепетом, и выворачивая кишки наизнанку. Бл…дь, да ему было достаточно взреветь, чтобы все те люди бросились наутек, и он спокойно перестрелял бы их в спины. Мои мышцы сжались, словно в спазме, парализовав тело. Только бы ничего не отразилось на лице. Я все так же и стоял, в, кажется внешне расслабленной позе, хотя неведомый, хтонический ужас пронзил меня насквозь.
Инфразвук, мелькнула холодная мысль, сгоняя оцепенение. У него огромный объем грудной клетки, бочкообразная грудь, наверное, вмещала легкие объемом за полсотни литров. Это могло служить своего рода резонатором, придавая голосу столь ужасающее свойство, а если учесть что я от него буквально в метре, то вся мощь звуковой волны поглотилась моим телом. Подобным свойством обладают собаки. Их лай, он исходит почти как ударная волна, и на близком расстоянии можно даже почувствовать, как он резонирует в грудной клетке. Конечно если собака крупная. Чистая физиология, инстинктивный страх огромного хищного зверя рядом. Не проявлять, никогда не проявлять истинных чувств. Кровь запульсировала во мне, словно в ответ на паралич наполняясь неким пламенем, переводящим мышцы из спазматического оцепенения в спазматическую напряженность. Судорожный выдох напомнил мне о необходимости дышать, и я сказал, пытаясь не дать голосу дрожать:
- Я знаю только русский, ты говоришь на русском?
Он что-то ответил, вновь пронзив меня насквозь звуковой волной своего голоса. Проклятье, а ведь на самом деле он говорит весьма тихо, и уже этого хватает, чтобы внутри все выворачивалось. Это природная особенность, или этому он научился, используя полученные свойства организма? Кажеться говорит в вопросительном тоне.
- Сори, ай спеак онли рашен. Ай донт ноу вот ю спеак, - выдохнул я, кажется все-же выдавая страх дрожью в голосе. Проклятье, да я же напряжен как школьница на первом осмотре у гинеколога. Какого хрена ему надо от меня? Он усмехнулся, еще что-то сказал, а затем неуловимым движением хлопнул меня по плечу. Дерьмо, ну и лапа у него. Толстые, жилистые пальцы оканчивались когтями размером с ножи. Да моя рука в сравнении с ним просто кошачья лапка в сравнении с тигриной. Он добавил что то еще, а потом к моему облегчению пошел прочь, двигаясь на удивление тихо, и идя несколько боком, поскольку коридор для него был явно узковат.
И чего он от меня хотел? Я чуть не обосрался прямо тут. Проводив его взглядом, я пошел на ватных ногах в свою комнату, зашел в ванную, и кое-как открыл воду. Холод скользнул по руке вместе со струей, потом я сунул под нее морду. Как, как блин? Он просто сказал мне пару фраз, и я уже напуган похлеще, чем в той перестрелке. Хорошо хоть не ударился в паническое бегство, а то меня, наверное-бы пришлось по местным джунглям отлавливать. Неужели дело только в голосе? Так, спокойно. Мне нужны полотенце и фен. Все в том же напряжении я подошел к двери, и замер, прислушиваясь. Кажется, ушел. Он почувствовал мой страх? Если он обладает такой же хищнической чувствительностью к нему, как и я, то еще как. Спокойно, все кончилось. Он же просто поболтать блин хотел. Может, так сказать, перед боем воодушевить, если конечно прослышал о нем. Тело двигалось точно деревянное, гормоны страха все еще сковывали мускулатуру, хотя резкое противоречие этому уже кипело внутри. Я почувствовал нарастающую ярость. Спокойно блин, спокойно. Просто дойти, взять полотенце и фен.
