pedagog

Вы действительно хотите узнать, как это делается? Процесс обучения — довольно непростая штука... Но, дело, конечно не в этом. О, даже не пытайтесь меня переубедить. Я знаю, чего Вы хотите: хотите похабных историй, хотите веселья, хотите чего угодно — только не читать про скучный быт простого провинциального учителя. Вам нужно что-то простое, не содержащее какой-то морали и пищи для размышления.
	И, о чудо! Я готов дать вам это. Но только если вы согласитеся прочитать эту повесть от начала и до конца. Свои мнения вы можете засунуть себе в задний проход и провернуть пару раз. Мне будет уже глубоко насрать на это, потому что к моменту прочтения этой "Эпопеи ублюдка" я буду уже мертв. Считайте это предсмертной запиской конченного человека.
Ну что, поехали!
1.
Отношения.
	Еще пару часов назад она скакала на моем члене, впечатавшись свои лбом в мое лицо, терлась, едва не ломая мою переносицу и рычала:
	— Я СВЕРХУ, УБЛЮДОК! Я, БЛЯ СВЕРХУ! ТЫ ПОНЯЛ МЕНЯ? Я, СУКА, СВЕРХУ!
	А теперь она, как ни в чем не бывало, складывает документы и файлы в аккуратненькую папочку с надписью "Внеклассная деятельность". Я еще даже глаза разлепить не успел, а она уже оделась и собирается на работу. Юбка-карандаш выгодно подчеркивает сильные стороны Анжеллы. Мой друг начинает шевелиться под одеялом, словно пытается приподняться и рассмотреть ее филейную часть получше.
	— Времени сколько?
	Черт, я и не знал, что алкоголь может так сильно изменить голос с утра. Сейчас я, наверное, просто прохрипел что-то невразумительное. Жаль, что я не запомнил этого. Хотя, плевать. Она меня поймет.
	— Без двадцати восемь, — отвечает она, не поворачиваясь.
	— Нормально, — рычу я в ответ.
	Пытаюсь найти на тумбочке пачку сигарет, попутно похлебывая из бутылки остатки шампанского. Приятная влага разливается по моим внутренностям, унося с собой металлический привкус крови во рту.
	Пытаюсь подняться. На удивление, все получается просто, не так, как обычно с похмелья. Чувствуя необычайный подъем, достаю из шкафа рубашку в клеточку с лавровым венком на левом грудном кармашке. Фред Перри, боевая классика! А как на меня смотрят эти "пгавые" семиклассники, когда я в ней прохожу мимо... Бесценно!
	Застегнувшись, надеваю чистые брюки. Вчерашние тоже чистые, не принимайте меня за неопрятного плебея, просто они измялись, пролежав всю ночь на полу. Поднимаю, отряхиваю их. Чувствую что-то в правом заднем кармане. Нащупав там презерватив, достаю его:
	— Анжелл, тут еще один презик остался. Выкидывать жалко, сама понимаешь, добру просто так пропадать не пристало. Давай я тебе может еще разок присуну, перед тяжелым рабочим днем самое то!
	Анжелла резко поворачивается ко мне. Так резко, что до меня доносится запах ее волос. Запах вчерашнего секса. В штанах начинается движуха. Черт, меня что, правда так легко возбудить?!
	— Оставь на вечер, котенок, — отвечает она ласково и с некоторой издевкой.
	Она знает, что я не люблю, когда меня называют котиком, лапулей или еще какой-нибудь ми-ми-ми-хуетой. Конечно, было бы приятнее, если бы ко мне обращались только по имени отчеству. Хотя, и это уже остоебало. Вот "Мой Повелитель" или хотя-бы "Папочка". Хотя, "Папочка" тоже как-то по пидорски. Вот "Повелитель" подходит!
	Я подхожу к ней и обнимаю ее за талию. Она берет со стола мой галстук и завязывает его на мне. На ее лице какая-то бурная смесь брезгливости и похоти. Не удивительно, от меня сейчас пасет хуже чем от синевы на свете.
	Наспех почистив зубы и пригладив непослушные волосы, обуваюсь и мы, рука под руку, выходим в мир. Чувствую себя просто великолепно! Никакого похмелья, никаких проблем. Ничто не омрачает это утро.
	Впереди идут дети. Мы поспешно расходимся в разные стороны. Не нужно портить неокрепшие умы вещами, которых им не понять. Проходя мимо слышу:
	— Здравствуйте, Павел Владимирович!
