83***
Следующий вопрос, связанный с предыдущим, насколько гибкой является моя плоть для модификаций. Эта уже исцелила увечье на моем лице, и насколько я могу судить, модификации уже являются практически панацеей при увечьях. Но есть ли границы? Проще говоря, есть ли травмы, для лечения которых модификация будет бесполезна? Я наблюдал на себе восстановление мышц, кожи, даже нервной ткани. Мое лицо в том месте, где был ожог, приобрело чувствительность, мускулатура работает нормально. Более того, эта умственно отсталая, если она действительно реабилитируется, станет свидетельством того что даже органическое поражение мозга может быть исцелено, но ведь за все есть цена. Неужели теперь исцелить плоть не сложнее чем починить механизм, и в крайних случаях можно просто заменить сломанные участки?
Но, граница первая, организм должен обладать резервом, чтобы пережить процесс изменения. Должен обладать запасом выносливости, иначе он просто погибнет. Модификация становиться Рубиконом, или жизнь в новом теле, или смерть. А если это скомпенсировать? Не знаю, поставить на искусственное кровообращение, например, наполняя тело питательными веществами при помощи машин. Если снять эту границу? Мартин упоминал, что старение резко повышает вероятность неудачи при модификации, но что если каким либо образом построить новое тело вокруг старого мозга? Это будет иметь ужасающие последствия для общества. Современные национализмы окажутся детским лепетом перед разделением человечества на достаточно богатых, модифицированных сверхлюдей, и обычных, тех, кто не сможет позволить себе такое, по сути люди станут бесправным отребьем, дешевой рабочей силой, не более того. Если только, не сделать это доступным каждому, или более того, предусмотреть способность устойчивого размножения модификантов. Тогда люди просто мягко вымрут, в идеале без каких либо чисток. Сменятся более совершенным видом, революционируют, если противопоставить медленному и естественному понятию эволюции подобный искусственный процесс.
Но мы живем в мире капитала. Высшая цель – выгода. В идеале, с этой точки зрения, каждая модификация – товар, каждое ее усовершенствование – платное обновление, каждый зачатый ребенок – покупка. Тем не менее, Мартин говорил; что в текущей модификации я буду способен иметь потомство с обычным человеком. Или это временный ход для продвижения в массы? Или империалистический вариант, еще более жесткий. Программируемое поведение, низведение масс до еще более слепой и подконтрольной силы. Уничтожение свободы воли для всех, кроме избранных.
Хотя, какая разница? Человечество в тупике, заселение космоса не реализовано, мы заперты на этой планете, и вся наша цивилизация зиждиться на нефти. А когда она кончится – рухнет все, человечество падет в новое средневековье, выйти из которого уже будет невозможно, потому что все ресурсы, которые можно разрабатывать примитивным способом будут уже исчерпаны. Возможно, пришло время рискнуть всем, в попытке вырваться из капкана техногенной цивилизации. Хотя, могу ли я с позиции моих знаний судить о таких глобальных вопросах. Я замер, вися вниз головой, и глядя на перевернутую дверь холодильника. Возможно, мир боится переворотов. Возможно потому такое молчание вокруг того, что способно погубить, или спасти все. Не живем ли мы одними лишь только иллюзиями, и все обрушиться лишь только дать свободу понимания той полночи, что уже закрывает нас тьмой? Мы заперты на одной планете, мы построили муравейник вокруг петарды, и она медленно тлеет, сжигаемыми запасами природных ресурсов. А когда она взорвется, маленький муравейник бы выжил, остался бы вне зоны взрыва, но человечество слишком большое, слишком за гранью естественной жизни. Вернут ли нас к этой грани модификации, без необходимости сокращать население?
И все же, еще вопрос, действительно ли моя внешность вынуждена, или это далеко идущий, многоходовый план? Вызов, эпатаж, создание напряженностей, на которых планируется сыграть. Реклама, шокирование масс, рычаг, воткнутый в каждое государство, что позволит в себе модификации. Тлеющий фитиль гражданских войн, механизм захвата власти. Пятая колонна, которую чувствуют, и ограничивают. Слишком сложные вопросы, для этого надо быть гением мировой геополитики, и более того, иметь знания с разных сторон, а не только пропаганды. Мне надо поменьше об этом думать.
