1

I
Я сбиваюсь с мысли и умолкаю. Беру кусок жареного картофеля с подноса и рассеянно тычу им в пластиковую ванночку с соусом перед тем, как отправить в рот. Разжевывая золотистый ломтик, я смотрю в окно. Там стадион, на котором местами, несмотря на конец марта, до сих пор лежит снег. Стадион можно мысленно разделить на две части. Тогда на большей из них окажутся парни, болтающиеся на тренажерах, их цветастые спортивные костюмы сразу бросаются в глаза. Меньшую часть занимает стайка девчонок, которые, наверно, ждут тренера. В своих черно-серых трико и жилетах они сливаются с унылым пейзажем вокруг них.
Повернув голову, я вижу перед собой Лёву, о котором уже успел забыть. Его рот по-младенчески приоткрыт, он ждет, пока я закончу мысль.
- Так о чем я говорил? — спрашиваю я.
- Что-то про то, что нельзя давать слабину, — отвечает он.
- Именно!
Меня тут же охватывает прежнее возбуждение.
- Эти ублюдки, — я тычу пальцем в сторону окна, — ничуть не лучше диких зверей! Единственный закон, который они признают — закон стаи, упади, и они тебя загрызут! Их единственный авторитет — вожак, который держит их в страхе!
Я смотрю в Лёвины глаза, но не нахожу там восхищения, которое видел минуту назад.
- Ты только что это говорил, — говорит он растерянно.
Теперь теряюсь я. О чем же я еще хотел сказать? Я рыскаю глазами по университетской столовой, ищу подсказку в ее гладких и безжизненных стенах. Пара девок у двери копается в своих тарелках, бесцветное панно на дальней стене, замысловатые узоры из плиток на полу, все это не то. Когда я начинаю злиться, случается именно то, что нужно.
- Привет, мальчики, — сладко тянут курицы у двери, когда в столовую заходит Марк с парой приятелей.
Марк, спортсмен под два метра ростом, гордость факультета и бла-бла-бла, и есть тот самый вожак. Именно о нем я хотел поговорить с Лёвой. Точнее о том, что намереваюсь с ним сделать.
- Привет, девчонки, — отвечает Марк. Подсосы рядом с ним мямлят приветствия себе под нос.
Он проводит рукой по ежику светлых волос на голове и спрашивает:
- Как дела, цыпы?
Они дебильно хихикают и, перебивая друг друга, порят какую-то чушь. Я перевожу взгляд с них на Леву и говорю:
- Я хочу избавиться от него.
Лева поворачивает голову, чтобы увидеть, о ком я говорю.
- От Марка? Ты спятил?
- Поможешь мне?
У него пропадает дар речи, и я решаю воспользоваться этим и додавить его.
- Представь, Лёв, больше никаких издевательств! Мы устроим западло, о котором узнают все. Дружки-животные не потерпят слабости вожака и сами его загрызут. Ну как, ты со мной?
Вновь вспыхнувший восторг в его глазах красноречивее любого “да”.
- Но как мы сделаем это? — спрашивает он.
Ответ на этот вопрос прямо сейчас входит в столовую.
- Смотри, — говорю я и киваю в сторону двери.
Лева поворачивает голову и видит Лизу, которая шагает к столику Марка.
- Его подружка? — спрашивает он с недоверием.
Именно. За что Марк любит ее больше — за ноги или грудь — является обыденной темой обсуждения во время перекура как в мужских, так и в женских туалетах университета.
Настала пора рассказать, к чему я его готовлю.
- Ты должен ее склеить. Тихо, тихо, тих…, — я подношу руку к его рту, чтобы заткнуть поток возражений, — не перебивай. Тебе даже не обязательно спать с ней, если не хочешь, просто пообнимайся с ней, чтобы вас заметили.
- Ни за что! Он меня убьет на хрен!
- Он ничего тебе не сделает! Марк муляж, фальшивка, позер, кто угодно, только не лидер! Его подружка это статус, аксессуар, который должен быть с ним, раскрывать его образ вожака. Он защищает этот образ изо всех сил, следовательно и ее тоже. Марк внушает страх, никто и думать не смеет о том, чтобы подкатить к ней. Как только Лизу увидят с другим, он затрещит по швам, каждый захочет урвать от него кусок.
