Не специально это как-то все получалось, но несколько дней подряд они, так или иначе, оказывались возле дохлой собаки и смотрели на нее, и соревновались, кто ближе подойдет, кто дольше выдержит этот приторный запах, похожий на запах эфира, смешанный с запахом как бы горелой шерсти и обугленного мяса (причем сама собака была целая - не горелая, но пахла так, будто природа продолжала готовить ее на медленном огне и уже основательно передержала).

У одного из мальчиков во рту все время была большая пуговица с четырьмя маленькими отверстиями, утопленными в гладком углублении среди толстящейся пуговичной пластмассы . Когда мальчик был дома, он с силой давил на эти отверстия языком, а потом смотрел в зеркало шкафа – на языке оставался отпечаток, похожий на четыре точки домино или четыре точки кубика от настольной игры.

У другого из мальчиков подбородок всегда был слегка грязен, потому что, находясь на улице, он ел всякую растительность. Цветы клевера ели и другие дети, как ели и кислицу, но у этого мальчика в ход шло то, к чему остальные и не думали притрагиваться. Он пожирал молодые побеги сосен, хвою елок, жевал метелки растущей придорожной травы, цветы и листья акации, лебеду. Он морщился и ел полынь, грыз еловые и сосновые шишки. Никто из его друзей уже не замечал того, что он делает, только изредка, словно опомнившись, принимались над ним насмехаться, но это его не останавливало. Однажды возникла в разговоре между детьми тема лечения алоэ, которым кормили при простуде, прикладывали к ранам, никому не нравился вкус алоэ. Когда этот вегетарианский мальчик признался, что объел у бабушки несколько горшков, макая ветки алоэ в сахар, все только поморщились и ничего не сказали.

Третий мальчик везде таскался со своим велосипедом – тяжеленной «Камой», которую с самого утра волок с пятого этажа. «Кама» громыхала всеми своими велосипедными суставами, заднее колесо ее как-то особенно бодро распрыгивалось к концу каждого лестничного пролета, так что большого труда стоило и удержать велосипед и не упасть самому. Велосипедный звонок давно уже не звонил, а издавал только некий хрип, как старый будильник, но когда велосипед волокли по ступеням, звонок начинал звучать на одной какой-то очень высокой ноте, пронзавшей весь подъезд сверху донизу. Мальчик оказывался на улице и еще несколько минут приходил в себя после грохота велосипеда и высокой ноты звонка. На обратном пути велосипед вел себя тише, зато становился тем тяжелее, чем выше его поднимали, норовил завалиться на свою сторону и увлечь за собой велосипедиста.

Четвертый в их компании не умел плавать даже по-собачьи. Никто особо не обращал на это внимания, но сам четвертый сильно переживал из-за своего неумения. Воображение четвертого подкидывало ему сцену некоего кораблекрушения, где все выплывают, а он – нет. Чтобы как-то компенсировать свой страх, он везде ходил в солнечных очках матери. Он думал, что так выглядит гораздо круче. Он не смотрел фильм «Кобра», он видел только черно-белую копию киноафиши, что висела над кроватью старшего брата, но все равно проникся брутальностью, которую излучал актер. Уважение к мощи актера было так велико, что он не мог называть его иначе как Сильвестр - громоздящиеся в конце имени актера согласные буквы, последнюю из коих мальчик еще и не выговаривал, внушали некий трепет, передававшийся остальным.

Сначала, когда они только обнаружили собаку, она просто лежала и пахла, красивые мухи, каких никогда не попадалось дома – этакие здоровенные металлические мухи - залетали и вылетали из приоткрытой собачьей пасти. Потом шерсть собаки залоснилась, будто покрытая растительным маслом. Среди травы, среди дневной жары, рядом с этой собакой - кузнечики стрекотали особенно громко. Целый день с собакой ничего не происходило, а потом вдруг она полностью оказалась покрыта толстыми веселыми червячками, и любопытный вегетарианец предложил разбить собаке голову и посмотреть – есть ли червяки внутри ее черепа. Велосипедисту эта идея показалась непривлекательной, поэтому он облевал свои сандалии смесью, в которой косящиеся взгляды его друзей опознали клубнику с молоком; каждый затем посмотрел на велосипедиста с укором - у него дома были ягоды, а он не вынес ни одной и не поделился.

