Щелчок разбудивший меня был совершенно реален, если быть точнее это щелкнул замок двери. Ее невозможно было запереть изнутри так, чтобы она не открывалась снаружи, и кто-то воспользовался этим. Я напрягся, но внешне так и остался спокойно спящим. Чувства обострились, слух донес до меня неловкие шаги, обоняние – запах еды. Меня окликнули, и, судя по голосу, это была все та же негритянка. Уже не было смысла скрываться, я открыл глаза и поднял голову. Она стояла у входа с подносом, увидев то, что я проснулся, качнула его, указывая им на тумбочку. Я улыбнулся кивая и женщина поставила рядом со мной еду после чего сказала что то на английском. Из фразы я понял что она сказала что то о докторе, и кажется об одном часе.
- К доктору через час? – Спросил я, и она кивнула, вновь повторяя фразу о часе и докторе, а затем покрутив руками у своей ноги изображая перевязку.
- Ок, ок. Я понял. – Сказал я приступая к еде. Немного посмотрев на меня, она вышла, дав мне спокойно поесть. Я поел немного из каждого из блюд, хотя есть хотелось достаточно сильно. Подозрительных вкусов вроде нет. Ладно, подожду этот час, и доем, если не возникнет какой-нибудь сонливости или иных симптомов.
Все-таки вызов к врачу, если я правильно понял смысл фразы. Шантажировать меня отказом в медицинской помощи они не хотят. А это подтверждение того предположения что я им нужен, пусть и не слишком уверенное. Но если раны от отсутствия перевязок загноятся, заживление может занять долгие месяцы, а то и покалечить меня. А это вынудит их или отказаться от своих планов на меня, или тратить средства, и самое главное, время на восстановление моего здоровья. Кроме того такая помощь позволит мне всегда оспаривать их притязания на мои долги за медицинскую помощь тем что травмы вызваны ими. Конечно, это может оказаться ничтожным, но это деталь, из которой будет складываться их убежденность в моей лояльности. С другой стороны чтобы рассуждать подобным образом, необходимо знать логику подбора персонала для их планов на геноморфов. Покупают ли они деньгами, обещаниями телесного совершенствования, или грубо берут страхом, шантажом и тем фактом что модификант с такой внешностью практически наверняка будет изгоем среди людей? Ведь даже я на самом деле так и не завел действительно дружеских отношений с кем либо. Мне еще повезло, что я сумел хотя бы вызывать к себе в целом нейтральное отношение. И тем не менее я покатился. Немного алкоголя, и я оказался во все сильнее и сильнее затягивающейся петле.
Так, спокойно. Пока на меня не заведено уголовное дело, и не вынесен приговор я в целом вполне свободный человек. Сейчас мне необходимо поставить себя так, чтобы было очевидно то, что я не приму давление, но соглашусь на сделку. Никогда нельзя подчиняться тирании, иначе рано или поздно станешь рабом. Если власть правит силой, она враг и ее свержение есть долг каждого достойного человека. Власть должна что-то давать, чтобы сохранять легитимность. Пока государство обеспечивает социальные гарантии, возможность трудоустройства и достойной жизни, дает силовую защиту от преступных посягательств, патриотизм в отношении такой власти вполне обоснован, и поддержка ее рациональна. Если же она полагается только на силовое подавление оппозиции, нагнетание истерии и страха перед террором как со своей стороны, так и со стороны вымышленных врагов, она теряет свою пользу для общества, становится тиранией, врагом любого здравомыслящего человека, потому что подчинение ей есть лишь падение в бездну.
С этой точки зрения для меня рационально сохранять патриотизм родине, ведь я могу рассчитывать пусть и на не высшего качества, но бесплатную медицинскую помощь, какую-никакую, но защиту со стороны полиции, пусть и приходится побольше полагаться на адвокатов, но это скорее следует из того факта что люди с которыми у меня возникали силовые конфликты так-же имеют право на защиту. Отсюда мне следует рассмотреть возможность работы в пользу службы безопасности России. Сейчас я ничего не значу, у меня нет ни единого доказательства своих подозрений, а следовательно у меня нет ставок для того чтобы совершить сделку. Но если они появятся, если в моих руках возникнут неоспоримые подтверждения планируемого геноцида немодифицированного человечества, тогда возникнут возможности для выбора стороны с точки зрения моих интересов.