Я вышел в коридор, почти не чувствуя ног. В груди уже колотило запоздалой злобой. Спокойно, только не сорваться, не сейчас. Негритянка та, старая знакомая, увидев меня, она что-то сказала, достаточно дружелюбным тоном, и указала мне на нужные вещи. Я всегда прихожу за полотенцем и феном. Сграбастав вещи, я все так же скованно вернулся в ванную, свалил их рядом, кое-как стянул штаны и футболку. Да, а в трусы несколько капель я все же пустил. Хрен с ним, потом простирну. Я завалился в ванную, моя шерсть стремительно намокла, и я замер. Стальные оковы самообладания получили возможность слететь, и меня заколотило. Не от страха, нет. От лютой злобы, частью на него, а частью на самого себя, за то, что так испугался в столь безобидной ситуации. Я резко сел, чувствуя как бурлящий огонь в груди разлился по всему телу, распаляя мышцы, наполняя их энергией, словно вспышка воздушно-бензиновой смеси в цилиндре двигателя. Утробное шипение вырвалось из моей пасти.
Какого хрена? Он мне сказал гребаных пару фраз. Он просто мля подошел, и сказал пару фраз, а я напугался как котенок перед помывкой! Да на что я вообще буду годен, если буду трепетать в таких ничтожных ситуациях? Почему я настолько труслив? Почему всегда убегают? Почему я не в силах встретить реальную опасность, подло демонстрируя силу только против тех, кто и так слаб и напуган? Почему я такое ничтожество?
139***
В ярости я резко привстал, и обрушил основание кулака на ни в чем неповинный край ванной. Гул разнесся по комнате, и я зашипел от боли. Посмотрев на погнувшийся уголок, я открыл холодную воду, и сунул под нее ушибленную руку. Проклятье. Боль словно подстегнула ярость, и я откинулся в ванной, пытаясь успокоиться. Ну почему я так испугался? Проклятье, почему я всегда боюсь? Я прячу свой страх за заточкой когтей, за улыбкой, за пушистой шкурой. Я прячу его за кровожадностью, за яростью и безумием, но раз за разом он проявляется, он не исчезает никуда. И самое ужасное, мои страхи всегда объективны.
Я мог бы бороться с ними, отгоняя как фантазии, но опасности что внушают мне тревогу, реалистичны. Если я буду их игнорировать, опасность реализуется в беду. Если бы я был сильнее, если бы я был опаснее. Успокоило бы это меня? Да у меня же просто истерика. Я замер, чувствуя, как от глаз стекают слезы, затем стал умываться. Слишком много держу в себе, нервная система не позволяет тщательно маскировать чувства. Они копятся, вплоть до аффективного состояния. Повернувшись на бок, я свернулся в ванной, поджав ноги, подложив руки под голову, и накрыв морду кончиком хвоста. Просто временная слабость.
Эх, если бы я был как этот громила. Сколько проблем могло бы решаться сразу. Ему достаточно чуть взрыкнуть, и самые отчаянные задиры убегут в ужасе. Ему бы н за что не стали бросать этот хренов вызов, да он бы того негра пополам разорвал. Или я так боюсь этой драки? Истерика, это просто истеричное состояние. Остановить.
Я замер, пытаясь усилием воли загнать это перекипевшее, это пульсирующее чувство вовнутрь, спрятать его, как я всегда прячу мои эмоции. Тут никого нет, я могу пока себе позволить проявления чувств. Но не потом. Никто не должен видеть меня таким. Думать холодно, отстраненно. Моя задача победить в завтрашнем бою. Точка, победить. Как? Никого не устроит возня по очкам. В борьбе я вероятно всего окажусь слабее, у меня нет гарантий что я удержу его в болевом. Громила слишком крупнее меня. Что остается? Только ударная техника, борьба исключена. А если он меня схватит? Хм.
Мой взгляд скользнул на мыло. Натереть им шерсть, высушить. Мне слишком жарко, у меня зимняя шкура. Я намочу себя перед дракой. Моя шерсть станет очень скользкой. Попробуй удержать. Далее, у меня будет оружие. Берцы. У меня нет другой обуви, босиком мне выступать не дадут. Так что вместо когтей у меня будут металлические носа в ботинках. Очень уж неприятно, когда в транспортной давке наступают на ногу с выдвижными когтями, и потому я озаботился о такой мелочи в обуви. На ногах у меня кастеты. Бой смешанный, следовательно, я могу отбить его ноги с полным правом. Если конечно он мне позволит. Нельзя забывать о перегреве. Бой на износ будет не в мою пользу. Смогу ли я его нокаутировать ударом в голову? Не знаю. Но надо будет попробовать.