Может, собаке и дали бы дойти до состояния обглоданного скелета, частично покрытого клочками шерсти, но тут по телевизору показали фильм «Белый Бим – черное ухо». Получилось так, что все умудрились его посмотреть, только мальчик с пуговицей бросил просмотр ближе к середине, потому что почувствовал, что ничем хорошим мытарства сеттера не закончатся (он подорвался на нескольких плохих концовках книг о партизанах и как-то уже мог учуять, в какую сторону поворачивает сюжет, кроме того, были еще не очень хорошие примеры из литературы и кинематографа, где собакам отводилась роль погибших друзей, над которыми скорбят: «Оператор С.Р.С», «Ко мне, Мухтар», «Пограничный пес Алый», «Верните Рекса»).

Все вышли на улицу с заплаканными глазами, даже вегетарианец. Палками и руками дети выкопали на поляне небольшую яму, настолько небольшую, что когда заволокли туда за лапы собаку, та не помещалась полностью. Могилу пришлось расширять в сторону головы. Место, где лежала собака несколько дней, было мокрым, с побледневшей, примятой травой и множеством крупных черных жуков. Ослепленные неожиданным солнечным светом, жуки не торопились разбегаться, велосипедист подавил их немного передним колесом велосипеда, но потом ему предложили не валять дурака, а как-нибудь присоединиться к похоронам.

Они постояли зачем-то над глиняным холмиком и повздыхали, не зная, что делать дальше, потом, каким-то образом, до них дошла весть, что в поселковый магазин завезли мороженое. У велосипедиста брякала в кармане мелочь, и всю компанию поволокло к магазинной очереди. Никто не вымыл руки после собаки и земли, разве что вытерли их об траву и одежду, но ни у кого в животе даже не забурчало после облапанной грязными руками еды.

За те дни, что собака лежала на поляне, с каждым из мальчиков произошло что-то интересное, могущее превратить их, живых, в такие же, как собака, крупные куски мяса, объедаемого червями.

Мальчик с пуговицей докрутился перед зеркалом до того, что умудрился вдохнуть пуговицу, и она встала поперек его горла, так что он воочию мог наблюдать, как давится пластмассой, мог видеть панику в глазах зеркального отражения, хотя сам страха не почувствовал, а сосредоточился на вдыхании воздуха через четыре пуговичных дырочки, а потом выкашливании пуговицы наружу. Пуговица ударилась о зеркало, оставив на стекле кляксу слюны, казавшейся более чистой, чем само зеркало.

Вегетарианец все же съел какую-то неудачную траву как раз между тем днем, когда хотел раскроить собаке череп и просмотром «Белого Бима». Половину ночи ему казалось, что у родителей, которые отпаивали его то крепким чаем, то молоком, из голов вылетают невероятной красоты бабочки со светящимися крыльями. Это было тем более волшебно, что периферийное зрение вегетарианца отключилось, да и не только периферийное, даже по краям обычного зрения была чернота, так что вегетарианец смотрел на родителей как бы через телескоп. Родители хотели уже вызывать «Скорую», но тут вегетарианец угомонился, уснул спокойным сном, а на утро чувствовал себя даже лучше обычного.

Велосипедист решил погнаться за «Камазом», или это «Кама», почувствовав земляка, толкнула велосипедиста на погоню. Некоторое время велосипедисту удавалось держаться в хвосте «Камаза», толкая педалями маленькие колесики велосипеда, но потом велосипедист запыхался и вырулил налево, прямо навстречу легковому автомобилю. Лицо водителя было белое, испуганное и злое одновременно, велосипедист успел это увидеть за ту секунду, что они сближались под резиновое трение автомобильных покрышек об асфальт. Велосипедисту хватило предусмотрительности, чтобы объехать тормозящую машину с той стороны, где шофера не было, чтобы шоферу пришлось оббегать машину, если он решит податься в пешую погоню. Машина сбила задний катафот с велосипедного крыла, скользнула еще метра на четыре и застыла. Ноги велосипедиста едва держались на педалях от страха, что шофер может оказаться каким-нибудь знакомым отца, ведь тот разрешал ездить на велосипеде только по двору.

Мальчику в солнечных очках приспичило научиться плавать самостоятельно. Для этого он встал пораньше, доплелся до поселкового пруда, до плотика, где все обычно стирали ковры, угрюмо прыгнул в воду, угрюмо и молчаливо стал тонуть, угрюмо выбрался на берег и больше никогда не заходил в воду, если берег был слишком крут. Он не переживал, что чуть не утонул.

 Через неделю после похорон собаки ему приснилось, что вода, в которую он собирается прыгнуть, блестит, как масляная шерсть мертвого пса. Он проснулся не испуганный, а удивленный тем, как сонная голова умудрилась составить вместе два таких непохожих предмета.