unly

-	Да в гробу я видал и ваш уклад пионерский, и ваш товарищеский суд! – Рявкнул я, хлопнув дверью так, что задрожали удерживаемые тонкими гвоздиками стекла в двери.

У домика в шезлонге уже полулежала Ульяна, сейчас посмотревшая на меня с неприкрытым уважением. Она даже открыла была рот для того, чтобы что-то сказать, но я её опредил:
- Молодая. Потеряйся.

Она хотела что-то сказать, но я невежливо оставил её за спиной и пошёл туда, куда уже третий день сами вели ноги.
Блядь, я не знаю, что я ей скажу. Я пришёл к тебе с приветом, с вискарём и пистолетом?  Знаешь, я последнее время могу думать только об одном? Как далеко она меня пошлёт, интересно?

Мику грелась в лучах заходящего солнышка, и проводила меня взглядом, уже не пытаясь подойти – хватило и одного раза. Пришлось обходить домик по периметру – и в удивлении остановиться: привычного стекла в дверях не было, вместо этого голые рамы были забраны ставнями из толстой фанеры, а вместо привычных парных ручек на дверях, там не было абсолютно ничего – просто ровная голая поверхность.
Что ж. Иногда вежливость – самая лучшая политика. Деревянные перекладины скрипнули под ногами, фанера отозвалась звонким эхом на касание костяшками. И только тогда вдруг пришло в голову, что хозяев вполне может не оказаться дома, и мой спонтанный визит… Дверь распахнулась за долю секунды до того, как я решил постучаться во второй раз.
В проёме показалась Алёна. И ничто, не выдавало в ней ту девочку, что несколько часов назад чуть было не надавала мне по морде за то лишь, что я не сумел внятно объяснить… Где же вся эта недобрая прищуренность, подрагивающее в тике веко, темнеющие до грозового оттенка глаза? Она была одета в обычную пионерскую форму, правда, в этот раз пренебрегла галстуком, да и заколки свои где-то разбросала. Так непривычно было её видеть без её обычных хвостиков.
Да и без привычной «кошачьей» улыбочки, если уж на то пошло.
- Семён. – Серьёзно сказала она, глядя на меня снизу вверх.
- Алёна.
- Зачем ты пришёл?
Что в такой ситуации может считаться правильным ответом?
Я соскучился? За полчаса?
Я искал тебя?  А сумею ли я это внятно произнести?
- Я пришёл… К тебе. Если ты не против.
- Да сколько угодно. Я тут одна сижу целыми днями, а здесь ко мне приходит храбрый лыцарь, спаситель Шуриков и заслуженный деятель всея СССР. – Она неприкрыто издевалась, но посторонилась, пропуская мимо.
Дверь захлопнулась за спиной.

- Располагайся как дома, но не забывай, что ты в гостях. Чаю не предлагаю, зато могу предложить водки. Ты пьёшь водку?
- Что?!
Комнатка Алёны ничем не отличалась от аналогичной в домике Лены или Слави: помещение под полукруглым потолком с внешней проводкой, индивидуальной розеткой над каждой кроватью, несколько навесных полочек с запасными комплектами формы и полотенцами, купальные принадлежности, в беспорядке разбросанные на тумбочке, и початая коробка кефира на столе. Исключая то, что девочка проживала здесь одна, это было самое обычное и ничем не примечательное девичье жилище.

На полочке в изголовье стоит несколько книжек – но это совершенно не то, что стала бы читать, например, Лена – труды Ницше, прикладное руководство по НЛП, способы выживания в экстремальных условиях – довольно тяжело было представить всё это вместе, а уж тем более, то, во что это превращалось в голове Алёны. Под кроватью плоский чемодан с минимумом вещей – Алёна явно не собиралась изображать из себя модницу в местных кулуарах. И атмосфера… Странная, нежилая.
- Устраивайся, не стесняйся. – Она зацепила ногой табурет и уселась на тот по диагонали, широко раздвинув ноги и опираясь скрещенными ладонями об угол. – И, может, уже поведаешь, зачем пришёл?
Логика её оставалось вне пределов моего понимания, поэтому я решил не давить и на всякий случай не стал переспрашивать насчёт водки.
- Так ты пьёшь или нет?
Она толкнула ногой что-то под столом, и я расслышал стеклянный стук, какой может издать только полная бутылка.
- Меня что-то совершенно не забирает, - разочарованно вздохнула она, доставая из-под стола бутылку «Столичной» и, заученным движением, дёрнув прямой ладонью, поймала крышку, сделала глоток… Меня аж перекосило от явственно появившегося вкуса спиртного на языке.
- Где ты взяла водку, Алёна?!
- Тебе-то какая разница? Где взяла, там больше нет. О, - кажется, она неверно истолковала моё беспокойство. – Я оставлю тебе ровно половину. Тебе хватит. Обещаю.
Она сделала ещё один глоток – огромный, до слёз, выступивших на глазах.
- Или не оставлю. – Задумчиво произнесла она, поболтав бутылкой с оставшейся прозрачной жидкостью. – И вообще, зачем тебе пить? Давай лучше сову смотреть.
- Ты пьяна. – Я сделала попытку подойти и отнять бутылку, но Алёна с удивившим меня проворством отскочила, как-то вывернулась под протянутой рукой. Только что не зашипела рассерженной кошкой.
- Я-ик… Стекла как трезвышко. – Заявила она с очаровательной непосредственностью, какая бывает только у окончательно окосевшей мамзели шестнадцати лет.
- Ты можешь объяснить, что произошло у умывальников? – Я перестал пытаться утихомирить её или отнять спиртное и сосредоточился на том, зачем пришёл сюда.
- Небольшое-ик… Семейное… Воссоединение. Если хочешь. А хочешь?
- Не хочу. Ты же Лену всеми силами от себя берегла. Что изменилось?