У меня слишком мало опыта драк, потому я боюсь. Надо забыть о страхе. Завтра все решится. Эх, скорее бы. Ожидание выматывает даже сильнее. Что еще? Чем еще я могу схитрить? Даже не знаю. А врала ли мне Сара? Что если она действительно подсыпала бы ему яду за ночь со мной? Все же этот враг боится меня, если бы он только знал, что я представляю собой на самом деле. Не узнает скотина, ни за что не узнает. Только один бой продержаться, всего одна рукопашная схватка. Мне же ничего не угрожает серьезного.
А что потом? Еще? С другими? Все же в рамках контракта с меня могут требовать участия в так сказать спортивных единоборствах. Думаю, это будет все же редкостью. В основном от меня потребую чего-то вроде строевой подготовки. Вероятно, с учетом того какую работу проводят со мной, нас, демонстрационных модификантов, будет немного. Возможно меньше десятка. Будем устраивать парад. А потом салют. В нашу честь.
Я уже мыл себя, гладил, разглаживал мех. А он заметно гуще стал. Скорее бы уже в Россию, там может снег выпал. Я домой хочу. Так, хватит. Сопли подобрать. Времени на рефлексию нет. Мне еще необходимо уснуть сегодня, и встать рано, чтобы намылить шерсть. Если я намылю ее сейчас, то могу настыть. Перед боем, намылить и просушить. Уже уловка. Далее, почему этот огромный модификант так напугал меня? Просто голос, голос в котором вероятно есть некие инфразвуковые частоты. Это зависит от размера? Я смогу придать своему голосу подобный оттенок? Я сел, давая себе возможность вдохнуть полной грудью, глубоко вдохнул. Так, пытаться выдохнуть таким образом, чтобы голос завибрировал в глотке, в груди.
- Р-рви, калечь, жги! – Выдохнул я. Получилось или нет? С первого раза конечно нет. Он анатомически схож со мной, крупнее, да. Гораздо крупнее, но, тем не менее, если у него получается подобное, у меня должно получаться тоже, пусть и слабее. За один вечер не научится. Но, тем не менее, надо попытаться уловить этот эффект, эту глубинную вибрацию, этот резонанс в теле.
- Р-р-рви! – Снова выдохнул я, набрав побольше воздуха, и чуть не зашелся в кашле. Блин, я выгляжу как идиот. Да я и есть идиот, влезаю в такое, о чем могу пожалеть. Но есть ли у меня вообще выбор? Наверное, все эти события взаимосвязаны. Из одного следует другое. Не натренируй я свою волю необходимостью быть постоянно под тяжелым психологическим давлением со стороны шокированных моим видом людей, во мне не было бы той инстинктивной решимости которая спасла меня, и искалечила того кретина с ножом. Не будь той драки, или не прояви я законопослушность, не было бы того разбирательства, из которого меня вытащил Альберт. А это привлекло внимание фирмы выгодным прецедентом. А дальнейшее дало им рычаги давления позволяющие гарантировать мое согласие на их планы, рано или поздно. И все же, служба безопасности России имеет на меня какие-нибудь скрытые планы? Эта работа, некая передовая разработка. Во что я ввязываюсь? И все же Россия. Как ни крути, а иметь дело с родной страной безопаснее. Чуть больше гарантий. Вот только дальнейшие то работы будут за рубежом.
Отвлекаюсь, я просто отвлекаюсь от предстоящего. Я уже вымылся, мой взгляд замер на шкуре, весьма целомудренно скрывающей мой член. Мне нужно просто немного расслабиться. Чтобы уснуть спокойно. Я вытер руки, скрутил из туалетной бумаги кулек. Это конечно мелочь, но мелочь довольно важная, если испачкать спермой шерсть, то ее придется довольно усердно отмывать. А уж если позволить ей засохнуть…
В общем, не надо о грустном. Фантазии о пропитанной спермой шерсти может и кажутся каким-нибудь извращенцам приятными, но чтобы испробовать всю прелесть подобного им следует кончить себе в волосы, подождать пару часов, и насладится попытками выдрать результат при помощи расчески. Я смазал руку пеной, убедившись, что она не жжет язык. Горечь это пустяк, а вот жжение на слизистой, это очень неприятно.