Я спрыгнул вниз, немного попрыгал, и уселся за ноутбук, сменяя период физической активности периодом расслабленности. Может и правда, все просто бояться того что сделала фирма? И кружат вокруг, ожидая, кто первый соберет на себя шишки, чтобы перехватить трофей непонятной ценности. А сотрудничество Российской компании для производства индивидуальной экипировки? Что это, чисто деловое сотрудничество ради потенциальной прибыли, или осторожное прощупывание почвы правительством? Если я проявлю себя, то рано или поздно на меня выйдут, попытаются завербовать. Нужно быть готовым, и набрать достаточную цену себе, чтобы выжить во всей этой кутерьме.
Сосредотачиваться на игровом процессе приходилось почти что усилием воли. Мысли все равно блуждали там, в области вероятностей, опасностей, расчетов, возможностей. Я в сложной ситуации, казалось бы все решено, надо просто плыть по течению, но страх, подспудный страх обмана, лжи, вероятности того что меня используют и выбросят не давал покоя. Наверное, я излишне изматывал себя им, но что я мог поделать со своим разумом, остро ищущим опасности и ловушки? Да и не есть ли паранойя лишь осознание жестокой правды мироустройства? Ведь я пошел по рисковому пути, рисковому как ни для кого ранее. Может все окажется до обидного глупо, может все россказни Мартина о практическом бессмертии, о невероятных возможностях, окажутся невероятными преувеличениями, но у меня есть и практика обратного. Я стоек к метанолу, способен на чудовищный всплеск силы и подвижности в экстренной ситуации, и я в положении слепого котенка, который лишь подозревает, что мир опасен, но пока не может посмотреть в лицо этим опасностям. А самое главное, нет ни единого человека, которому я мог бы доверять настолько, чтобы искренне поделиться всеми своими мыслями и тревогами.
И все же игра отвлекала. Стрелялка расслабляла часть разума ответственную за долгосрочные размышления, вынуждая напрягать чутье опасности в более зримом направлении. Конечно, современные игры весьма легки, позволяют спокойно переносить пули, отсиживаясь в тихом месте или используя аптечку, но я предпочитал добиваться модами, или стилем игры отсутствия права на ошибку. Тогда от игры появляется небольшая, но польза. Представление о том сколь неожиданными и опасными бывают атаки.
Огнестрельное оружие ужасная вещь. С ним смерть может прийти откуда угодно, из любого окна, с далекой горы и даже с чистого неба. Везде может оказаться орудие, снайпер, пулемет. Что если меня решат убить? Как мне защититься? Наверное, вот что, наверное, подспудно тревожит меня. Они хотят продавать своего рода оружие, и я должен быть демонстрационной моделью. А если на меня совершат покушение? Противники трат на это, которые имеют свои виды на эти деньги. А если меня заставят принять участие в боевом столкновении?
Как люди вообще могут воевать? Да, нет ничего сложного в том, чтобы убить, достаточно лишь раз сделать это, да и современное оружие превращает стрельбу в стрельбу по едва различимым точкам. Сложнее, наверное, драться лицом к лицу, видя последствия своих действий. Но это все решаемо, самое же главное, как преодолеть страх быть убитым или раненым? Да, когда на тебя напали, твой дом разрушили, твою семью убили, уже не будет страха, только жажда мести. Но что ведет тех, кто нападает? Что может скомпенсировать этот страх, идти в ожидании невидимой смерти? Может действительно, неведомые мне чувства долга, требований быть мужиком и прочего дерьма на самом деле так забивает рассудок, что подавляет инстинкт самосохранения? А может это отупление от обыденности жизни, пресыщение ее радостями, и жажда острых чувств, чувств на грани? Может подобное ведет меня в моих охотничьих устремлениях? Но ведь я нападаю только на практически беспомощную против меня цель, нападаю в уверенности в собственной безопасности, или если загнан в угол. Может в этом решение? Людей же ставят в тупик, грозят уголовной ответственностью, а в военное время и смертью. Проклятая, проклятая способность людей воевать, способность к героизму. Но самое ужасное не в ней, самое ужасное, что она необходима. Трусы не выигрывают бои.