В сапфировых глазах блеснула искорка изумления.
- Надо же, первому тормозу в лагере приходит в голову то, над чем билась вся королевская рать. – Её глаза увлажнились, но она безжалостно не прятала их, заставляя меня смотреть на то, как по щекам торят дорожки две солёные капли. – Как тебе такое в голову пришло, расскажи, а?
Табуретка грохнула, когда Алёна встала и переступила через несчастный предмет мебели, небрежно отшвырнув его ногой в сторону.
- Откуда ты такой умный взялся на мою голову? – Она сделала шажок в мою сторону, вынуждая опасливо отодвинуться на кровати к стенке. – А?
Мне вдруг пришло в голову, что её «не забирает», было чистой воды форсом перед мальчиком. Которому захотелось понравиться или как-то удивить. Пришедшее в голову откровение сквознячком стекло между лопатками, вынуждая поёжиться. А тут ещё и она сделала очередной шажок.
- Может, перестанешь пить и ляжешь поспать? – Поинтересовался я.

Ну! А теперь наша старая как мир игра – я что-то говорю, Алёна очаровательно прикусывает губку и говорит что шиш я её заставлю. А потом, выклянчив у меня очередное обещание, всё же делает как я прошу. Третий день в эту игру играем, до сих пор не надоело.
Но вместо этого Алёна как-то потемнела, верхняя губа над клыком ощутимо поползла вверх в рефлекторном оскале, и враз пересохшие глаза припечатали к месту, где я сидел.
- Может, я сама решу, что мне делать? – Она попыталась сделать ещё один глоток, но я уже поднялся и, действуя вежливо и непреклонно, забрал и бутылку, и крышку и, закрыв спиртное, поставил на старое место под столом. Разогнулся, выпрямился… Выдохнул.