Мне хорошо, все будет хорошо. Кончики когтей ласкающе прошлись по коже. Эх, обидно если я и правда, уже не девственник. Я ведь ничего не помню. Что с памятью стало, отказала. Во мне кто-то был, о ком я напрочь позабыл. Все позабыл. Я отмахнулся от навязчивого мотива, поглаживая себя, и вызывая возбуждение. Попытаться представить себя с девушкой, сжимая ее в ласковых и крепких объятиях. Все проблемы, все потом. Есть только бархатистая кожа под моими ладонями, упругое тело в моих руках, чарующий аромат возбужденной женщины. Я почти ощутил его, словно, словно он мне знаком?
140***
Неужели правда? Как это могло быть? Это чувство, женщина в моих руках, мягкость ее плоти, обжимающий член жар, ритмичные движения. Моя рука скользнула по эрегированному фаллосу. Тело двинулось навстречу, словно в фрикции. Я наращивал темп, отдаваясь наслаждению. Жар скапливался внизу живота, по мере того как возбуждение нарастало. Мне представлялось, как я грубо прижимаю ее к себе, даю почувствовать силу моих рук. Представлялось, как я вхожу в нее с силой, заставляя ее тело реагировать на мои усилия практически против воли. Жар затоплял, копился, запульсировал во мне, и почувствовав приближение оргазма, я открыл глаза, схватил кулек, и направил в него член. Судорожные пульсации эякуляции даровали мне чарующее облегчение. Желанная расслабленность волной охватила тело, и положив наполненную емкость в мыльницу, я блаженно откинулся, плавно водя рукой по члену в успокаивающих движениях. Все будет потом, все будет завтра. Сейчас мне хорошо, а будущее…
Иногда надо просто забить на него. Мои планы строятся в условиях жесткой нехватки информации. Теперь все решено, все расписано и подписано. Буду я жалеть, не буду ли, я, наконец, лишился этого чудовищного груза выбора из неведомого. Теперь посмотрим, что они мне дадут, и что возьмут. Исходя из этого, и скорректируем линию поведения. Сейчас мне стоит знать, что тут укрывается опасный преступник. Вот только пользоваться таким знанием следует очень осторожно. Такого врага иметь никому не пожелаешь. Хотя я, конечно, его в деле не видел, но одного производимого им впечатления достаточно.
Интересно, а каково обладать такими размерами и мощью? Смотреть на всех сверху вниз, словно на детей. Как бы я себя чувствовал, обладай именно такой вариацией модификации? Наверное того инцидента с ножом и не произошло бы. Да будь я ростом под два с половиной метра, против меня и вякнуть бы никто не решался. Правда, в квартирке было бы тесновато. Интересно, а кем бы я работал? Грузчиком? Или в охрану. Правда срочную службу я не проходил, но с таким внушительным видом даже мысли о проникновении на охраняемую территорию спрячутся в глубине живота, и выйдут оттуда только так сказать через не то отверстие. Кстати да, трусы бы надо простирнуть. Вот же блин, надеюсь, внешне это было незаметно. А по запаху? Да хрен с ним, какое мне вообще дело? Уверен, что другие люди на его голос реагируют и похлеще чем я. Чистая физиология. Звуковые волны его голоса реально входят в резонанс с внутренними органами, эта вибрация буквально ощутима физически.
Зато у него есть и весьма физиологическая проблемка с противоположным полом. Если размер его члена пропорционален росту, то боюсь, редкая женщина согласится добровольно разделить с ним постель, и еще более редкая переживет такой опыт. Хотя и мне на шею особо не вешаются. Может потому что я мудак еще тот? Работать над собой надо, работать. Хех, а тот парень, фуррфаг, который домогался до меня. Интересно, как он после того что я ему устроил? Не, ну он сам виноват, я ему несколько раз говорил, что меня гомосексуальный опыт не интересует. А когда он мне надоел, то таки пригласил его на съемную квартирку, правда устроил там этакое логово маньяка с топорами и ножами. И я весьма неплохо сыграл намерение расчленить его и съесть, вместо секса, а парень не оказался убежденным ворафилом. Так что впечатлений у него, наверное, до сих пор на ночные кошмары хватает. А как бы он позаигрывал с этим амбалом? Рискнул бы он оказаться в положении одного любителя лошадей, который хорошо кончал, но плохо кончил?