84***
Трус ли я? Возможно. В обществе принято говорить, что трусость это что-то плохое, но всегда необходимо измерять ставки. В обществе ее делают плохой, безусловно, но одно дело рисковать набитой мордой ради статуса, другое дело – рисковать жизнью. И эти общественные тенета вынуждают делать адекватный ответ. Тех, кто бравирует своей храбростью не взять страхом, только террором. Диалектическое противоречие, плохо быть трусом, потому что это слабость, которой будут пользоваться все. Плохо быть смелым, потому что это может привести к гибели по глупости. И это противоречие несет общечеловеческий масштаб, трусливые народы гибнут, уничтоженные соседями, смелые рано или поздно оказываются в окружении, и гибнут против силы. Выживают только промежуточные варианты. Есть и меньший масштаб, трусливые граждане становятся рабами, смелые – преступниками. Это просто свойство жизни, существование в условиях ограниченных ресурсов в окружении конкурентов. И выход только один, взвешенный расчет, понимание того что все вокруг потенциальные враги, а следовательно не следует испытывать жалость к ним если они пересекают черту. Но они и потенциальные союзники, с которыми можно дружить, и даже помогать, ведь рано или поздно это потребует и ответной помощи. Нельзя быть слишком жестоким, нельзя быть слишком добрым. Постоянный баланс на грани, по одну сторону которой всеобщая ненависть, по другую – всеобщее презрение. Есть люди-манипуляторы, способные внушать доверие и использовать его. Наверное, я способен на такое, но у меня слишком длинный хвост, к которому пристают репьи. Я не могу просто взять и все бросить, меня легко найти, а потому попытки манипуляции для меня должны быть более долгосрочными, оставляющими ложный след искренности, и логической завершенности. Причем виноватым в возможных последствиях должен выглядеть не я.
Медленно, постепенно, но время шло. К моему удивлению я прошел уровень, несмотря на его длительность, и даже умудрился вынуть артефакт. И ни единого сохранения, хотя огневой контакт занял наверное час высиживания, чтобы убедиться что никого не осталось. В холодильнике похолодало, сколь бы тавтологией это не было. Это чувствовалось носом, мордой и немного ногами. Потом правда босые ступни я укрыл хвостом. Но я не мерз, шерсть справлялась вполне успешно, а что самое забавное, игра просто летала, и охлаждение ноутбука работало почти бесшумно, хотя обычно при таком раскладе шум становился довольно громким. Я проголодался, и направился в столовую.
Вновь я никого не встречал по дороге, вновь мне никто не мешал накладывать себе столько еды, сколько мне хотелось. Был бы тут интернет получше, погода попрохладнее, и это был бы настоящий курорт для меня. Но есть то, что есть, да и с другой стороны, где еще мне выдалась бы возможность пострелять? Все же это интересное занятие, с которым в России будут весьма большие сложности. Наверное, с моей текущей позиции я за запрещение гражданского огнестрельного оружия. В случае драки я имею преимущество, а оно нивелировало бы его. От сильного человека, или нескольких людей я могу убежать, слабому набить морду, а если загонят в угол или возьмут на неожиданность, тем хуже для них, когти всегда на руках. Конечно, это несколько эгоистично, но всегда лучше, если закон на твоей стороне. Особенно если этому помогает хороший адвокат. Я посмотрел на свои руки, держащие вилку и нож, смерил взглядом длину когтей, и усмехнулся. По закону я безоружен, о чем у меня даже справка есть.