Она стояла слишком близко. Никогда так близко не подпускала к себе, а тут сама подошла.  Стояла и изучала меня бесстрастно и с чуть затаённым ожиданием. А я внимательно рассматривал и глубоко запавшие глаза и искусанную нижнюю губу – Виола говорила, что Алёну не то мучает бессонница, не то какие-то повторяющиеся кошмары, но за то время, что она отдыхает здесь, она не поспала и трёх часов кряду. Я старался не заглядывать ей в глаза – ведь в глаза хищников лучше не смотреть, иначе они сочтут тебя агрессором. Даже если этот хищник просто девочка шестнадцати лет, измотанная непониманием окружающих и никак не успокаивающимся прошлым.
Осталось только подобрать правильные слова. Такие, что превратят повисшее молчание в тёплый вечер с привычной мне улыбчивой Алёной, где всё на месте, всё правильно и Так Как Надо.
- Алёна, я, конечно, не в курсе всей твоей истории, но держась в стороне ото всех и не позволяя себе спать, ты только измотаешь себя и сделаешь себе только хуже.
- Хуже?
Она не поменялась в лице, и я с трудом отгонял ощущение, что разговариваю с зеркалом. Я в неё злостью – она злостью. Я в неё смехом – она смехом. Я в неё отчаянием… А она молчит.
И отчаянно хочется вытащить из неё хоть что-то человеческое! Собственное! Не просто отражение того, что дают окружающие. Неужели она сама по себе ничего не чувствует?
-  Да. Я понимаю, что ты чувствуешь, и…
- Ах, понимаешь?
Я не успел испугаться. Хотя должен бы – ведь с таким выражением лица обычно бьют по самому больному, со всей силы, коленкой. Она оказалась рядом, чем я успех выдохнуть и…
Её губы замерли в миллиметре от моих и нежно-нежно коснулись воздуха рядом. Согревая, электризуя… Заставляя сделать шаг назад. И снова оказаться рядом, обвивая  руками шею, до боли дёргая пальцы, запущенные в волосы, на расстоянии выдоха. А потом была кровать, толкнувшая под колени, опрокинувшая назад – так, что я чуть было не стукнула затылком о стенку – на кровать, придавив сверху хохочущей Алёной.
- Что ты творишь, психопатка? – Пользуясь выдавшейся передышкой спросил я.
- Просто. Заткнись. Я никогда и ни с кем этого не делала, и мне интересно, как много наврали в книжках, так любимых моей дурочкой-сестрой.
Меня покоробило от её насквозь утилитарного отношения, но она уже нашла нужную точку где-то под ухом, и я стиснул зубы от прострелившего по всему телу удовольствия.  И ещё. Ещё. До боли прикусывая мочку уха, выдавая несколько тысяч вольт прямо в позвоночник.
Как меня, оказывается, легко употребить. Даже девочке, которая мне даже не нравится!
А не нравится ли?
- Чего не делала?
- Не доила корову, дурашка. – Она расхохоталась, коснувшись холодными пальцами моих губ.
- Я знаю, что я тебе не нравлюсь. Можешь даже не изображать неземную страсть. Но знаешь, что я поняла за год тренировок?  - Холёные ногти царапнули кожу на рёбрах под рубашкой, срывая с губ нечаянный стон. Что тело – это машина. И нажимая правильные кнопки, - её правая ладонь скользнула мне за спину. – Можно заставить делать его нужные вещи.

Она наблюдала за моими реакциями с жадным любопытством естествоиспытателя.
- Конечно, можно спросить – зачем мне это.
- И зачем же? – Я попытался как мог мягко выбраться из её рук, но вместо этого получил ещё один толчок в грудь.
- Лежи уж. – Она больно опёрлась локтями мне на грудь, так, что наши глаза оказались на одном уровне. – Дать залезть себе под юбку или дать залезть себе в голову – по мне, так одинаково интимный процесс, как считаешь?
- Но я не…
- И именно потому, что ты «не», ты припёрся ко мне в домик и сейчас думаешь, что я от тебя потребую, когда всё закончится? Да расслабься ты. Ничего не потребую. Вижу же, что тебе плевать на всех, кроме самого себя.
- А потому давай сыграем в правду или желание. Только с чуточку изменёнными правилами. Если я захочу отвечать на вопрос – я отвечу, если не захочу – я совру, но на следующий вопрос отвечу честно. А если не смогу… Что ж, награда ждёт своего героя. И с тобой то же самое. Нравится?
- Нет. – Честно ответил я.
- Я знала, что ты так скажешь. Струсил?
- Что?! Я?!
- Тогда задавай свой вопрос. – Алёна, наконец, убрала локти с моей груди. Правда, теперь она вернули руки мне на шею, оказавшись непозволительно близко, лишая меня и без того небольшого запаса спокойствия.
- Да не буду я… - Её губы снова коснулись воздуха рядом с моими губами так, что я почти почувствовал касание.
- Вопрос. – Выдохнула она.
- Э… - Мозг буксовал, и на помощь пришли шаблоны. – Как твои дела вообще?
Логично. Я же за этим сюда и пришёл. Я беспокоился – теперь-то уже можно себе признаться.
Алёна поморщилась:
- Как сажа. Тебе ведь плевать на мои дела, что ты на самом деле хочешь спросить?
- Ничего мне не плевать. Просто хочу узнать, как ты себя чувствуешь.
- О. – Она улыбнулась. – Я здорова, если тебя это и правда интересует.  Мой вопрос – у тебя было что-нибудь с моей сестрой?
И как на это отвечать? И вообще, откуда она знает? Перед глазами мелькнула сценка у медпункта, потом погоня к реке, танец у пристани – только наш, личный.
- Откуда ты знаешь?
- Отвечай на вопрос.
Отвечать не хотелось. Очень не хотелось. Но коснуться кривящихся в надменной усмешке губ просто не моглось.
- Не было.
- Ты лжёшь. Наводящий вопрос.
- Я не лгу!
- У тебя дёрнулся уголок глаза, участилось дыхание и взгляд потерял фокус. Ты лжёшь. У вас было что-нибудь серьёзнее, чем подержаться за ручку?
- Нет, не было. – Я замер, ожидая, что меня сейчас опять поймают на лжи.
- Твоя взяла. Ответ принимается. Твой вопрос.
- Почему вы не общаетесь с Леной?
Злосчастный миллиметр был пройден. Её губы были сухими и прохладными. Безликий поцелуй безликой девочки.
- Мой черёд. Тебе нравится Лена?
Единожды пройденный путь легко становился торной тропой – хотя мне и не очень удобно было подниматься, придавленному тушкой девочки. В отличие от неё, у меня это было ещё и неловко, с перенапряжёнными губами.
- Теперь я. Откуда ты пришла той ночью, что водила меня в клуб пить чай?
- Из старой лаборатории. Ты следил за мной?
- Что? Нет.
- Ты лжёшь.
- Но я не… - В её глазах мелькнули грозовые всполохи, и я понял, что оказался полностью во власти этой себе на уме девочки. – Да просто там шорохи в кустах были, и я на шум пошёл, а там ты, заплаканная. Почему ты плакала?
Вместо ответа она укусила меня за нижнюю губу.
- Что ты чувствуешь, лежа подо мной, целуя – сестру девушки, в которую влюблён? Девушки, которая доверяет тебе настолько, что готова идти ночью за тобой непонятно куда и делать там то, что ты хочешь.