Я перевожу дыхание и смотрю, подействовала ли моя речь. Он хмурит брови, будто серьезно рассуждает над сказанным. Я продолжаю:
- Над ним будут смеяться, тыкать пальцами и кричать вслед. Тебе же будут знать как того, кто отбил девчонку самого Марка! И совершенно неважно, будете ли вы вместе ночь или год, тут важен сам факт!
Я откидываюсь на спинку стула, довольный собой. Макаю еще один ломтик картошки в соус и проглатываю его.
- Мы сделаем это на…
- Почему я? — перебивает меня он.
Совсем забыл. Ничего страшного, я ждал этот вопрос, и ответ у меня готов давно. Я даже тренировался перед зеркалом, чтобы разыграть все достоверно.
- Разве ты сам не догоняешь?
Судя по моей удивленной интонации, он решает, что не догоняет, и мотает головой.
- Она же запала на тебя!
- Чего? Ни за что!
- Ты и правда не замечал?
- Нет, — он бормочет, — да и с чего ты вообще взял?
- Она смотрит на тебя, парень, — я перехожу на шепот. — Более того, она смотрит на тебя, пока Марк рядом. Думаешь, почему я тебе это предлагаю?
Кажется, я пробил стену недоверия, он снова меня слушает.
- Я ничего такого не замечал, — бормочет он.
- Конечно не замечал! — бросаю я. — Готов поспорить, ты и думать о таком не смел, а?
Он вяло кивает.
- Вот именно! А я, как твой друг, подмечаю, что происходит вокруг тебя. Ведь для этого и нужны друзья, правда?
Он расплывается в улыбке и глазеет на Лизу, которая обжимается с Марком позади нас. Последнее, что мне сейчас нужно, это Лиза, жалующаяся Марку, что на нее пялится “тот урод”, поэтому быстро его одергиваю.
- Мы сделаем это на экваторе, после летней сессии.
- Почему тогда?
- Обстановка располагает к знакомству. Ты подойдешь к ней, предложишь выпить, потом мило поболтаете, ну, ты же знаешь, как это происходит?
Он снова кивает, улыбка не сходит с его лица.
- К тому же там куча народа, которая сразу же о вас раструбит. После этого, — я кладу в рот еще одну картофелинку, — Марку конец.
Мы замолкаем и погружаемся каждый в свои мысли. Лева, вероятно, грезит о своем светлом будущем с Лизой, я же думаю о том, какой он кретин. Повестись на то, что он может понравиться девушке Марка, что за нелепость? Лева нужен для того, чтобы сделать Марку еще больнее, опустить его глубже на дно в глазах других. Шутка ли, когда самая гонимая жертва своего мучителя уводит у него подружку, а? Вот и я о том же. Для самого Левы это отличный способ отомстить за все побои и унижения, запирания на ночь в аудиториях и прогулки без штанов по коридорам. Признаюсь, меня самого это жутко забавляло до того мига, как я сам стал жертвой выходки Марка. Всего лишь раз, и он даже вроде как извинился. Но мне хватило и этого, более того, этот случай не забылся как все обычные издевательства, а стал чем-то вроде легенды. Переходя из уст в уста, он обрастал огромным количеством деталей, становясь то комедией, то триллером. Эти мудаки не меняют лишь одного: меня в главной роли. Почти год прошел, а в меня до сих пор иногда тычут пальцем. Я стараюсь видеть в этом напоминание о том, что тупой ублюдок должен поплатиться за содеянное. Видите, в этом отличие меня и олуха на другом краю стола: я ничего не забываю и не прощаю.
Впрочем, если вы взглянете на Леву, вы никак не скажете, что его презирает почти каждый знакомый. Он симпатичный, каштановые волосы кудряшками спадают на лоб, васильковые глаза чуть смущенно смотрят из-под пушистых ресниц, а занятия в бассейне отточили его рельеф и осанку. Если бы Марк был уродом, я бы решил, что он просто завидует внешности Левы, но нет, тупой ублюдок имеет над ним полное превосходство, в том числе и во внешнем виде. Проблема Левы в том, что он слабак, не смеющий дать отпор. С ним Марк вошел во вкус.