Особенно приятно было то, что и суп был готов, мясной, правда с малопонятными овощами, а может фруктами. Хм, может это сладковатые, картофелеподобные кубики – батат? Или какие тут еще есть съедобные растения? Ведь Африка это отличный для растительности климат, где с водой нормально. А тут река поблизости. Как в этих условиях можно голодать? Есть ли это последствия колониальной эпохи? А может она и не кончалась, просто стала цивилизованнее, малозаметнее? А может это расовая особенность негров? Не способность вести эффективное хозяйство. Кто бы говорил, конечно, но в России хотя бы голода нет. А может я слишком предвзят, надо быть выше расовых предрассудков. Ведь увязая в них, я стану слеп, и не смогу увидеть истинное положение дел.
В столовую зашли и люди, пестрая смесь, как белых, так и негров. Забавно, но они держались несколько отстраненно друг от друга, хоть и переговаривались. На меня то и дело поглядывали, пару раз тон перешептываний выглядел спорной вежливости шуточками, но какое мне дело? Я ел аккуратно, держал легкую улыбку на лице, и вообще выглядел довольным, и увлеченным своим занятием. Забавно, белые выстроились в очередь первыми, хотя человек тут полтора десятка от силы, семнадцать, если быть точнее. Из них одиннадцать местных, а двое метисы, или мулаты, или как это правильно называть? В общем неважно. По крайней мере, меня никто не беспокоил, и не отвлекал от набивания желудка. И все же, о чем они говорят? Тут даже не у всех английский. Да, незнание языка большой недостаток. А это не помешает мне в работе? Ведь я же должен понимать чего от меня хотят вообще. Или мне переводчика назначат? А современные электронные переводчики, они способны справится с такой работой? Воспринимать речь, это, наверное, самое сложное. Там же даже настройка под человека идет, а может уже разработали что-нибудь? Или меня принудительно заставят учить язык? Ну, полезно вообще то, я постараюсь. Только не знаю, справлюсь ли. Ладно, пусть сперва условия ставят, а я постараюсь их выполнить. Главное чтобы награда была достойной. Или буду представителем фирмы в России, тоже неплохо. Стану важным человеком, с деньгами и связями. С этим везде хорошо жить. Да и в случае глобальных перемен это будет лучшей страховкой.
Покончив с едой, я вернулся в холодильник, с намерением вздремнуть на сытый желудок. Завтра вставать рано, и нужно успеть подумать над линиями разговора с Чарльзом. Интересно, он британец? Вроде бы да. Поганая нация, способная делать самые грязные дела с видом невозмутимой чопорности. Все остальные для них лишь материал, который можно и нужно использовать, хотя я, наверное, опять становлюсь жертвой предрассудков в своих суждениях. Все нации злы, добрые не пережили раннюю историю. С подобными мыслями я тихо засыпал, свернувшись клубком, накрыв ноги хвостом, а руки подложив под голову. Холод был приятен после жары столовой.
Есть ли что-нибудь более ужасное и выматывающее чем социальный страх? Социофобия, постоянная, навязчивая, иррациональная. Я сидел в своей квартире, чувствуя этот выматывающий страх, это осознание своей непохожести. Весеннее утро закрывалось от меня стеклом окна, отгораживая этой избыточной преградой от мира людей, от мира не таких как я, считающих себя нормой, а меня отклонением. Они смотрят, всегда смотрят, выматывают взглядами, выедают ими. Давят своими мыслями, отчуждением, презрением, ненавистью. Я читаю, прочту это в их взглядах, я не знаю как мне говорить с ними, ведь даже речь моя отлична, голос мой отличен от их. И я смотрю в монитор ноутбука, смотрю, пытаясь абстрагироваться от дрожи в теле, от поднимающей дыбом шерсть нервозности, от терзающего меня страха, от голода.