Гроза в сапфировых глаза разыгралась не на шутку. Похоже, Алёна всерьёз завелась – но не в смысле возбуждения, а, скорее, в преддверии катарсиса. Ключевой вопрос, момент, ради которого всё затевалось. Проверка на вшивость, или…?
Кажется, она поняла, что бесполезно взывать к моей совести и просто поставила меня на место Лены. Я вдруг воочию узрил, как она так же лежит на кровати, а на ней сверху устроился кто-то без лица, осклабившийся самой мерзкой ухмылочкой, без сомнений срывающий с губ поцелуй.
И от того, так горько и противно к самому себе стало, что в какой-то момент лёгкие просто переполнились горечью и исторгли её из себя – я поймал её руки и, сжав, притиснул к себе, целуя грубо, с намерением причинить боль. С намерением дать понять, что уж я-то… Я-то.
Она глупо хихикнула, и её временная абсолютная трезвость куда-то пропала. Неловко дёрнув ногой, задела стол, и от удара на столе подпрыгнул портативный магнитофон, самостоятельно включился…
- Если кто-то слушает эту запись, значит, дела пошли ещё хуже, чем обычно, и меня, наконец, прикончила очередная ситуация, куда я сунула свой нос.

Моё имя - Тихонова Алёна. Данная запись относится к “чёрному ящику” и должна быть уничтожена в случае успешного завершения задания, либо передана вышестоящему руководству в случае, если будет снята с моего тела.
Я родилась в 1973-м году, шестнадцать лет назад, четырнадцать из которых занималась укреплением собственного разума, и два - тела. Мой генокод вычищен от любых примесей, наделяет меня иссиня-чёрными волосами, тёмно-голубой радужкой и идеально сформированным под решение любых задач телом, демонстрирующим показатели, превышающие аналогичные показатели у тестовой группы моего возраста.

Моя основная задача - выжить.
Алёна дёрнула ногой, и техника улетела в стену, судя по звуку, зажевав плёнку, заткнувшись.
- Не жалко? – Спросил я, всеми силами стараясь не думать о том, что боль, кажется, только распалила нас обоих, и между нами ни миллиметра пространства, и всего по одному слою одежды.
- Нисколько. – Она пьяно улыбнулась. – Всё равно партия новый купит! Партия всёёё купит.  Ещё бы… их… Купила мне машину времени. И на три года назад.
Кажется, она оставила свои планы в моём отношении, как любой другой захмелевший человек, резко переключившись  с внешних проблем на внешние.
- Я бы и сам не отказался от машины времени.
- Знаю. У тебя на лице написаны упущенные возможности. – Алёна легонько коснулось языком моей губы. – Больно укусила, да?
- Спрашиваешь.
- Прости. Не надо было глупых вопросов задавать.
- Ты сама сказала, что в голову влезть, что под юбку, одинаково нескромно.
- А тебе так хотелось моих настоящих эмоций. Получил? Наелся?
- Досыта, - ответил я.
- Понравилось?
- Не знаю.
- А так? – Она снова использовала свой запрещённый приём с шее.
- Ой, бррр… Ну…
- А так? – На мочке сомнулись острые зубки.
- Перестань!
- А так? – Застёжка ремня зашуршала, отстегиваясь, пропуская под собой нескромную ладонь.
- Алёна!
- А так? – Она несильно сжала в кулачке то, до чего добралась.
Я застонал, но как-то неубедительно.