Глава 2

В понедельник Артур встал достаточно рано и громко включил техно. Сквозь вязкую пелену в глазах он увидел сморщенный тюбик пасты. Несомненно, тюбик был пустой. Вчера же выдавливал остатки. Но тогда нужно одеваться, идти в магазин за новой пастой, и черт еще знает, где это всё продается.

Снизу сердито постучали. Он постучал в ответ.

Так и не почистив зубы, он съел бутерброд, накинул футболку и в тапочках пересек комнату, как поле боя. Она вся была усыпана каким-то мелким, непонятно откуда появлявшимся мусором. Артур переступил через старые шорты и распахнул окно, смешав техно с утренним шумом города. Зажигалка долго сопротивлялась. Он закурил.

Из нижнего окна сердито высовывался сосед.

— Музыку потише сделай, мля! — сказал сосед.

— Семь утра уже было, — ответил Артур.

— Я сейчас поднимусь и таких семь утра тебе устрою.

— Ну, поднимайтесь.

Он с наслаждением сделал глубокую затяжку, щелчком выкинул бычок и натянул штаны. Сосед шёл долго. Наконец квартира вздрогнула от ржавых трелей.

Соседа снизу звали Дядя Миша. Лысый низенький старик с седыми бакенбардами и в постоянно грязной зеленой футболке. Хозяйка квартиры очень неуважительно отзывалась о нём, называла алкашом, забулдыгой, прохиндеем, бесстыжим, шантрапой, синюшником и хамом, но Артуру он вполне нравился.

Сосед уверенно переступил порог, посмотрел на колонки, исходившие глухим битом, пожал Артуру руку и сказал:

— Бесяка молодой! Чего тебе не спится утром?

— Я на работу хожу, дядя Миша. Это интересная штука такая, там люди деньги зарабатывают.

— Я тебе поострю! Спирт есть?

— Да вот одно пиво осталось.

— Ну, тащи.

Они прошли на кухню, расселись по бокам стола. Артур вручил соседу тепловатую бутылку, а сам занялся чаем.

— Ну, как сам? — сказал дядя Миша, — с работы поперли?

Это был неизменный его вопрос. В нём он выражал всю свою способность к сопереживанию.

— Нет.

— Ну, что нового там?

— Ничего особенного. Вам неинтересно будет. Я не говорю, что вы старый. Вы, конечно, не сильно меня старше, в отцы мне даже не годитесь…

— Ты мне мёд в уши не лей, — довольно сказал дядя Миша, сделав глубокий глоток, — а давай трави. Как работается. Ты же турист, как-никак, любопытно.

— Сами вы турист.

— Я — тоже турист, — согласился дядя Миша, — турист жизни.

Артур позвенел ложечкой в чашке. Чай был горьковат. Он сказал:

— Ну, работа, конечно, напряжная. Странная. Люди часто на тебя с таким уважением косятся, как будто ты амброзию какую-то мешаешь. А ты стоишь, льешь водку с апельсиновым соком, и думаешь иногда, а может, этот вот бородатый хрен бы лучше в сто раз сделал. Но тут главное — уверенность. Лицо серьезное сделать…

— Уверенность — это главное! — подхватил дядя Миша, — вот я помню…

Он был неисправимым балаболом. Вернее, любил постоянно превращать разговор в его монолог. Бессвязный, куцый монолог. Артур, привыкший к этому, спокойно слушал его и допивал остатки чая.

— …и тут, этот, мент! Я, значит, деру. Бегу, бегу, у меня всё из карманов сыпется, чуть паспорт не потерял из штанов. Этот сзади уже молча бежит, мне аж под ложечкой засосало. И тут вижу — тупик в переулке. Всё, думаю, пизда мне. И тут внутри что-то грит мне: «Миха, давай, не дрейфи! Помнишь, как в детстве на физкультуре прыгал через козла?» Ну, я разогнался и с ходу на забор. И че думаешь? Перепрыгнул! Дальше, как козленок, поскакал. Ну и ушёл бы, как пить дать, если бы за гвоздик не зацепился и не упал нахрен. Мент догнал сразу. Свистнул для порядку, грит, всё, дядя, попался, выворачивай карманы. Я выкладываю, а там ничего, только билеты какие-то сыплются. Он посмотрел, почесался и грит, мол, а чего ты бежал-то? Я грю, так вижу, значит, что вы побежали, так и я побежал.

Артур рассмеялся.

— Ну, он меня с богом отпустил. Милиционер, сука, это вещь опасная. За что хочешь могут припечь.

— Это да.