Я пью воду, в надежде наполнить желудок, но это не помогает. А еда кончилась, холодильник пуст, и даже старая крупа сварена и съедена. Мне вновь надо выйти на люди, выйти под прицелы этих пристальных, пустых, ненавистных глаз. Как те, что были в аэропорту, как те, что были дорогой, хоть плащ и скрывал меня, по большей части. Сложно сдержать слезы, почти невозможно. А ведь деньги не вечны, придется устраиваться куда-то работать. Может удаленно? По сети? Где меня никто не увидит. Мрази, да что вы понимаете? Тупые животные, в своих стадных инстинктах травящие тех кто отличен от вас. Мрази которых надо жечь, калечить, бить чтобы вы нашли новую жертву для нападок. Суки, имеющие наглость называть себя людьми, ставящие себя выше животных, лживо, подло, неправильно. Знающие, только страх, только тревогу. О, вы объединяетесь, но не друг с другом, а против кого-то.
85***
Новый глоток воды. Это ведь так приятно суки, отобрать рюкзак, начать перекидывать его, не давая схватить. Так весело, тупорылые животные. Конечно, подумаешь, что выпадающие учебники треплются и рвутся, не вам же за это отвечать. Детишки не более чем зверье, и чтобы из них вышли люди, нужна масса усилий. Но кого волнует это? Они же просто играют, на это можно не обращать внимания. И вырастут они неизменившимися. А жаловаться родителям, это же неприлично, это осуждается. Да и что им скажут? На удар надо отвечать ударом. Везучая сука, жаль, там не было железной окалины. Алюминиевая пудра слишком быстро сгорает, дает мелкодисперсный, быстроостывающий дым. А вот железо, раскаленные, кипящие капли, которые долетели бы до лица, прожгли кожу, вплавились в нее хитроумной татуировкой. Я подошел к зеркалу, глядя в ледяные глаза своего звероликого отражения.
- Ведь и так неплохо вышло, цель была достигнута, а последующие вопли напрасны. Окалина могла бы привести к постановке на учет. – Сказал он мне.
Я отвернулся, пошел в ванную, смочил лицо водой, в попытке протянуть время. Есть охота.
- Только животные бьют прямо, уподобляться им следует, только если нет выхода. В обществе важно то, что известно людям, не более. Всегда надо быть жертвой, защищавшимся. Удары наносить чужими руками. – Равномерный, без-эмоциональный голос из зеркала. Я оторвал взгляд от раковины, посмотрел в глубину отраженной комнаты.
- Какие удары? Мне нужно выйти, выйти под прицелы этих глаз, этих суеверных ублюдков.
Осуждающие, закованные в рамки предрассудков, невежественные. Кто сказал, что средние века прошли? Люди остались такими же, это таиться в глубине мозга, мозга, который нужно изменить подобно плоти. Сделать более гибким, более принимающим новое, привить любопытство, доброжелательность.
- Слабаки. Жертвы. Не окажут сопротивления. – Раздалось шипение за спиной. Я резко вышел, накидывая на себя плащ, и пряча лицо под капюшоном. Как в аэропорту. Погода ясная, и пара прохожих оглядываются на странного парня, зачем то закутавшегося, словно под проливным дождем. Сердце колотиться бешеной птицей. Я изо-всех сил старался идти прямо, но чувствовал как дрожит хвост, как его кончик то и дело мелькает из-под плаща. А ведь лицо, мне ведь придется как-то говорить с кассиром.
Я замер у входа, чувствуя липкие волны страха, расползавшиеся под кожей, словно ледяная слизь, поднимающие дыбом шерсть, в бесполезной попытке согреться. Челюсти одеревенели, когда я до боли сжал их, толкая дверь. Первое время ничего не происходило, я смотрел в пол, чувствуя как все равно кончик морды, вибриссы выглядывают из-под натянутого капюшона. Первой меня заметила женщина лет сорока, складывавшая покупки в пакет. Она замерла, глядя на меня, и от ее взгляда у меня возникло острое желание развернуться и уйти. Но голод гнал вперед. А люди смотрели, их взгляды подобно лавине сосредотачивались на мне, в недоумении от странной одежды, в подозрении о чем то странном, о чем то пугающем. Страх, липкий страх расплывался в воздухе тревожной волной, давил меня.