Тьфу бл…дь, что у меня за мысли п…дарские? Хотя, с кем поведешься. Да, субкультура невольным так сказать воплощением мечтаний я оказался, та еще по извращенности. Ознакомление с фуррифаготией не то чтобы вызвало у меня шок, ну, по крайней мере, не слишком сильный, но ассортиментом девиаций я был впечатлен. Блин, окажись я на какой-нибудь сходке этих ребят, на куски бы разорвали. Или я их, отбиваясь. Причем некоторые и небыли бы против. Хорошо хоть мне относительно успешно удавалось избегать контактов подобного рода.
Все это сфера психологии. Сложно понять, что творится в голове у людей, но пытаться понимать это необходимо. Осознанное понимание переводит интуитивную эмпатию на сознательный уровень, позволяет более уверенно предсказывать и просчитывать поведение людей. А в моей ситуации мне это особенно необходимо. Да, делаю я это топорно, грубо, но порой на удивление успешно. А иногда нет. Но кто не делает попыток, тот не добивается успеха. Я уже окончил вытираться, успел удовлетворить потребности в туалете, суша заодно трусы феном для скорости. Немного тревожно прислушавшись к коридору, я поспешно вышел, сдал мокрое полотенце и фен и нервно оглянувшись, вышел прочь. Дорогой по запаху я приметил, где именно проживает этот великан, оказалось, что через пять номеров от моего. И, несомненно, тут есть и еще минимум один незнакомый мне модификант, правда желания знакомиться у меня не возникло.
Я вернулся в холодильник, уютно устроившись на кровати. Расслабленности делала мысли вялыми, давая желанный отдых рассудку. Мысли вернулись к фуррифаготии. Когда я так сказать ознакомился с ассортиментом, у меня возникла мысль что это своего рода отстойник, собравший уже не столько девиации направленные на именно влечение к фантазиям антропоморфизма, сколько вообще все возможные девиации путем снятия табу. Влечение к антропоморфизму лежит глубоко в сфере человеческих инстинктов. Инстинкты слепы, те из них, что направлены на людей, те которые сформировались в процессе эволюции человека как существа социального, легко принимают за свою мишень все, что разум сумеет наделить подобием человечности. То есть вообще все. Если с человеком можно говорить, то, следовательно, можно говорить и с животным. Оно реагирует на речь? Демонстрирует некое пусть и примитивное, но понимание? Вуаля, оно уже почти человек, и наверняка обладает разумом как у человека. Только молчит. Я могу молчать? Вот и оно молчит, но понимает. Это и есть эмпатия, попытка проекции иного существа на себя. Именно отсюда растут все примитивные человеческие религии и верования. Именно поэтому люди одухотворяли природу вокруг себя. И нужно сказать, что подобные инстинкты получали положительное эволюционное закрепление. Люди, бережно и уважительно относившиеся к природе оказывались в более выгодном положении до смены племенного строя последующими. Только когда люди начали объединяться в крупные группировки, у них появилась сила на хищническое отношение к окружающей природе. И даже тогда тот, кто понимал, что вон там, в лесу волк испытывает голод, и он может напасть, были в выгоде.
Упуская объемные, сложные, и противоречивые предположения о дальнейшем развитии суеверий, включая современно-средневековые понятия о монотеистичных религиях. Важным же для рассмотрения понятием является табу. Человеческая сексуальность глубоко субъективна и иррациональна. Разум понимает что содержать и вырастить ребенка это тяжелые затраты, и потому половой инстинкт должен преодолеть разум. Безумия влюбленностей, увлеченностей, маний, все это направлено на преодоление преграды разумности. И люди, у которых рассудок был выше половых инстинктов, они, как правило, отсеивались эволюцией. В этом как мне кажется и лежит причина низкой рациональности человечества, несовершенство его природы, принципиально не преодолимое эволюционно. В каждом человеке, даже во мне, есть безумец, жаждущий секса не смотря ни на что, в том числе и на то, чем будет партнер. Этот безумец самоубийца, маньяк ставящий манию превыше самосохранения, ведь воспитывать ребенка значит отдавать часть своих ресурсов, то есть малое самоубийство. Конечно это очень грубая, упрощенная, и моя личная модель, но она дает некоторые объяснения для меня. Они состоят в том, что для жизни в обществе свои иррациональные влечения необходимо приводить в рамки общественно дозволенного. И на шкале этого табуизирования, самозапретности, с одной стороны стоит полная моральность, то есть генетическая смерть, прерывание своего рода полным подавлением полового инстинкта, а с другой стороны полная распущенность, то есть полное потакание всем мимолетным влечениям и маниям, и соответственно гибель из-за противодействия несогласных, а то и влечением к губительному.