***

Бар на углу [какая-то улица, возможно, Савушкина] был необходим. Ночами толпы молодежи не могли найти пристанища и уныло слонялись вдоль одинаковых домов. На вывеску бара они слетались, как мотыльки. Он работал до трёх. Большая часть утекала до часу, когда закрывали метро. С теми, кто оставался до конца, приходилось возиться. Они не знали, чего хотели, задерживали честных людей, пытались пронести своё, вопили песни во всю мощь молодых глоток и до крайности любили и ненавидели друг друга.

Но сегодня смена была дневная, можно было расслабиться.

В целом же работа была невероятно потная. Артур разучился веселиться. Он смотрел на алкоголь не как на загадочный, волшебный инструмент, а как на конечный, материальный результат. Пьяные крики и бесконечные разборки стали для него мерзкой обыденностью. Он не мог отличить тусовочку от работы.

Первый посетитель — с гладкой, как шар, головой. С ним — невзрачный приятель.

 — Давай самого крепкого, — сказал лысый, — я дембельнулся вчера.

Его друг сел рядом и радостно закивал.

— Я в Чечне служил, — объяснил лысый, — там, брат, такая жарища. Но ничего, спокойно, и девчонки такие, тоже ничего. Если не особо разборчивым быть.

— А я за Полярным кругом служил, — сказал Артур, — медведя видел. Белого.

Лысый с уважением посмотрел на него и заказал еще и бренди.

Весь оставшийся день Артур думал, зачем он соврал про Полярный круг. Он думал медленно, в перерывах между заказами. Этот день прошел бы так же хаотично и омерзительно, как и остальные, если бы два события не вбились в него железными клиньями. Во-первых, подошел охранник Митя и сказал:

— Нам пиздец, Артур!

Артур похолодел.

— Что там, Мить?

— Там толпа дагов. Они со своим пройти хотят. Я не могу, само собой, их пустить. Евгений Валерьич на месте?

— Нет, из администрации только Лидочка.

Лидочка — это маленькая бухгалтерша с серым цветом лица.

Митя постучал каблуком и посмотрел на Артура.

— Пошли.

Артур вытер руки полотенцем и направился за охранником. В дверь уже пытался пройти улыбчивый молодой человек с угольной бородой.

— Сумку, — спокойно сказал Митя.

— Да нет там ничего, успокойся, приятель! — ответил молодой человек, разевая рот в оскале. За ним вырисовывались мрачные силуэты.
В сумке нашлась бутыль портвейна.

— Сумку я оставлю, — как можно мягче сказал Митя.

— Не шути, приятель.

— Э, ты сумку-то отдай, — втесался огромный детина, — его сумка.

— Я всё понимаю, но мы не можем по правилам…

— По каким правилам? — закричал еще кто-то, — по каким таким правилам, а? Покажи мне такой закон в конституции Российской нашей Федерации!

— Э! Э!

Они были пьяны.

Драки не случилось. Веселые ребята решили пойти в другой бар, около метро. Красочный, но очень средненький бар. Его среди персонала принято было ненавидеть.

— Ну и скатертью, — мстительно сказал Митя, — пусть эти ублюдки помучаются.

Во-вторых, часам к шести в бар ввалились трое. Двое юношей, один поддерживает другого, и сзади них — рыжеволосая девушка в мешковатой кофте. Девушка прижимала ко рту красивые руки.

— Сюда, сюда! — бурчал стоящий на ногах.

Его друг безвольно болтался на плече и хрипло постанывал. На щеке засохли внушительные кровавые подтеки.

— Что случилось? — спросил Артур и напрягся.

— Отходняки у него с мета.

— Дима, Дима, я же говорила! — сказала девушка, закрывая руками глаза.

— Что? Что ты говорила, Лисичка? Ты сама как нехер делать с ним нюхала! Посмотри на него… Угробила жизнь пацана!

— Что делать-то, Дим?

— Так что-то надо делать… Зачем мы сюда пришли? Зачем мы в бар пришли?

— Твою же мать, откуда я знаю! — Лисичка застучала кулачком по стойке.

Она была в полном отчаянии. Именуемый Димой перевел мутный взгляд на растерянного Артура.

— Что мы хотели, что мы хотели… Водки! Водки два шота!

Артур ударил рюмками об стол. Доведенными до автоматизма движениями залил их. Сверху прицепил дольки лимона. Дима схватил одну рюмку и прислонил к губам художника. Художник закашлялся. Водка словно выбила какую-то пробку из его горла, и он отчетливо произнес:

— Какая блядская мерзость!

— Живой, живой! — сказала Лисичка.

— А всё это время я что, мертвый был?

— Не болтать! — сказал Дима, — пей дальше! Пей, не морщись! Ну? Ну? Да что ты как ребенок, лимоном-то закусывай, для чего он тут, по-твоему? Вот так.

Он повернулся к Артуру и пожал ему руку:

— Спасибо за резвость. Давайте рассчитаемся…

— Постой, я пива хочу, — сказала Лисичка.

— С ним всё в порядке? — сказал Артур.