- Вероятно думают что у тебя под одеждой пояс шахида. – С холодной усмешкой шепнул ледяной голос. – Ешь этот страх. Он вкусный.
Я не слушал. Я боялся сам. Шел, голова кружилась так, что еще немного, и меня начало бы шатать. Люди оглядывались, потому что я был странным, не таким. Они косились на меня, перешептывались вновь и вновь, я спешно кидал еду в корзину. Пачку пельменей, кетчуп к ним, несколько пакетов молока. Нервозность все усиливалась, все сильнее, до предела. А еще надо встать в очередь к кассе.
Я с трудом подошел к людям, все сильнее сжимая ручку тележки. Парень передо мной нервно оглядывался, и боль обожгла ногу, когда когти руки, сжимавшей в кармане деньги, пронзили ткань, и впились в мое тело. Горячая кровь оросила шерсть бедра. Просто царапина. Кровь стучала в ушах, мешала слышать. Мужчина лет сорока в соседней очереди что-то спросил, и я оглянулся на него. Он увидел, разглядел мою морду под капюшоном. Он разглядел ее, он понял, что я не человек, и отшатнулся в ужасе.
- Это не человек! – Взывала, какая то женщина, привлекая внимание всех, и люди в очереди отшатнулись в стороны. Они смотрели на меня, давили взглядами, ломали рассудок, и я услышал хруст в руке. От напряжения ручка корзины лопнула, проткнула ладонь острой щепой. Капли ароматной, обжигающе пахнущей крови упали на пакеты с молоком. Ботинки словно весили тонну. Я тяжело сделал шаг, другой, обходя занятую ленту транспортера. Почти механически достал деньги, положил их на полку. Она намокла, пятисотенная купюра намокла от крови из поцарапанного бедра. Я чувствовал, что нога уже до колена мокрая. Обломки ручки хрустели в руке, когда я поставил корзину на стол, а они, они все смотрели, они все давили меня своим страхом, своей растерянностью, своим ужасом. Бледный как полотно охранник стоял рядом, сжимая побелевшие пальцы на кобуре, и смотрел на меня, выедая своим страхом, свои непониманием ситуации. Продавщица вжималась в стену, истощенно визжа и испепеляя меня расширенными зрачками. Я поднял на нее злой взгляд. Суки, ублюдки. Я ничего не делал! Я просто пришел в магазин!
- Ешь их страх. – Прошелестел за спиной ледяной голос, но я не мог, он подавлял меня, он сковывал меня.
- Рраб… - Я поперхнулся, недоговорив, лишь невнятно рыкнув. В корзине на пару сотен рублей максимум, мне нужна сдача. Я не мог, они слишком давили! Обломки ручки хрустели в руке, когти другой протыкали купюру, и пластик полки под ней. Я не мог, как тогда, давно. Когда их толпа, когда их много, и ничего нельзя сделать, только давиться ненавистью.
- Ударь по ним насмешкой. Ударь по ним.
Я не слушал, я бросился прочь не в силах выдержать это, оставив деньги и унося корзину. Проволока ручки, обнажившаяся, когда выпали обломки рукояти, до боли давили поцарапанную руку. Я не мог. Я несся стрелой в свою квартиру, в стремлении убежать от этих душащих, непонимающих взглядов. В стремлении убежать от людей. Дорога пронеслась словно фотокарточка, отразившись в мокрых от слез глазах лишь статичным кадром. Я стрелой взлетел по лестницам. Ключ выпал из непослушных пальцев, зазвенел по бетону. Я спешно подхватил его, кое-как вставил в скважину, распахнул дверь. Украденная корзина свалилась на пол, с силой захлопнув за собой дверь, я влетел в комнату, и прямо как был, в обуви и одежде, рухнул на кровать, не в силах сдержать истерику. Слезы брызнули из глаз, и хриплый, надрывный вой со звоном отразился от стекла треснувшего зеркала. Руки стиснули покрывало, одеяло под ним, протыкая когтями, пачкая кровью, а я выл, не в силах сдержать эмоций от того, что я не такой как все, и того как люди относятся к этому. Всегда относятся.