Закончив с едой, я решил немного размяться. Взяв гантели в руки, я стал привычно выполнять упражнения, сидя на кровати. Хорошо, предположим, я получу несомненные доказательства, скажем образец штамма смертоносного вируса. Возникает выбор из двух сторон, мое правительство, или фирма и стоящие за ней. Первейшим вопросом, что мне придется решить, станет определения глубины взаимного пересечения сторон. Насколько глубоко текущая Российская олигархия связана с фирмой, если связана вообще. В пользу наличия связей говорит тот факт что средства массовой информации не особо говорят обо мне, и по всей видимости их придерживают сверху. Так что вопрос в масштабности происходящего. Насколько глубоко структуры власти связаны с заговором? Поставить вопрос следует следующим образом: если опубликовать неопровержимые доказательства планов по уничтожению человечества, насколько глубокое падение произойдет во властных структурах? Публикация уровня открытого применения вируса, потому что только явные смерти и террор сумеют открыть газа людям. Только если публично объявить о биологической атаке, и совершить ее, а затем повторить, только тогда такая информация не будет скрыта или переведена в разряд несчастного случая. То есть…
То есть мне самому придется взять на себя роль террориста и саботажника, чтобы ценой зла малого предотвратить много большее. Обрушить мир в пучину хаоса, революций и анархии, ибо только так можно спасти его от заговора власть имущих, решившихся распорядится человечеством по своему усмотрению. Неприемлемый вариант. Это вариант спасителя берущего на себя грехи и умирающего ради жизни других, ибо даже если все получится я так и останусь разыскиваемым преступником, за деяния столь тяжкие что прощения не будет. Если только не перехватить власть в свои руки, и силой не подчинить себе как минимум страну, чтобы спрятаться за винтовками ее солдат. А это слишком тяжелая задача для меня.
Во сколько Юлий Цезарь стал полководцем? В шестнадцать? Во сколько он стал диктатором? В двадцать три вроде бы? В мире нет никого кроме людей, и никто кроме людей не правит людьми, а значит каждый имеет, пусть ничтожный, но шанс занять самый высший пост, мелькнула холодная мысль. Никто не рождается президентом, олигархом или диктатором. Даже короли передающие власть по праву рождения лишь цепляются за родство крови как за соломинку, которая ломается первой же революцией. Да, современный мир наполнен миллиардами связей, зависимостей, договоров и сделок, которые спаивают его в более или менее прочную структуру, но на самом деле тем цементом что спаивает эти жалкие нити в монолит является всего лишь страх смерти, страх перед атомным апокалипсисом в случае мировой войны. Перестань он быть доминантным, появись нечто более пугающее, и все эти нити станут паутиной на ветру, что порвется в клочья от дыхания урагана. Все договоры, все лиги наций, альянсы и союзы вмиг рухнут, если народы будут вынуждены спасать себя. Двадцатый век истрепал их несокрушимой мощью прогресса, превратил гордых воинов в отчаянно жаждущих мира солдат, прячущихся в грязных окопах под проливным ливнем пуль. Дал воинственности человечества такую войну, что она напугала его, заставив ценить мир впервые за долгую историю героических ореолов полководцев, королей и властителей. Но эта пыль, этот налет слетит, стоит только страху отступить. А мир уже успокаивается, уже забывает как город может за час превратится в могилу для всех его жителей.
***
Мне бы только толкнуть его, только посеять страх, и направить вектор ненависти против тех кто собирается провернуть все тихо. Но как не крути, я неизбежно и сам окажусь под прицелом, в том числе и по причине того что ненависть обрушится на модификантов, которые стойко станут ассоциироваться с самим заговором. А значит, в варианте глобального заговора нельзя бить слишком рано, иначе удар попадет и по мне. А у моих субъективных весов, на чаше которых лежит моя жизнь, длина плеча рычага этой чаши устремлена в бесконечность. Удар следует наносить когда модификатов будет много, когда они станут обыденностью, неотъемлемой частью человечества. Потребуется коррекция вектора ненависти. Фирма должна остаться чистой, а обвинение бросить тем кто решили воспользоваться ее стремлением наделить человечество телесным совершенством и долгожительством в злых целях. Свергаемых исполинов должны бить не только кулаки, но и когти. Конечно потом неизбежно будут проблемы ксенофобии, но это уже потом.