Дима посмотрел на товарища.

— С ним-то? Очухается — будет как новенький.

— А щека?

— Да краска это. Он у нас художник. Да, дружок?

Дима ласково потрепал художника по щеке, а тот что-то глухо промычал, лежа головой на стойке.

Лисичка очень понравилась Артуру. Прядь волос выбилась и вздрагивала на щеке, пока она, слегка запрокинув голову, пила пиво. Она была как из другого мира — совсем не похожа на тех девушек, с которыми он танцевал в провинции или с Колей на вечеринках. Его Катю даже отдаленно не напоминала. Катя — простоватая, грубая, тянучая, как ириска. Эта девушка — цветы, огонь, жизнь. Дешёвое пиво.

Артур сказал:

— Я тоже знаю художника. Он рисовал пейзажи.

— Да у нас весь Питер художников, — сказала Лисичка, — куда ни плюнь — человек-творчество. Хипстота сраная.

— Вы тоже художница? — спросил Артур. Через секунду он понял, что сморозил глупость.

— Нет, я на экономиста учусь.

Она улыбнулась.

Артур упорно пытался развести её на знакомство, пока Дима возился с художником. Но шансов у него было примерно нисколько. Другой мир. Другой уровень. Он чувствовал себя униженным. Он чувствовал своё ничтожество. Его шутки падали, как гнилые яблоки.

Ему повезло.

Он разговорился с Димой. Дима оставил ему свою страницу ВК.

Всё, работа была фактически окончена. Больше Артур не шутил с посетителями и видел всё как сквозь пелену. Внутри бокала осталось темное пятнышко — непонятно даже, откуда взялось. Артур тёр его. Он тёр сначала настойчиво и с силой, а потом подумал:

«Я потрачу полчаса и сотру его, а потом через сорок лет умру. И будет всё равно, вытер я то пятнышко где-то в баре на Черной речке или оставил всё как есть. Ничего не изменится».

И он отложил бокал в сторону.

Вагон метро показался ему невероятно родным. В воздухе висело ощущение вечернего буднего единства, братства возвращавшихся домой. У них у всех была одна цель — достигнуть теплой квартиры, ужина и вай-фая. Артур прислонился к холодному стеклу, и рядом встала пожилая женщина. Через секунду он обнаружил, что по его ноге что-то течет. Он глянул вниз и увидел, что пакет в руке старухи порван, и на его штанину бежит тонкой струйкой молоко. Молоко аккуратно обогнуло шрам на икре. Шрам-то неплохой. Боевой. Заработал, когда с парнями дрался в родном городе. Вот это драка была! Вроде, даже ментов вызвали, хотя он помнил это довольно смутно. Слишком много алкоголя на душу населения пришлось в тот вечер.

Он вышел из метро, и все люди, которые шли навстречу, превратились в огромную тёмную волну. В этой тёмной волне абсолютно точно не было рыжих волос. Артур дошел до своего дворика, сел на скамейку и закурил, не желая заходить в жилище. В наушниках тлела легкая мелодия с глухим и мягким битом. Во дворе, кроме него, были еще девочка и мальчик лет шести. Они по очереди пытались залезть на разноцветную, облезшую краской лесенку, и спихивали друг друга.

Его слегка тошнило. Артур поднялся, выбросил бычок, добрел до ближайшего продуктового, купил бутылку дешевой водки, и только после этого решился войти в парадную. В комнате было так же грязно и завалено, как он и оставил с утра. В углу валялась уничтоженная дядей Мишей бутылка. Артур захотел было прибраться, но вместо этого сделал пару глотков и пошел на кухню закусить хлебом с сыром. Он открыл ноутбук и прочитал сообщение от Димы:

Спасибо ещё раз за…

И дальше какая-то чушь. Артур нашел в друзьях у Димы Лисичку. Её звали Лера Синицына. Вот смешное имя. Он боялся её. И её имени.
Их разделяла огромная пропасть.

Он попробовал посмотреть её интересы — сплошь какие-то авторы.

Через несколько часов и стопок водки Артур спустился к дяде Мише и попросил книжек.

— Книжек? — заспанный дядя Миша был не на шутку встревожен, — вот тебе понадобилось посредь ночи… А, чую! Спирт опять затариваешь? Ну пошли, угостишь, а я тебе книженцию притараню…

Книжки дядя Миша положил лицевой стороной вниз на стол Артура и поставил сверху бутылку.

— Допьем — покажу! — торжественно пообещал он.

Зазвенели рюмки.

Наутро оказалось, что это всё русские классики — Достоевский, Булгаков, Тургенев. Артур посмел притронуться только к Тургеневу. В его голове заскрипели ржавые шестерни. Эта работа была тяжелее всей недели в баре, но копна рыжих волос ласково горела в конце каждой строки.