Нужен другой выход, более простой. Нужно найти удаленную работу, или ночную, дворник например. Кто-то кого никогда не видят. Еду можно заказывать с курьером, вопрос только в деньгах. Они еще есть, запаса хватит на несколько месяцев, а потом… Потом может найду что-то, или, или там видно будет, не знаю. Я не могу выйти из дома, не могу. Это слишком страшно, еще страшнее чем когда то идти в школу. Эти твари, они слепо ненавидят меня, и мне надо убежать от них, скрыться за маской анонимности как в седьмом году, восьмом, девятом. Может и сейчас что есть взамен. Убежать от страшной реальности.
- Сломаться перед этим быдлом?
Я с трудом оторвал зареванную морду от постели, оглянулся на отражение в разбитом зеркале. Ледяная маска моего лица, с легкой, приклеенной полуулыбкой смотрела на меня оттуда. Я смотрел в желтые глаза, с отблеском внутри зрачка. Только холодный разум, ни сопереживания, ни сочувствия.
- Они ничтожны, внушаемы. Их легко использовать, обманывать. Их доили, делали на них миллиарды. Они скот, а ты волк. Будь умнее, как с Маринкой.
- Слишком большая игра, я слишком мало знаю о ней. – Прошептал я в ответ.
- В нее играют всего лишь люди. – Последовал ответ, и зеркало треснуло, лопнуло, рассыпаясь от ударов. От дробного града ударов. Стук в дверь.
86***
Я оторвал голову от постели. Глаза влажные, проклятье. Кажется, мои нервы в худшем состоянии, чем я думал, домыслы слишком выматывают меня. Кое-как размазав их, я прошептал:
- Они все всего лишь люди.
Голос вроде не дрожит. Я крикнул в ответ на стук:
- Да-да?
- Матвей, вы не спите? – Спросил Мартин.
- Нет, входите.
Когда он открыл дверь, я широко зевал, и тер лицо. Если что заметит, пусть думает, что я просто зевнул до слез.
- Ох щит, - с акцентом выдохнул он, отшатываясь едва на него пахнуло воздухом из холодильника. – Вам не холодно?
Я замер, прислушиваясь к себе, и улыбнулся:
- Нет, вовсе нет. Я просто задремал немного. Что случилось?
- Да ничего, просто сделать снимки.
- А, это ваше трехмерное сканирование?
- Да, все готово.
- Ну, тогда пошли. – Сказал я, натягивая футболку.
Я нырнул в жаркий, удушливый воздух, и мы пошли прочь. Наша дорога лежала в сторону здания, куда меня не пускали.
- Что там с жилеткой? – Спросил я на ходу.
- Да сделают к вечеру. Нашлась хорошая разгрузка, и из запасов позаимствовали свинца от старых аккумуляторов. Плечи укрепят, и все готово будет.
- С таким весом нужны будут подкладки, просто ремни сотрут кожу до крови.
- Да, там делают.
- И на спине груз тоже должен быть, примерно такой же. В смысле не 60 килограмм и на спине и на груди, а равномерно распределенный, ну может 40 грудь, 20 спина. Иначе опять будет опасный перекос.
- Эм, да, я прослежу, конечно.
- И свинец, он должен быть упакован герметично. Целлофановые запаянные пакеты, или что-то вроде. При контакте с потом или атмосферными осадками возможно образование водорастворимых солей, а с учетом того что тяжелые металлы кумулятивны, у меня может развиться хроническое отравление.
- Да ладно, тяжелые металлы если в организм и попадут, то в волосах накопятся до первой линьки.
- Вы уверенны? Проводили опыты?
- Ну…
- Мартин, по-моему, испытывать на себе яды я еще не соглашался. По крайней мере, вызывающие хроническое отравление. Действие острых еще ладно, но мне нужны гарантии и страховки.
- Да, кстати, пакет документов завтра будет готов.