Но сколь же тонка будет эта грань! Слишком большие масштабы, слишком высокие ставки, и слишком глубокие перестраховки. Попытка опубликовать данные о вирусе скорее будет представлена как провокация с целью разжечь ненависть к измененным. Как ни крути, а любой точечный удар будет парирован и прикрыт. Их придется совершить множество, и одновременно. Но для планирования такого масштаба я знаю пока слишком мало. Мне понадобятся союзники.
Но есть иной вариант, более реалистичный. Заговорщики не обладают тотальной властью. Почему фирма стремится к рекламе, а ее пропаганду приглушают сверху? Люди не бывают едины, достаточно запереть трех человек в комнате, чтобы они возненавидели друг друга. Всегда есть оппозиции и противники. И вот в этой мутной воде мои шансы поймать рыбку более реалистичны. Допустим, есть некая группа участвующих в заговоре, и они желают рекламы. Им нужно создание фона геноморфов из обывателей, чтобы затерять на нем реальные планы. Но есть и оппозиция, вероятно не знающая об истинном положении вещей. Что для них фирма? Хм. Потенциальный сильнейший конкурент. Думаю в высших структурах до сих пор существует шок от того какой властью и богатством возобладал Майкрософт по причине того что ввел новую и популярнейшую технологию, приличное время пробыв монополистом в этой сфере. Фирма имеет шансы многократно превзойти этот успех, и тем самым получить огромную власть. И уже этой причины достаточно чтобы давить ее в стремлении получить ее технологии в свои руки, не дать ей стать монополистом в области генетической модификации человека. Вполне возможно, что текущие достижения фирмы действительно основаны на заброшенных и сочтенных бесперспективными технологиях, и увидев успех, хозяева возжелали доли пирога. А если технологии действительно собраны со всего мира, то за этот пирог идет приличная драка.
Представлю себя на месте президента, ну или тех, кто стоит за ним, если он только ширма. И вот я получаю доклад, что некий гражданин, граждане моей страны возвращаются из зарубежной поездки не совсем людьми. Это нечто новое, странное и возможно опасное. То, за чем надо проследить. Эх, я ведь действительно все это время мог быть, более того, и сейчас могу быть под негласным наблюдением. Так, спокойно. То что я его не замечал, не значит что его не было. Наивно думать, что я замечу действительно профессиональную слежку. А значит, в этом плане рыпаться пока рано. Так, хорошо, ко мне приходит глава ФСБ, и с ошеломленным видом докладывает что на территории Российской Федерации замечено несколько граждан ставших добровольцами в каких-то опытах по результатам которых они стали походить на антропоморфных зверей. Первая моя мысль, зачем? А потом уже четкие вопросы. Есть ли эти полузвери именно теми людьми, что уезжали в это туристический вояж? Документы вроде бы в порядке, но кто верит бумажкам в большой игре? Нужны доказательства, друзья, родственники. А ведь я не знаю как у остальных. Кто может подтвердить что я это я? Мои приятели с института, с которыми я разок пересекся на встрече летом? Ну, они на меня поглазели, мы немного поболтали, и больше я их не видел. Сдавал ли я им какие-либо факты однозначно подтверждающие мою личность? Вроде бы вспомнили пару забавных случаев. Через родителей подтверждения быть не может. В общем, получается что я достаточно темная лошадка. Но вместе с тем я ничтожен. Я не обладаю властью, не обладаю значительным имуществом. Несомненно, пройди подобную модификацию глава какой-нибудь корпорации, ему пришлось бы либо конкретно озаботиться подтверждением своей личности, либо стать объектом тщательного допроса. Но в отношении меня это необязательно. Я даже не работаю в закрытом городе, чтобы представлять опасность как шпион. Я не являюсь угрозой сколь либо заметного государственного значения. Максимум что из меня можно было извлечь, это информацию о раздолбайстве на химическом заводе. И я не проявлял стремлений получить власть. Спокойно устроился на непримечательную работу, влез в глупые неприятности и устремился прочь от них. Я же столько трепал о своем желание уехать в деревню, что это просто не могло укрыться. Хм, а ведь это аргумент чтобы получить немного времени на вторичные планы. Но озвучивание его покажет мою излишнюю подозрительность. А внешне мне нужно быть немного наивным.