Как же Лиза на него клюнет? Об этом я беспокоюсь меньше всего. Сами знаете, женщины есть женщины. Влей побольше сверху, и ее ноги раздвигаются сами собой.
Я снова смотрю в окно. Парни разошлись, и за окном сплошная тоска. Одни девчонки робко перебираются на освободившиеся тренажеры, другие трусят по мерзлому асфальту беговой дорожки, остальные вяло бредут в университет. Меня отвлекает песня на звонке моего телефона.
- Привет, Кира, — говорю я, подняв трубку.
Кира учится моем факультете, и она, пожалуй, единственная, кто не пытался подколоть меня после той истории в анатомичке. Этого достаточно, чтобы не считать ее сукой, в отличие от других девушек. Пожалуй, я даже отношусь к ней с некоторой теплотой, как и она ко мне.
- Хай, Сережа! Не забыл про халат?
- Нет, конечно. Как мне его забрать?
- Я уже ухожу, причаливай к гардеробу, там и встретимся.
- Сейчас спущусь.
Вчера я заляпал халат, а у меня сломалась машинка, так что я попросил Киру об услуге. Это славно, когда есть к кому обратиться за помощью. Я уже собираюсь встать из-за стола, когда замечаю, с каким удивлением на меня смотрит Лева.
- Ты так и не сменил эту песню? То есть, после того…? — спрашивает он.
- Конечно нет, — отвечаю я, — не давать слабину, помнишь?
Он кивает, его глаза опять блестят от восторга.
- Увидимся, — говорю я.
Перед выходом я украдкой смотрю на Марка с Лизой. Они смотрят друг на друга, но в зелени их глаз нет любви. В его сведенных бровях и в ее поджатых губах я вижу лишь взаимную усталость. Это славно, Леве будет только легче уломать бедную Лизу.
Марк лгун, но избавься от нее, и ему конец. Но я помогу ублюдку обрести свободу, о которой он так мечтает.

II
Наша анатомичка находилась на цокольном этаже в дальнем конце корпуса, за незаметной дверью в бурой стене. Это был невысокий кабинет со свисающими с потолка трубками люминесцентных ламп. Под потолком тянулся ряд окон, из которых были видны только ноги проходящих иногда людей. Чтобы скрыть убогость обшарпанных стен, Карамзин тут и там развесил репродукции средневековых гравюр. Здесь были рисунки из “О Строении человеческого тела” Везалия, по одному на каждую из семи книг, изображение самого автора, режущего чью-то руку, плакатик со скелетом двух сросшихся младенцев, “Урок анатомии доктора Тульпа” Рембрандта, “Вскрытие сердца” из “Анатомии” Де Луччи, уродцы в банках, скелеты в затейливых позах и, разумеется, “Ранения человека”. Старик любил произвести впечатление, впрочем, мне было по барабану, пока он старательно вкладывал в нас знания по анатомии.
В тот день первым занятием должна была быть латынь, но пару неожиданно заменили. Я спустился в анатомичку, уже чуть опаздывая, и нос к носу столкнулся с Карамзиным.
- Здравствуйте, Валерий Михайлович! — сказал я.
- Проходи, Сережа, проходи! — сказал он и поманил меня рукой.
Профессор Карамзин был небольшим, плотно сбитым старичком в очках с черепаховой оправой на носу. Хоть от волос на голове у него остались только серебристые клочки вокруг ушей, его белым и крепким, как у лошади, зубам могли позавидовать некоторые мои сверстники.
Я поторопился занять место у операционного стола, где стояли мои одногруппники. Я сразу же заприметил Марка. Он стоял будто особняком, пока остальные, как воробьи, сбились в кучу. Некоторым из них все еще становилось плохо от вида внутренностей, запаха, прикосновений к иссохшей плоти, у всех была эта стадия отторжения, у всех, кроме Марка. Готов поклясться, он и в первый раз стоял тут с этим непроницаемым хладнокровием. Пожалуй, с тех пор, к нему добавилось легкое презрение к нам, недотепам, неспособным взять себя в узду. Если мне и было с кого брать тут пример, то только с него.
