29 days later

29 дней спустя

Не стало еды. Интернет пропадает. Телевидение уже давно забыто. Ещё немного и всё подойдёт к концу. Закончится так же быстро, как началось.
23-го февраля это было. 2014-го. Была олимпиада. Закрытие олимпиады. Шоу, фейерверки, плачущий медведь и вот это всё. Первый тревожный звоночек: тогда Оно проснулось. В каждом из нас, даже в самых непрошибаемых. Несравнимое ни с чем чувство: будто кто-то поселился у вас в голове и принялся там хозяйничать. Хотя кому я объясняю.
Я обратился к врачу, и слава богу, что я обратился к врачу. Он был еврей, и его звали Фриман. Огромный мужчина лет тридцати пяти с зачёсанными назад волосами, в очках с роговой оправой. Он поставил меня на учёт и прописал лекарство, которое я так и не принял. Тупой, бестолковый идиот.
Потом был кипиш про Полуостров. Нас, студентов, тогда созвали на митинг в центре города, на который мы были обязаны прийти по собственному желанию. Митинг в поддержку жителей Полуострова, или вроде того. Я тогда всё пропустил, и, возможно, это меня спасло. Отчасти.
16-го марта был новый, более мощный импульс того, о чём я говорил вначале. Это чувство кукловода в голове – так я это назвал. Врач же, когда я вновь пришёл к нему, написал в моей карточке более заумную дефиницию. По нему было видно, что его это тоже коснулось: он как-то сжался весь, волосы уже не были так аккуратно уложены, а очки были сбиты на кончик носа. Не удивившись моим жалобам, он дал мне простую, как репа, рекомендацию, которой я пренебрёг. И это чуть не стоило мне жизни.
И тогда, спустя пару дней, был третий импульс: заключительный и самый мощный. Мне он чуть голову не разорвал. Знаю, что большинство из ныне живущих и сохранивших способность читать не застали третью волну. Спрятались где-то, или просто по счастливому случаю пропустили мимо глаз и ушей. Я вот не пропустил, и на какой-то отрезок времени стал одним из Них. Отсюда и моя манера письма: прерывистая и пресная, за что хочу сердечно извиниться перед тобой, мой возможный читатель.
 Из того времени, когда я был одним из Них, мне мало что запомнилось, да и промежуток был не большой. Помню, на следующий день после третьего импульса была пара экологии, которую преподаватель начал с того, что поздравил нас с праздником.
- С каким? – недоумевала непосвящённая часть аудитории.
- Полуостров! – гаркнул я.
- Правильно! – ответил преподаватель, и его правая рука сама вскинулась, изобразив известный салютующий жест.
Тема дня была задана, и во время перерыва между парами я горячо рассказывал приятелю про недавнюю речь Президента и её великолепие. Вероятно, что-то было не так в моём рассказе, потому что приятель, выпучив глаза, перебил меня:
- Ты чё? Чё ты несёшь? Чё с тобой? Ты чё, ёлки-палки?
Хвала ему, не дожившему до сегодняшнего дня! После его слов я будто из комы вышел. Стало ясно, что на какое-то время я полностью потерял контроль над телом и мыслями. И я испугался. К доктору! Срочно к доктору!
Некогда громадный мужчина, похожий на великана, теперь выглядел высохшим и жалким. Он сидел, локтями упёршись в свой стол и обхвативши руками голову с взъерошенными каштановыми волосами. Рядом с ним стояла полная, ещё не распечатанная бутылка водки и гранёный стакан.
- Извините, я вас не послушал. Я смотрел Президента, и теперь мне хуже. Хуже с каждой секундой, - начал я.
- Ага. Знаю, - отрешённо ответил он, не поднимая головы, - Выгляни в окно. Всем хуже. Хуже с каждой секундой.
Я обошёл рабочее место доктора и выглянул в окно, которое выходило на проезжую часть. По тротуару шла орда людей. Выглядели они странно: руки вытянуты, языки наружу, глаза закатаны, а головы запрокинуты назад. Они издавали звуки. Я окаменел.
Потом кто-то из толпы заметил меня в окне. Вслед за ним заметили и остальные. И вот уже вся эта толпа смотрела на меня.
- Гордишься? – промычал тот, что стоял впереди.
- Люблю. Но любовь свою стараюсь сдерживать, не позволяя ей превратиться в нечто уродливое и разрушительное, вроде гордыни, способной в одночасье затуманить, опьянить, ослепить рассудок и одержать прискорбную победу над трезвостью мысли, без которой человек рискует обратиться в агрессивную машину, движимую идеологической чепухой навстречу духовной гибели.
На пару секунд воздух сковала холодная тишина.
- Зззземлефоб! – прорычал некто из толпы, скривившись в зверином оскале. Остальные подхватили, и улица наполнилась гулом. Толпа подалась в сторону главного входа в больницу. Я бросился к двери кабинета и закрыл её на замочек.
- И что теперь делать? – спросил я.
- Ничего мы не можем сделать, - ответил доктор.
- Должно же быть какое-то лекарство!
- Поздно. Ты, парень, беги, прячься и борись. А я свой выбор уже сделал.
Доктор повернул голову и посмотрел на бутылку водки. Затем открыл её и плеснул немного в стакан.
- Не нужно! – сказал я.
- Либо так, либо смерть, - ответил он,  - Беги, они уже у двери.
Снаружи стали слышны шаркающие шаги, рычание и стук кулаков. Я смотрел на доктора. Доктор смотрел на стакан.
Я кинулся к окну, открыл его и выбрался на улицу. Доктор, смахнув слёзы с глаз, поднял стакан. Последнее, что я слышал – это глухой хлопок, с которым стакан упал на стол. Он накатил.
А я бежал. Бежал через охваченный пандемией город, через наводнённые толпами улицы, уворачиваясь от когтей и зубов. Я искал укрытие, но куда бы я ни шёл – всюду были Они. В конце концов, я нашёл заброшенное одноэтажное здание с заколоченными окнами, забрался в него и решил, что останусь там на ночь.
Сегодня 17-ое апреля 2014-го года. Я до сих пор нахожусь в том здании, служившем мне убежищем на протяжении всех 29-ти дней. Я не единожды предпринимал вылазки за продуктами и даже находил других выживших, но рано или поздно они либо сдавались, либо растерзывались Ими. Иногда мне тоже хочется стать одним из них, чтобы всё побыстрее закончилось, но я борюсь.
 Говорят, эпидемия распространилась на соседний континент, на Ту Страну, и что грядёт битва между Ими из Той Страны и из Этой, и что эта битва будет концом всему, и что спасения нет. Говорят также, что кому-то в лабораторных условиях удалось воссоздать Zdraviy Smisl – сыворотку, которая способна всё остановить, и что нужно лишь научить Их её употреблять, и что так мы спасёмся. И обретём шанс начать всё заново.