Фрэнк и Кэрри были необычной парой, но как и любые другие влюблённые, они любили проводить время на природе, нежели в четырёх стенах. В отличии от типичных Ромео и Джульетты, ребята не любили гулять в парках и скверах — кладбище для них было более гармонирующее для таких прогулок. Им было по душе обходить местный полюбившийся некрополь, находящийся на опушке ароматного бора. Чтобы дойти до первых распятий, сперва нужно пройти через небольшой лес с просторно чередующимися соснами. Перед лесом, на небольшой полянке, сетью расстилалась душистая, спелая, точно выразительный алый рубин, земляника, и вечно-зелёные кустарники с горько-кислой брусникой. Кэрри любила остановиться и полакомиться природными дарами леса, а Фрэнк дёргал её каждый раз: «Я не буду есть ягоды! От сладкой земляники у меня болят зубы, а брусника вяжет мне рот», — неизменно он бормотал. Войдя в сосновый бор, густая травка начинает приятно щекотать ноги; неумолчно щебечут птицы, заставляя окаменеть на месте и насладиться вокальным искусством дроздов и зябликов, с иногда подыгрывающим стуком дятла. Дойдя до первых распятий, сосны становятся редкими и пение птиц уже не слышно отчётливо, лишь однообразное кукование кукушки, то ли из леса, то ли из соседней деревни. Иногда им встречаются люди. Они косо смотрят, проходя мимо ребят, которые идут за ручку, искренне улыбаются и зачастую целуются. Осенью здесь особо тихо — грязно, редко кто приходит. Сырость, грязь, запах вечного покоя — вызывающий у многих мурашки, словно от холодного металлического прута железа, которым провели по оголённому телу. А летом чудесно, особенно после дождя: аромат сырой земли и дождевой воды сопровождаются насыщенной свежестью и приятным холодком. В солнечный день можно даже заметить, как капельки капают с листьев берёз и туй, которые родственники специально высаживают вблизи могил, дабы когда навещать покойного: разговаривать, заботится о нём — о дереве, как об усопшем при жизни; заботиться, как, может быть, не заботились при жизни — таким образом, родственники дают новую жизнь лежащему в холодном гробу.
Ребятам нравилась эта необычная для остальных обстановка: ходить мимо надгробий и читать эпитафии. Ни единой души вокруг, тишина и покой, только он, она и кресты. Всё это они называли одним словом — романтика.
Была ранняя осень. Поздний вечер. Смеркалось на закате. Обычная кладбищенская прогулка. Фрэнк согревал замёрзшую руку Кэрри, крепко сжав у себя в кармане. На этот раз ребята обсуждали Прагу, куда Кэрри ездила всё своё раннее детство к дедушке. Она обладала фигуристыми губками и удивительно мягким голоском с редкими нотками выразительности задушевной поэтессы. Яркий, ровный тембр с натренированной дикцией приводил Фрэнка в восторг. Он ценил эти звуки, наслаждался ими, вслушивался в каждое ею сказанное слово, в каждый изданный ею звук. Это можно вообразить, как неведомый полёт с неизвестным местом приземления; провал в прострацию из которой невозможно выбраться, будучи слышащим; гипнотическое пение зовущих Валькирий. Они заговорились, что даже не обратили внимания на то, что забрели так далеко, где ещё никогда не бывали. Это был отшиб со старыми могилами. Не спеша, одну за одной, они обходили, рассматривали, читали, как вдруг перед ними оказалась очень интересная могилка. У неё не было оградки, крест был под небольшим наклоном. На фотографии был потёртый до неузнаваемости силуэт женщины, без каких-либо надписей и, самое главное, земля была будто немного рыхлой, что очень странно для старой могилы. Между ребятами образовалась театральная пауза и некая двусмысленность. Они подумали, что, возможно, кто-то решил закопать здесь что-нибудь ценное, некий клад быть может. Их это очень заинтриговало. Пришлось вернуться и подогнать машину.