Так, ладно. Вот мы следим за объектом, и видим, что он вроде ничего особого собой не представляет. Просто фрик со странной внешностью. Теперь вопрос в том, что же делает фирма. А она пытается организовать рекламу. Очевидно, выйти на рынок с такой продукцией. Теперь нужно подумать над тем, что же эти странные манипуляции дадут такого, что люди захотят их. Конечно, есть те, кто просто мечтает о внешности подобной моей, и им было бы достаточно и этого, но таких людей мало и они не слишком платежеспособны, чтобы рассмотреть их как целевую аудиторию. И это если не учитывать вопрос того, насколько бы они разочаровались в исполнении своего желания, столкнувшись с теми проблемами необходимости бросать вызов обществу одной своей внешностью каждый день. Даже несмотря на то, что город у меня относительно спокойный, пару раз конфликты приходилось решать кулаками. До когтей правда дело дошло только разок, но он и сам был виноват.
А могло ли это быть переломным моментом? В принципе я не сделал ничего особенного, да, искалечил его, но будь в моих руках нож или другое оружие, и дело могло бы закончиться не менее кроваво. Конечно, может их озадачило провернутое решение суда, по которому несмотря на когти я совершенно безоружен, даже когда буду рвать кого-нибудь на куски, но какое это имеет значение кроме как в масштабах бытовух? Может быть, внимание могла привлечь моя сверхъестественная выносливость, проявляемая в масштабах моих пробежек, но с другой стороны думаю любой спецназовец, или спортсмен-бегун вполне потягается со мной в выносливости, по крайней мере, в тех масштабах, в которых меня могли заметить. Единственным проявлением чего-то невероятного был мой прыжок из окна шестого этажа, который можно сказать оказался для меня почти пустяком. Ах да, еще и мое экстремальное восхождение на стену пятиэтажки при помощи когтей, скорости и охватившей меня паники. Думаю у очевидцев это зрелище до сих пор главная тема досужих споров. Но по мимо этих несомненно примечательных фактов любая прослушка могла позволить услышать теории Мартина о моей почти полувековой расчетной продолжительности жизни, а это разом делаем меня объектом пристального внимания.
***
Но уже подтвержденных фактов хватит для того, чтобы убедиться, что я буду очень заманчивым ориентиром для потенциальных клиентов. Может людям и не понравится мысль стать похожим на животное, но здоровье и физическая мощь это уже очень заманчивое предложение, достаточно вспомнить какие деньги люди отдают за услуги фитнеса, хотя при желании все это обойдется в цену пары гантелей для дома, и обуви для бега по улице. Особенно с иллюзией того что крепкая мускулатура достанется столь же легко как и пушистая шкура, хотя я на самом деле весьма поработал над своим новым телом, частью уходя от проблем, а частью наслаждаясь его проявляемым потенциалом. Да и сейчас работать не забываю.
Отложив гантели я лег на спину, стараясь не побеспокоить рану, и подняв ноги стал крутить ими в воздухе, заодно повиливая хвостом. Ноги забрасывать нельзя, несмотря на раны, а то придется озаботиться восстановлением формы. И таким образом есть красивый и привлекательный товар, товар в котором фирма может стать монополистом, загребая колоссальные деньги. Стоп. Вот этот момент. Если фирма не всесильна, если ее поддерживает только относительно небольшой круг заговорщиков, то для глобальных масштабов ей нужна глобальная мощь, экономическое доминирование. И это есть веха. Ничего не случится до того как фирма не станет монополистом, мировой корпорацией. А предлагая такую вещь как долгожительство, она станет невероятно богатой и могущественной. Потому что эта вековая мечта человечества.
Я замер, чувствуя как леденящий холод прополз под кожей, поднимая дыбом каждую шерстинку. Вскользь, небрежно брошенная Мартином фраза о теоритической продолжительности жизни в четыреста лет заставила меня разом поверить в нее, разом отбросить сомнения, потому что это именно мечта. Но его искренняя радость, когда он узнал что метанол оказался для меня не ядовит говорит о том, что они даже сами не знают точно, что из запланированных возможностей оправдается, а что нет. Мне и тридцати то лет нет, я и так проживу долго, если ничего со мной не случится, и модификация не ускорит старение. Меня достаточно просто показать, и сказать: «смотрите, вот он проживет полтысячи лет, не верите? А зря. Его организм активно нейтрализует самые разные токсины, тем самым продлевая жизнь. Вот, например метанол, смертельное для человека вещество. Вот, пожалуйста, сейчас мы вливаем пару капель мышке, видите, как она уже агонизирует? А теперь наш модификант осушит полный стакан из той же бутылки, десять смертельных для человека доз. И ему ничего, ну разве опьянел слегка, ведь это все-таки чистый спирт». Даже я поверил, а уж люди тем более. А когда надежды начнут рушиться смертями от обычной старости, фирма уже будет бесконечно могущественна.