	Обернувшись, приветливо улыбаюсь и отвечаю:
	— Доброе утро, ребята.
	Эх, дети! Цветы жизни, что ни говори. Прелестные создания, заставляющие меня ненавидеть людей чуточку меньше. Ведь всё то дерьмо, что есть в людях, закладывается в них старшими. Нет никаких причин ненавидеть неокрепших морально детишек. Ненавидеть стоит их родителей и людей вроде меня, то есть учителей.
	Не стоит спорить с этим — все так и есть. Дети как губка — впитывают все дерьмо вокруг, чтобы в конечном итоге вылить его на кого-то другого. И этот другой хоть и отмоется, но осадок останется надолго, возможно даже навсегда. И в следующий раз уже пострадавший выльет скопившуюся грязь на ближнего. И так до бесконечности. Замкнутый круг, ничего не попишешь.
	Свою задачу я вижу в том, чтобы максимально отсрочить данный процесс. Вы могли подумать, что я немного не похож на учителя, который несет светлое, доброе, вечное? Мне плевать. Потом мне еще спасибо скажете, за то, что ваш мандюк не вырос быдлюганом вроде меня.

2.
Понеслась.

	Вхожу в школу, здороваюсь с охранником, Василием Семенычем. Неплохой мужик, веселый. Хотя, у него есть причины для грусти: он не женат — жена давно его покинула, у него рак печени, а денег на лечение нет. Откуда я это знаю? Я же работаю в женском коллективе, черт возьми! Ну, на его месте я бы тоже не грустил. Прожил бы остаток своих дней улыбаясь.
	По корридорам ходит группа незнакомых людей. Родители? Нет, слишком строго одеты. Комиссия? Тоже нет, вот только недавно приходили. Министерство? Бля, я не хочу снова получать. Не, это не министерство, сто процентов. Я же знаю, как они выглядят: смотрят на тебя как на плебея, взглядом показывая, что ты — никто и звать тебя никак. Эти вроде не такие высокомерные, да еще и улыбаются. Ладно, черт с ними. Я сюда пришел детей учить, а не играть в детектива.
	Уже захожу в 112 кабинет с пометкой "Иностранный язык", как слышу три звонка. Совещание, хм. Значит все таки что-то интересное.
	Через минуту я уже сижу на мягком кресле, закинув ногу на ногу и ловлю на себе осуждающий взгляд новенького физика — Дмитрия Сергеевича, хотя назвать его по имени-отчеству у меня язык не повернется. Строит из себя хуй пойми кого, да еще и стучит начальству.
	И вот заходит он! Его величество — Николай Борисыч Норкин, старый хрен, который является директором Гимназии №112. Жиденькие рыжие волосы зализаны набок, чтобы скрыть залысины, маленькие поросячьи глазки бегают по помещению, отмечая присутствующих. И усы, эти блядские усы порноактера из семидесятых! Еле сдерживаю себя, чтобы не засмеяться.
	— Уважаемый коллектив, — начинает наш великий оратор, — сегодня знаменательный день. Ведь именно сегодня про нашу любимую, невероятную и несравненную гимназию начнут снимать документальный фильм!
	Я замечаю, как один из молодых людей, стоящих позади Норкина, презрительно ухмыляется, а девушка, которая, к слову, довольно привлекательна, закатывает глаза. Я отлично их понимаю — никому нет дела ни до гимназии, ни до учителей, ни до образования. Им просто заплатили, как и всегда. Деньги решают все, и я очень жалею, о том, что когда-то забил здоровенный болт на этот факт.
	— Это очень серьезная ступень для нашего учебного заведения, и я очень надеюсь на то, что мы с вами, объединившись, сумеем на нее подняться!
	Это да! Объединиться бы нам не помешало. А еще не помешало бы вышвырнуть добрую половину преподавательского состава, уступив дорогу молодым и амбициозным специалистам, вроде меня. Хотя, какие к черту могут быть амбиции у педагога?
	— Кроме того, с этого дня у нас так же произойдут большие перемены. Екатерина Юрьевна, будьте добры, расскажите об этом подробнее.
	"У нас так же произойдут большие перемены". Почему говорит он, а стыдно мне?