- Привет, Марк, — пискнул я, когда встал рядом с ним.
- Здорово, — ответил он.
Я подумал, чего еще такого можно у него спросить, но услышал Карамзина.
- Итак, дети! — воскликнул он. — Сегодня у меня для вас сюрприз!
Не сказать, что мы встретили это с воодушевлением, по группе прошлось недоуменное “Чего?” Карамзин это заметил, и, открыв рот, чтобы объясниться, у меня заиграл телефон.
-	Well, you can tell by the way I use my walk,
           I'm a woman's man: no time to talk.
Сначала я даже не понял, почему все вокруг начали смотреть на меня.
-	Music loud and women warm, I've been kicked around
           since I was born.
Первым делом я поднял глаза на Марка, от того ли, что он был ближе, или от надежды, что он прикроет меня от нахлынувшей вдруг враждебности. Но в его глазах не было тепла, только раздражение, как и у остальных.
- Ответь, что ли, — сказал он.
Последнее, что мне сейчас хотелось сделать - это разозлить его. Я быстро достал телефон из кармана халата и посмотрел, кто звонит.
- Что? — рявкнул я в трубку.
- П-привет, — пробормотал Лева, — а какая сейчас пара?
Мне тут же передалось возмущение, которое плескалось вокруг, будто это не я, а Лева был причиной общего недовольства.
- В анатомичку бегом!
Я бросил телефон в карман и посмотрел на Марка. Его взгляд не стал теплее, однако, когда я повернул голову, он тихо сказал:
- Прикольная песня.
По моей спине пробежался холодок. Что это: комплимент или поддевка? Марк тот еще задира, но меня он никогда не трогал, только всяких лохов вроде Левы. Я подумал, что это все-таки похвала, Марк всегда относился ко мне как-то особо, мне даже казалось, что при должном случае у нас может завязаться дружба. Хм, может это и хорошо, что дурацкий телефон заиграл, может так Марк узнал, что его музыкальный вкус совпадает с моим, что у нас есть что-то общее? Стоит ли мне сказать ему “Спасибо”? Вряд ли, прошло уже несколько секунд с его фразы, еще покажусь тормозом. Лучше помолчу, да, точно.
- Думаю, можно продолжать, — сказал Карамзин. — Ах, Лев, проходите, проходите. О чем же я говорил? Ах да, сюрприз! Хочу вас порадовать, что у нас наконец-то появилось достойное пособие!
- Новая засушенная рука? — сказал кто-то сзади.
- Нет-нет-нет, настоящий кадавр! Полностью в нашем распоряжении. В наше время большие сложностями с телами для студентов, а тут, представьте, свеженький!
- И откуда он? — раздался хор голосов.
- В карты выиграли, — сказали он и захихикал. — Право, откуда столько любопытства?
- Вдруг это незаконно?
- Ох, ладно. Но никому ни слова, по рукам? Насчет карт отчасти правда. Декан наш, Юрий Антонович, картежник тот еще. Ему как-то человечек один проиграл в пух и прах, а денег у того не было, вот Юра ему и сказал, подправь, мол, завещание свое, что после кончины своей ты наш будешь. Он и подправил. А три недели назад он в морг поступил, с тремя пулевыми, доигрался вот, — он снова захихикал.
Какое-то время я слышал лишь жужжание ламп надо мной.
- Кстати, Сергей, вы мне не поможете? — прервал он тишину. — Человечек все-таки большой был, его надо на каталку перекинуть, а вы вот какой подтянутый.
Когда я двинулся, мне показалось, что Марк похлопал меня, будто приободряя. “Тебе мерещится всякая чушь, — сказал я себе, — с чего бы Марку оказывать тебе такую честь?” Я поплелся за профессором в закуток, где стояла ванна с формалином, шкаф со стеклянными стенками, в котором томились банки с неясным содержимым, и длинный холодильный короб.
- Сергей, давайте сюда каталку, я пока живчика достану, - сказал Карамзин.