Я закрыл глаза, чувствуя, как страх и отчаяние лихорадкой пронзили меня. Я ведь практически весь отдался этой мысли, этой химере, этой мечте. Я принял как должное, вскользь брошенную фразу и мнимом долгожительстве. Что если это неправда? Я, я не хочу умирать, как бы банально это не звучало. Эта идея, жить почти вечность с точки зрения человека поглотила меня, но если она обернется разочарованием? Смерть. Я ведь смотрел ей в глаза, когда увидел невероятную высоту под своими ногами. Я не знал, что мои кости окажутся способными выдержать такой удар, и испугался искренне. Но в этом страхе, в этом окатившем меня предсмертном ужасе я не увидел ничего кроме отчаянной жажды выжить. Выжить любой ценой, искалечившись, переломавшись, но выжить. И я принял привычную позу, чтобы принять удар, пожертвовать костями ног, позвоночником, но сохранить свою жизнь. А когда я ударился об асфальт, пролетел по нему и понял что со мной не случилось практически ничего страшного, времени задуматься уже не было, потому что новая смерть смотрела на меня из окна стволом автомата. Хотя останься я там просто лежать, вряд ли бы в меня начали стрелять. Но я уже был в панике.
В своем высшем могуществе, разум несет в себе катастрофический, первородный изъян. Осознание собственной смертности. Именно эта ловушка, это понимание неизбежности, заставляет разум искать спасения в наркотиках, от физических вроде алкоголя, до ментальных вроде религий. Возможно иногда старые люди действительно пресыщаются жизнью, и конец становится желанным для них, но молодой рассудок не способен принять это, и осознание смертности раз и навсегда ломает его наивность и радость жизни. Что-бы не твердили религии об оправдании своих божеств, уже одного осознания того в какую чудовищную ловушку ставят демиурги людей простой постановкой их перед неизбежностью конца. Одного этого достаточно чтобы раз и навсегда заклеймить любого бога чистейшим злом, в иррациональной ненависти обрекающим своих творений только на погибель и страдания от видения этого. А все мифы о мнимых загробных жизнях есть лишь лживые попытки оправдать очевидную жестокость творца, следующую из простых наблюдений за жизнью и смертью. Потому на самом деле есть только два наименее противоречивых пути, или признать что творец это зло, и уподобившись ему залить все вокруг себя кровью, выкинув на свалку лживые увещевания псевдопророков о благости, нужных только для контроля над сознаниями живущих, или принять обезличенность вселенной, и воспринимать ее исключительно как слепое явление не имеющее иных законов кроме законов физики в высших ее ипостасях. Посему в выборе между принятием для себя непознаваемого как садистского демиурга сотворившего людей только для мучений мира этого, или чисто материалистической теорией о мире как о статистически обусловленной случайности, возникшей в рамках свойств мироустройства, я выбираю второе, ибо в этом выборе нет ничего лишнего, и ничего что накладывает на меня призрачные цели.
Я протянул ноги, глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. Я молод, у меня впереди целая жизнь. Это не та проблема, что актуальна сейчас. Но если все мои подозрения оправдаются? Если все правда. Не будет ли это высшим благом? Бессмертная каста разумных, и их биологические смертные слуги, милосердно лишенные рассудка в мере достаточной чтобы работать, и не мучать себя осознанием своей смертности. И за право стать избранным на бессмертие действительно не жаль ничего. Что значат все народы, страны, люди? Что значат патриотизм, привязанность и даже любовь перед шансом, всего лишь шансом обрести вечность для своего сознания? Эгоизм? Чистейшей воды, разрушительнейший и концентрированный эгоизм, который есть в каждом, но право на который сильные мира сего оставляют только себе, жертвуя в угоду своим амбициям жизни миллионов, затравленных и одурманенных мифами. Устремленный к химерам, к грезам и иллюзиям, этот эгоизм тысячелетиями заставлял королей тратить свои состояния на шарлатанов, вынуждал фараонов гнать тысячи людей на строительства пирамид, заставлять великих творить историю хотя бы ради одной строчке о себе в будущих легендах, и уничтожать даже более достойных ради своего кровного наследника. Все они лицемерные чудовища, не дающие свое право другим, и я ничуть не лучше.