141***
Обе крайности смертельны, и забавно и грустно наблюдать приход к власти одной из них. Урон обществу от власти разврата очевиден, многочисленные и противоречивые мании часто в своем числе имеют направления ведущие к насилию и смерти. Да, представление об обществе, где садизм, доходящий до убийства, педофилия, доходящая до растления неполовозрелых, и иные социально вредоносные мании получают дозволенность, ужасает. И, кажется, что противоположность есть спасение. Но это не так. Общество ханжей и святош просто гибнет внешне чище. Но гибнет так же безвозвратно, бездетностью и кострами для несогласных с ней. Потому, как и во всем, необходим баланс между крайностями. Девиации естественны, они идут из самой природы человека как существа гибкого. Их следует ограничивать лишь в той мере, в которой они становятся опасными. Все остальное, это просто возможность получить от жизни удовольствие. А жизнь и так коротка, чтобы лишать себя радостей.
Но общество есть общество, у него свои правила, у него свои догмы, у него свои табу. Они столь глубоки, что рвут разум противоречием. Вот например ворафилия. Извращенное, губительное, иррациональное мечтание быть съеденным. Вопрос возникновения подобной, да и любой иной девиации невероятно сложен и субъективен, и опуская его нужно задуматься о том действии, которое в этом случае окажет табу. Естественно подобные фантазии, направленные на человека сразу попадают под табу каннибализма. Фантазии о том чтобы быть съеденным зверем возможны, но требуют наличия влечения к зверю, своего рода зоофилии. Но вот когда фантазии открывается идея антропоморфизма, когда с одной стороны объект вожделения имеет человеческие черты позволяющие инстинкту воспринять его как естественный объект сексуального влечения, а с другой стороны обладает нечеловеческими чертами, позволяющими не воспринимать его как объект табу, то такая фантазия оказывается решением клубка всех этих противоречий. И именно потому, наверное, фуррифаготия и собрала в себя все возможные девиации. Я практически столь же привлекателен, как и человек, но на меня не так очевидно распространятся табу.
Интересно, как ко всему этому относится Лиров? То, что он намеренно пришел к использованию в облике черт животных имеющих мощнейшее закрепление в инстинктах человека, говорит о том, что он имеет некоторые свои идеи об использовании психологических аспектов влияния такой внешности. Лично же для меня, интерес представляет следующие соображения;
Первое, опасность. Я легко могу выпасть за грань табу. Если ты ссоришься с человеком, не доставай оружие, или будут проблемы. Но когда перед тобой что-то вроде зверя, его убийство не кажется преступным. Чтобы человек применил насилие, ему необходимо преодолеть два страха. Страх непосредственно отпора, и страх общественного возмездия. В первом страхе я страшен, я выгляжу как крупный хищник, да и объективно могу без особого труда убить человека голыми руками. Этот страх смягчается моей внешней дружелюбностью, и порой приходится подстегивать его. Оскал, или демонстративное применение когтей на дереве, сразу кладут на поведенческие весы осознание того что можно и когтями по морде отхватить. Тем не менее, это действует не всегда, не на всех, а иногда демонстрацию угрозы и провести не успеешь. А вот в страхе возмездия все очень спорно. Да, я в одежде, я хожу как человек, умею говорить, и даже защищен законом наравне с любым другим гражданином. Любой человек, давший себе пару секунд на размышления, быстро догадается, что нападение на меня столь же незаконно, как и нападение на человека. Только загвоздка в том, что люди редко думают, предпочитая жить шаблонами которые говорят о том, что если кинуть камнем в собаку, то в тюрьму за это не посадят. Наверное мой опыт, ситуация в которой я оказался, тот факт что из-за одной моей внешности я полностью лишился всех устоявшихся шаблонов и послужил стимуляцией для развития моего интеллекта на уровень чуть выше среднего.