Каталка стояла у противоположной стены, одним краем упираясь в угол, вторым в ребра скелета, чудом втиснутого в промежуток у другой стены. Приглядевшись внимательнее, я увидел, что это был всего лишь макет, его конечности крепились к телу шарнирами. Скелет, желтый от старости, чуть косил на бок, оттого его видимо и всунули сюда, чтобы не свалился.
Я аккуратно вызволил каталку, стараясь не опрокинуть скелет. Чуть откатил ее и посмотрел назад. Костяная рухлядь вроде стояла и не собиралась падать.
Карамзин уже вытянул труп из холодильника, и мы вместе перебросили его на каталку.
- Не скучали? — воскликнул профессор, когда мы вернулись. Мы снова перекинули кадавра, уже на стол в центре анатомички. Я мельком его оглядел. Труп был мужчиной средних лет, полного и высокого, две дырочки от пуль красовались на груди, еще одна на лбу. Его покрывали аккуратные швы, большой У-образный на торсе, продольные на руках и ногах.
- На что хотите посмотреть? Можно начать с легких, они у него как новенькие.
Ему никто не ответил. Многие из нас еще не видели цельного трупа, такие сейчас были редкостью. Большую часть времени мы работали с иссохшими конечностями и пропитанными формалином органами.
- Сердце у него тоже хорошее, только с печенью были проблемы, — ворковал Карамзин пока вскрывал шов на груди, затем поднял руку со скальпелем и произнес: — Хочу, чтобы вы осознали всю важность происходящего тут. Пока мы не разобрали его на запчасти, вы получаете бесценный опыт работы с настоящим человеческим телом. В сей миг мы сродни великим ученым прошлого, — он показал на стену с плакатиками, — когда совершались ценнейшие изыскания в медицине. И кто знает, может кто-нибудь из вас сотворит очередное открытие?
Он снова склонился над кадавром, когда открылась дверь анатомички, и оттуда показалась девчушка в халате.
- Валерий Михайлович! — воскликнула она.
- Да-да?
- Вас Юрий Антонович зовет! Говорит срочно!
- Сейчас буду! — откликнулся Карамзин и уже обратился к нам: — Надеюсь, не очередная проверка. Вы уж подождите немного.
Тишина спустилась, когда он скрылся за дверью. Немым порывом мы собрались вокруг трупа. Спокойствие покрывало его лицо, ничем не выдавая жестокость гибели. Однако это же спокойствие выдавало и то, что он мертв. Даже во сне живые не так безмятежны. Я засмотрелся, и уже не понимал, долго ли я так стою, как вдруг случилось то, что заставило меня, как и всех остальных, подскочить от страха.
“ШАРАХ”, — послышалось рядом.
Кто-то взвизгнул, а затем грязно выругался.
-	Что за...? — послышалось вокруг.
Я вытянулся в струнку, когда понял, что грохот шел из закутка. Нет, нет, не может быть.
-	Что там? — услышал я голос Марка, а когда повернулся, то понял, что он обращался ко мне.
Спустя секунду все в анатомичке уставились на меня. От нелепого, да что там, идиотского положения, захотелось спрятать голову в ладони. Я выдохнул и сквозь зубы сказал:
-	Наверное, скелет.
Увидев, что мой ответ никого не удовлетворил, я пробормотал:
-	Я сейчас, — и засеменил в закуток, чертыхаясь про себя.
В тот миг я винил во всем сквозняк, но, судя по тому, что произошло потом, это был злой рок.