Эта цель манит меня, влечет и превышает любую цену. Впервые за всю историю человечества шанс на бессмертие стал реалистичным. Но разве не то же самое говорил средневековому королю алхимик, показывая фокус под видом почти удавшегося философского камня? Я посмотрел на свои руки. Почти человеческой формы ладони, покрытые грубой, толстой кожей с поджившими ссадинами. Неровно побритый серебристо серый мех, с вкраплениями белых прожилок. Длиннее и толще нормы, сильные пальцы, оканчивающиеся острыми, черными когтями, с матовыми гранями заточки. Подровнять бы ее надо. С обратной стороны пальцев мех тоже есть, правда совсем короткий и жесткий. Вот оно, доказательство того что пройдена самая сокровенная граница в познании природы, неоспоримое свидетельство власти человека над слабостью собственной плоти. Моя надежда. Кто из нас не чудовище? Все хотели бы этого, и потому эта тема под табу. Людям моют мозги, заставляя искать бессмертие в загробной жизни как награду за послушание, в величии своей страны и иных мифах. Но истиной является только продолжение своего рода, продление жизни своего генокода. А теперь реальным стало и личное бессмертие.
***
На моих губах проступила привычная, не обнажающая зубы полуулыбка. Пусть не сейчас, пусть в перспективе, пусть с ничтожным шансом, но у меня есть цель. Все остальное вторично. Я должен выжить, дожить, получить право власти любой ценой. А значит надо держать себя безупречно, так безупречно как заставила меня научиться жизнь. Я им нужен, и мне просто необходимо проявить себя настолько ценным, чтобы обрести шанс закогтить власть в мере позволяющей мне обрести долгожительство. Нужно поддержать силы, если бы снотворное было бы, я бы почувствовал его. Мои терзания, смятения, подозрения, все должно оставаться под маской улыбки, потому что иначе я исчезну как и все люди, не насладившись жизнью и одного столетия.
С аппетитом доев завтрак, я пересел в кресло, и отправился в туалет. Когда я справил там свои дела и выбрался оттуда, к двери подошли и постучали, и определив по характеру шагов что это все та же негритянка, я отозвался неясным восклицанием. Щелкнул запор, и она заглянула в комнату, сказав что-то со знакомым мне словом «докто». Рассудив что она напоминает мне о необходимости идти к доктору, я согласно ответил, заканчивая одеваться, и направился за ней. Я мягко возразил взмахом руки на ее попытку взять кресло, и поехал сам, крутя колеса руками. По уже знакомому маршруту я добрался до медкабинета, и толкнув дверь заехал внутрь.
Меня встретил уже знакомый разговорчивый индус. На его разговорчивость моя молчаливость не влияла, и он активно дополнял ею свою жестикуляцию, которой указывал мне, чего от меня хочет. Я согласно кивал, улыбался, подчинялся. Сперва были уже знакомые процедуры осмотра ран и перевязок, затем же добавились новые осмотры. При помощи различного рода инструментов, среди которых выделилось некое устройство которое я опознал как своего рода камеру для изготовления снимков полостей тела, врач осмотрел мои ноздри, полость носа, пасть и уши, не забыв проверить и глаза. В целом уже привычный комплексный осмотр. Немного напрягло, когда врач взял шприц, но увидев что он пуст я успокоился, и стал демонстративно разминать руку, уточнив на всякий случай:
- Май блад, анализ?
Он подтвердил это, и спросил меня о знании английского, на что я ответил:
- Ноу, ту, фри ворлд.
Он несколько озадачено посмотрел на меня, но потом согласно кивнул и подошел ко мне со шприцем. Его помощник протер шерсть на сгибе моего локтя дезинфицирующим раствором, и врач стал искать мою вену. Кажется, я опять что то там в словах напутал, но думаю он понял что я едва знаю практически только несколько слов, и то в основном термины которые заимствованы в русский язык сохранив свое звучание. Наконец вена под плотной шкурой была найдена, и игла вошла в нее, заставив меня чуть заметно поморщиться, пока врач набирал полный шприц крови. Упаковав его, врач жестами показал что на этом все, и довольно многословно дополнил эту жестикуляцию, в тоне радушия и каких-то доброжелательных фраз.