Второе, шок. Встреча со мной для людей это всегда разрыв шаблона. Самое простое, самое быстрое и приемлемое для многих решение шока от мимолетной встречи со мной, это принятие мнения о том, что я просто-напросто человек в костюме. Затем, в осознании того что я настоящий, наступает так сказать раскол шаблона, возникновение в нем трещины которую можно заполнить чем угодно. Я могу сказать, что я инопланетянин, и этому поверят. Я могу сказать, что я генетический модификант, и этому поверят. Я могу сказать что я снежный человек, и этому тоже поверят, особенно с учетом того как я побелел. Дав любой шаблон из тех, что есть в голове человека, я могу заставить его иррационально принять его. Да, этот фокус не канает с думающими людьми, как не сработал он тогда с остановившим нас ГАИшником, которому я ради шутки представился посланцем неземной цивилизации. Хотя может быть, у него имелся шаблон наличия документа у всех, и даже инопланетян надо спрашивать об удостоверении личности. Но много ли людей думающих? Что следует из этого? А следует тот факт, что с точки зрения внимания, которое на меня обратят, я могу быть или светом, или тенью. Человек или обратит на меня внимание, и запомнит, так что когда его спросят о дате мимолетной встречи со мной он скажет; «а, это было в тот день, когда я увидел чувака в прикольном сьюте», или встреча со мной создаст незаполненную дыру в мышление, которая будет заперта своего рода печатью амнезии. Этого не было, потому что не могло быть, и я это не помню. Второй вариант менее вероятен, и к нему люди склонны скорее как исключение. Далее, шок от моей внешности делает первое впечатление от меня особенно ярким. Это инструмент внушения. Мощный инструмент, я бы даже сказал, ультимативный. Если честно я даже опасаюсь использовать его в полной мере. Что было бы подойди я к верующему человеку, и скажи что я воплощение самого Иисуса, принявшее такую форму, чтобы снять сомнения в истинности этого заявления? Правильное использование этого механизма на удобренной религией почве может сделать меня настоящим лидером секты, дав мне в руки целый легион фанатиков. А этот инструмент опаснее любого механического оружия. Может потому мой рациональный атеизм доходит до иррациональной формы иконоборчества? Чувствуя эту так сказать унавоженность людских разумов, я вижу в этом словно опасный динамит, вставляемый в голову человека, который может привести к катастрофическим последствиям гонений. Да ведь так оно и есть, достаточно посмотреть с какой безумной разрушительностью сражаются религиозные фанатики, и сколь защищены они от голоса разума броней лживого благочестия. Но все же надо быть терпимее к тем, кто использует религию как ориентир, а не прописной путь.
Третье, мания. Это относится к множеству тех, кто нашел выход из противоречия личных маний и общественных табу в направлении их на фантазии которым я оказался воплощением. Если над внушаемыми людьми первое впечатление дает мне ультимативный инструмент манипуляции, то для этих фуррифагов я обладаю абсолютным инструментом манипуляции. Да, границы есть, но власть невероятно велика. Если я научусь достаточно тонко действовать, блин, это конечно сравнение не самое приятное для меня, но я обрету власть подобной той, которой обладает женщина над парнем влюбленным в нее. Тьфу.
Конечно все это упрощенные прикидки. Даже скорее наброски. Их надо расширять, дополнять. Психология в высшей мере субъективна и индивидуальна. И, тем не менее, глядя на то какую силу и власть имеют манипуляторы, нельзя не признать, что она эффективна. Хотя не в моем положении строить планы на мировое господство, я сам-то подвержен всем недостаткам человеческого разума, да и нахожусь в весьма уязвимом положении. Как ловко попал на крючок, по самый хвост так сказать. Но опять же, кто не пытается, кто не делает ошибок, тот успеха не достигнет.
А каковы мои влечения и мании? Чего я жажду? Что ведет меня? Мысли над этими вопросами расплылись окончательно, я погрузился в сон, обретя относительное спокойствие хотя бы на этот вечер.