	Из-за спин телевизионщиков вразвалку выбирается жабоподобное существо в солнцезащитных очках. Я, конечно, многого не знаю, но думаю, что человека должен хоть как-то волновать его внешний вид. Особенно женщину. В любом возрасте, независимо даже от классовой принадлежности, можно выглядеть достойно. Хотя, со всем этим боди-позитивом и прочей феминистской херней женщины совсем потеряли свое истинное лицо.
	— Уважаемые педагоги, — начинает она гнусявым голосом и ее рот расползается в неком подобии улыбки, — я, как представитель ГорОНО, буду пристально наблюдать за всеми вашими действиями. Меня зовут Екатерина Юрьевна Кашкина, и с сегодняшнего дня я являюсь официальным тьютором этой гимназии.
	Оп-оп-оп. Павел Владимирович, да вы серьезно попали. Теперь надо будет немного изменить ваши методы преподавания. Эта жаба сто процентов любит доебываться до молодых, и я ставлю что угодно на то, что она не видит ни во мне, ни в любом другом молодом преподе личность.
	Норкин продолжает говорить, эта старая брухля иногда вставляет свое слово, а мне похуй. Мои мысли сейчас где-то далеко, за океаном, в ирландском пабе. Жаль, что только мысли. Жаль, что без меня.

3.
Одиночество.
	Лежу на двуспальной кровати. Один. От осознания этого на душе становится как-то мерзко и холодно. Кровать унижает своего хозяина в собственном доме, подумать только. На мониторе ноутбука очередной второсортный русский сериал про ментов. Не поймите меня неправильно, но мне доставляет особое удовольствие смотреть всякий подобный треш. Тем более, что под водку он заходит на ура, как будто так и задумано.
	В одной руке у меня бутылка "Зеленой марки", во второй — бутылка Кока-Колы. Да, я знаю, что Кола это очень вредный напиток, но куда тут деваться? Приходится жертвовать своим здоровьем ради алкоголя.
	Проклятье. Моя миссис сегодня не пришла. Не придет и завтра. И все из-за этой старой пизды!
	"С этого дня вы будете присылать мне по почте отчеты о проделанной в течение дня работе! И никаких возражений!"
	Слабохарактерный Норкин с радостью поддержал эту инициативу. Хотя это же АБСОЛЮТНО, СУКА, БЕСПОЛЕЗНО! Я уже, блять, забыл, как отправлять что-либо по мэйлу! Я, человек, который родился в 92 году! А как быть, например, старым преподавателям? Хотя, хуй с ними. Возможно в этой инициативе и есть что-то хорошее. Что если она просто хочет очистить школу от пережитков прошлого и привнести нечто новое? Хм, возможно я и ошибся на счет нее.
	Да черта с два! Она сама такая же старая пизда, куда ей до таких логических цепочек?
	Гнев смешивается с одиночеством. Я вытираю пот со лба и встаю, дабы приоткрыть окно. Открыв его, убавляю звук на ноутбуке и перемещаюсь на табуретку. Закурив, начинаю слушать крики алкашей, бухающих на лавке рядом с подъездом.
	Алкаши. Люди, которые потеряли человеческий облик. Можете меня критиковать, но алкоголик и алкаш — совершенно разные вещи. Алкаш — это уже не человек. Это животное, предавшееся замененным инстинктам. Есть-срать-ебаться-спать. Только место еды в этой цепочке заменяет потребность в состоянии алкогольного опьянения. Почему я говорю о состоянии, а не об алкоголе? Потому что им уже все равно, как достичь этого. Им все равно что пить, чтобы испытывать это снова и снова. Им уже просто все равно. Вот таких существ я называю алкашами.
	Алкоголик же — существо гораздо более возвышенное. Я сам считаю себя алкоголиком и ни капли этого ни стыжусь. Если для алкаша напиться — это что-то естественное, то для меня, как для алкоголика — это ритуал, нечто интимное. Когда ты пьешь с кем-то, ты достигаешь с ним единства не только в материальном, но и в духовном плане. Когда ты пьешь с человеком, который тебе близок, между вами уже нет каких-либо преград, вы как-будто переноситесь в другой мир, в котором есть только вы, алкоголь и вседозволенность.
	Почему я вообще думаю об этом сейчас?
	Смотрю на пустую бутылку водки под ногами и наполовину полную полторашку Колы. Что же со мной делает это проклятое одиночество?
	Включаю музыку, закрываю глаза. Завтра изменится все.