К тому времени тьма амором накрыла всё и видимость обернулась тьмой; плотным чулком на голове; мрачным подземным погребом и слепотой. Луна проливала свой сумрачный свет. Фрэнк включил фары, достал лопату из машины и ребята принялись за небольшие археологические раскопки. Никакого клада они не нашли конечно, лишь дубовый, деформированный от веса земли, гроб, который на удивление оказался неглубоко под землёй. Сквозь проломы виднелось давно разложившееся тело. Пару ловких движений лопатой и крышка гроба превратилась в щепки. Теперь они смотрели на несуразно разложенные кости, сломанные рёбра, цельный череп и всяко-разные тряпки. Заинтересованности к черепу не было предела, ведь ребята с давних пор интересовались готической культурой и оккультной литературой. Собственно и знакомство у них произошло на одной из выставок оккультного антиквариата. В тот день Фрэнк стоял у закрытого стенда, рассматривая с глубоким интересом трепанированный череп, внутри которого всё было омыто чёрным воском и лишь свеча, подобно маяку, стояла по центру, утопая в восковом взморье. Снизу была надпись: «Ритуальный череп, использовавшийся ведьмами, XVIII в.». Кэрри сразу понравился Фрэнк: его умный взгляд, явно общие интересы и немного брутальный вид влюбили её. Кэрри была довольно красивой девушкой, она бы с лёгкостью могла охмурить любого красавчика, но ей это было не нужно, у неё была совсем другая философия жизни. Кэрри всегда говорила: «Мне неважно, каков человек снаружи, мне важна его внутренняя красота, его духовный вернисаж, наполненный красками всех цветов». Она объясняла это тем, что люди для неё подобны булочке, булочке, которая снаружи хрустящая, а внутри мягкая и со сладкой джемовой начинкой. Слово за слово и они обменялись номерами. После, созвонившись через пару дней, состоялась встреча. Через месяц они уже гуляли по кладбищу и признавались друг другу в любви. И в этот раз без любви не обошлось: «Любимая», — сказал Фрэнк, смотря в глаза своей возлюбленной. В этот момент ребята склонились внизу, а их руки зеркально тянулись к черепу. Это было похоже на игру двух пантомимистов. Кэрри молча посмотрела на Фрэнка и холодно увела взгляд обратно на череп, охотно обхватила двумя руками за височные кости и свободно подняла черепную коробку. Фрэнк не ожидал такой наглости с её стороны. Ненависть обрушилась на него, точно лавина со склона «Маунт Хеопс». Его лицо стало краснеть от ярости, глаза обезумели, а руки стихийно тряслись. Кэрри, как ему показалось, была не намерена отдавать череп, она довольствовалась им, крутя и рассматривая со всех сторон, как бы хвастаясь перед Фрэнком — это была последняя обрушившаяся на него лавина ненависти, которая накрыла с головы до пят. Воздуха стало буквально не хватать, он оцепенел и на его покрасневшем от ярости лице, стали виднеться капельки горячего пота. Выхода не было и Фрэнк принял единственное, как он посчитал, правильное решение. Теперь лопата для него была непростым инструментом для рытья земли, а нечто умертвляющим. Он держал её в руках, точно острый меч или секиру. Охватившись двумя руками он взмахнул лезвием вверх: «Череп или смерть?», — спросил Фрэнк, безумно улыбаясь и трясясь. Кэрри вздрогнула от его слов и не на шутку перепугалась. Время для неё замедлилось; сердце стало безудержно колотиться, словно гробовщик, который не успел вовремя сколотить заказанный гроб; довольная мимика стала напуганной, а заплывшие слезами глаза, панически бегали по всей зоне видимости — пытаясь найти выход, помощь и сохранение. Она рухнула на колени, выронив из рук череп, вскинула напуганные, мокрые глаза на Фрэнка, но уже было поздно — она лишь успела сделать свой последний всхлип, как обезумевший Фрэнк взмахом казнил свою возлюбленную, лишив головы. Рухнувшая голова пала ниц перед ногами безумца, создав при этом глухой звук удара о землю. Тут же под головой образовалась небольшая лужица из свежей и тёплой крови. Схватив за волосы, он поднял голову и посмотрел в глаза, в которых уже отсутствовал какой-либо смысл, радость жизни, любовь и только что пережитый страх. Ещё тёплое тело палач положил в разрытую могилу у которой не было оградки, крест был под наклоном, а на фотографии потёртый силуэт непонятной женщины. К телу он аккуратно положил голову и стал зарывать. В этот момент Фрэнк уже понимал, что сотворил, но мысли о том, что череп теперь только его и ничей больше, вызывали у него безмятежность и спокойствие. Работая лопатой, он представлял, как этот череп стоит на его полке с другими интересными вещами и редкими книгами.
Фрэнк не перестал ходить на давно полюбившийся некрополь, но ходил он на него уже один. К одной — к Кэрри. Он мог часами сидеть у могилы и мысленно разговаривать с ней. Это была его первая и настоящая любовь. Спустя некоторое время он поставил новый крест на котором ветром колыхалась в разные стороны эпитафия и, уходя от захороненной Кэрри, он прочитывал её вслух: «Любимые не умирают, а лишь перестают быть рядом». Покидая кладбище он думал только о ней, точнее о нём, о черепе: «Осталось лишь дождаться, когда её тело начнёт разлагаться, чтобы выкопать ещё один череп. Люблю черепа», — прокручивал в голове Фрэнк, любимый Кэрри, безумец и палач.