Все было так, как я и думал. Скелет растянулся на плитке пола, без головы и рук. От злости я пнул по желтым ребрам, отломав кусок. Затем поднял его, поставил в угол и начал искать руки. Одна лежала у шкафа, вторая у ванны. У левой выскочил шарнир, я нашел его за столом. Минута на то, чтобы вставить ржавый кусок железа обратно. Три минуты, чтобы присобачить руки на место, пара секунд на понимание, что я сделал все наоборот. Когда, спустя еще четыре минуты, с руками было покончено, я вспомнил, что Карамзин может вернуться в любую минуту, и он будет совсем не рад, что я крушу собственность факультета. Дело оставалось за головой. Я огляделся, но ничего не заметил. Пару раз прошел туда и обратно, заглянул под стол, там было пусто. Тут я увидел ванну, старую и глубокую, стоящую на достаточно высоких ножках, чтобы под нее мог закатиться череп. Я сел на коленки и заглянул туда, но ничего не увидел. В закутке, освещаемой единственной тусклой лампочкой, и так царили сумерки, а под ванной же было черным-черно. Я подумал о фонарике в телефоне, протянул руку в карман халата, но ничего не нашел. В другом кармане тоже пусто. Встал на ноги, похлопал карманы брюк. Что-то было неправильно, это отдавалось нервным зудом по коже. Вспоминая, когда в последний раз держал его в руках, я услышал музыку.
На бесплодные поиски головы ушло около двух минут. В итоге я отсутствовал примерно десять. Именно столько хватило Марку, чтобы надолго превратить меня в посмешище, в байку, которой делятся с другими на попойках. Он провернул все это без насилия, редкость для него, даже с некоторым изяществом, что есть еще большая редкость. Стоит отдать должное, ублюдок был не так уж и туп.
-	Well, you can tell by the way I use my walk,
           I'm a woman's man: no time to talk.
Я тут же узнал свой телефон, звонок раздавался в анатомичке. Я выбежал туда под хихиканье этих уродов. Марк стоял во главе их, позади операционного стола, чуть улыбаясь.
-	Music loud and women warm, I've been kicked around
          since I was born.
Я сразу понял, что тогда мне не показалось. Ублюдок стащил телефон, когда я пошел за трупом.
-	Верни телефон! — крикнул я.
-	У меня его нет, — ответил он со смехом.
Я подскочил к нему. Нет смысла лезть в драку, этот шкаф справится и с двумя как я. Сунул руку в его карман, там было пусто, затем в другой, то же самое. Хихиканье вокруг перерастало в смех.
-	Я сказал, что у меня его нет, — ответил он уже без улыбки, его глаза сузились, — ты что, оглох?
-	And now it's all right. It's OK.
          And you may look the other way.
Я прислушался, пытаясь определить, от кого идет музыка. Спустя мгновение я ощутил знакомый зуд. Пока все они стояли передо мной, песня играла позади, там, где на столе лежало тело.
-	We can try to understand
           the New York Time's effect on man.
Анатомичка взорвалась хохотом, когда я повернулся к трупу. Я шагнул столу, и услышал, как из груди кадавра играет музыка.
-	Whether you're a brother or whether you're a mother,
           you're stayin' alive, stayin' alive.
-	Что ты сделал? — пробормотал я, глянув на Марка. Его распирало от смеха, вряд ли он даже услышал мой вопрос.
“Они сунули его в мертвеца,” — подумал я в оцепенении, — “Как это происходит со мной?”
Позднее я немало терзал себя вопросами вроде: “Почему именно я, когда кто-нибудь вроде Левы подошел бы для этого гораздо лучше?”, но в ту минуту я не сильно вдавался в несправедливость происходящего.
-	Feel the city breakin' and everybody shakin',
          and we're stayin' alive, stayin' alive.
В тот миг моя голова была занята мыслью о спасении телефона. Но стоило склониться над трупом, как мои зубы свело от досады.
-	Ah, ha, ha, ha, stayin' alive, stayin' alive.
Кто-то аккуратно зашил грудь кадавра. Распороть ее не представляло труда, но меня придавило от того, что Марк вложил столько труда в мое унижение.
-	Ah, ha, ha, ha, stayin' alive.
Я схватил скальпель и начал распарывать неаккуратные стежки, сопровождаемый ревом смеха, который уже перекрывал музыку. Наконец я протянул руку в холод мертвого тела.
Помните, что я говорил про злой рок? Так вот, как только я нащупал телефон, дверь анатомички распахнулась, а музыка смолкла.
-	С-сергей, вы что делаете? — пробормотал Карамзин.
Вид у меня действительно был не ахти. Красный как рак, с рукой по локоть зарытой в мертвеца, я выхватил телефон и побежал прочь, как в дурном сне, так быстро и долго, как только мог.