Я уже в одиночку вернулся в свою комнату. В коридоре было достаточно жарко, но привычный вой кондиционера встретил меня приятной прохладой. Интересно, сколько электроэнергии они на мой комфорт? Я раскрыл ноутбук, привычно установив его рядом, и продолжил развлечение в виртуальном мире. Конечно, мысли все еще терзали меня, но я отдалил их, стараясь не выматывать себя досужими рассуждениями, и сосредотачиваясь на игровом процессе. Однако вскоре мое уединение вновь было нарушено стуком в дверь. Я вновь откликнулся, и на этот раз меня отвлек неизвестный мне молодой парень. Он поздоровался на английском, жестом указал на мой ноутбук, и что то сказал. Хоть я внутренне и напрягся, но сохраняя маску благожелательности. Человек продолжал что-то сбивчиво объяснять, достав флешку и показывая ее мне. Хм, кажется что-то про переводчик говорит что ли?
Я отодвинулся, давая ему место сесть, и поворачивая ноутбук так чтобы видеть его действия за ним. Парень заметно нервничал приближаясь ко мне, хотя и пытался это скрыть. Ну да, я ведь даже не говорю на его языке. И по-видимому он еще не привык к виду модификантов. Думаю, подсознательно он все же воспринимает меня как животное, и потому его терзает нервозность от необходимости подойти ко мне близко. Но делать ему милость в виде предоставления в его распоряжения моего ноутбука без моего контроля я не собирался. Переживет.
Он сел, вставил флешку, и оглянувшись на меня открыл ее содержимое. Едва парень отвернулся, я тихонько приблизился, заглядывая через плечо более внимательно, и стараясь не задеть его вибриссами. Он открыл пару папок, стал копировать их содержимое. Похоже, что русскоязычный интерфейс его не смущал, а может он ориентировался по привычным для себя значкам и местам расположения кнопок. Я с любопытством наблюдал, когда яркое ощущение его головы рядом со мной вызвало почти инстинктивное желание цапнуть парня за затылок. Подавив этот порыв, я чуть отстранился, когда он махнул рукой в бессознательном жесте, от прикосновения моих вибрисс к его шее. Наконец скопировав данные, он запустил программу, оказавшуюся каким-то электронным переводчиком, и набрал в поле ввода текста фразу, тут же переведенную на русский:
«Мне дали просьбу установить ты переводчик и сеть чтобы говорить та старая женщина и внучка с ты».
Он обернулся закончив ввод, и замер, оказавшись со мной нос к носу. В ответ я кивнул, и парень слегка отсев в сторону, вновь набрал текст:
«Я ставить английский язык интерфейс ?»
Я протянул руку к клавиатуре, вынудив его отстраниться еще сильнее, и наткнуться на услужливо подставленный хвост. На секунду он почти запаниковал, но к его чести быстро взял себя в руки. Людям вообще свойственно нервничать, когда кто-то бесцеремонно нарушает их интимную зону, а уж в моем исполнении это прекрасный способ в буквальном смысле довести до истерики, и в настоящий момент я пользовался этим. Конечно, мои жесты были не вызывающи, несли в себе нотку рассеянности и необходимости вызванной наличием только одного ноутбука, но тем не менее ощущение того что этот человек боится меня, нервничает и чувствует себя неуютно доставляло мне удовольствие, облегчающее общую нервозность вызванную всеми этими размышлениями. Я проворно набрал текст, слегка ударяя по клавишам кончиками когтей:
«Ок. Но как наладишь, поставь русский язык обратно».
Дальше я уже не мешал ему работать, и устанавливать сетевое соединение. Ну если не считать того что я заглядывал ему через плечо постоянно касаясь вибриссами его затылка, и вынуждая то и дело оглядываться, и откровенно дрожать. Он установил еще какую-то программу, оказавшуюся своего рода аналогом чата, настроил ее связь с переводчиком, кажется. К моему стыду надо признать, что с компьютером я все же общаюсь на уровне рядового пользователя, и экспертом в этой области меня не назвать. Но вроде бы ничего постороннего он не наставил, и наконец, вернув системе русскоязычность, указал на открывшейся чат, и вынув флешку поспешно покинул меня, довольно прилично поежившись. Я посмотрел ему вслед, постепенно понимая то, что скорее всего его дрожь вызвана не страхом, а тем фактом что из-за кондиционера в комнате ощутимо холоднее чем на улице, к температуре которой он уже привык. В любом случае дверь уже закрылось, так что мое внимание занял открывшийся мне чат в окне новой программы.