- Прекрасно, прежде чем подписывать, я хотел бы ознакомиться с ними.
- Да не волнуйтесь, мы не собираемся вас обманывать. Просто работа, испытателем. Ну, вроде именно так это оформлено.
- А налоги? Легализация в России?
- Когда вернемся, надо будет зайти зарегистрировать, хотя думаю, мистер Матусевич позаботится о формальностях. У вас будет официальное трудоустройство.
- Отлично. – Я с облегчением нырнул в кондиционированный коридор здания. Довольно длинный надо сказать коридор, в котором поддерживалась чистота. Белая женщина у входа о чем-то заговорила, Мартин ответил, подошел к ней, и она дала ему пару комплектов бахил.
- Полагается. – Сказал мне Мартин, протягивая одну пару, и надевая на туфли другую. Я надел прямо на босые ноги, все же грязь и к коже липнет. Интересно, а шерсть проблем не вызовет? Кровать надо будет протрясти от нее. Я пошел следом за Мартином, который уверенно вел меня. Дорогой встречались люди, с интересом разглядывающие меня. Да почему вообще я воспринимаю людей с такой враждебностью? Им просто интересно. Мне бы и самому, наверное, было бы любопытно поглазеть на странного получеловека. Да что там, я действительно с интересом смотрел на ту измененную, просто я могу быть вежливым, не глазеть более чем следует, и не нервировать лишним любопытством. Не все люди способны быть столь же тактичны как и я, так что мне просто надо смирится с существованием менее совершенных. Да и для себя поддерживать некую планку. Я должен выглядеть хорошо, и иметь хорошие манеры. Не усердствовать, чтобы они не проявили очевидную лживость, вести себя относительно естественно, но сдержанно и вежливо. Я должен нравиться людям, это не так сложно на самом деле. Простая манипуляция.
Мы остановились у одной из дверей, Мартин постучал и ему ответили. Он открыл ее, вошел. Я вошел следом. Просторная комната с занавешенными окнами, и кондиционером. А в центре большая машина, посередине которой виднелась кушетка. Я скользнул по ней взглядом, отмечая рельсы обеспечивающие подвижность, массивные генераторы излучения образующие цилиндрическую область вокруг направляющих, управляющий экран, толстые кабеля питания. Как же эта штука называется? Томограф что ли. Врач, или оператор в это время говорил с Мартином. Он посмотрел на меня, я улыбнулся мужчине.
Они очевидно немного спорили, но это длилось недолго, и Мартин сказал:
- У вас есть металлические детали в одежде? Ах, ну да. Штаны. Снимайте, ложитесь.
- Угу. – Я подчинился, стянул штаны с металлической ширинкой, положил их на стул, стоявший в углу, и, подойдя к кушетке, лег на нее. Может, следовало бы попросить подстелить простынь, но шерсть позволяла не обращать внимания на искусственную кожу кушетки. Оператор подошел ко мне, посмотрел, коснулся ладонями головы, показывая, что следует ее пододвинуть. Я подчинялся его жестам, пока он не счел, что я лежу как надо, и отошел к пульту. Он вновь заговорил с Мартином, и тот перевел:
- Лежите неподвижно.
- Угу. – Отозвался я.
Машина загудела. Кушетка чуть приподнялась, и медленно поползла внутрь, увлекая меня в чрево механизма. Забавное чувство, гудение шло со всех сторон, обволакивало тело. Так ли у них плохи дела? Хотя тут надо понимать масштаб. В таких работах цена подобного оборудования может быть и относительно небольшой. Процедура длилась недолго, и через несколько минут все с тем же тихим жужжанием кушетка отправилась наружу.
- Все? – Спросил я, не поворачивая головы.
- Да, больше ничего не требуется. Ну, только чуть позже к врачу зайти.
Хм, хм, хм. Я вспомнил о новой горничной, или как ее. Не станет ли она жаловаться на мое поведение? Думаю, я несколько нагловато повел себя тогда, и надо упредить ее жалобы. Я стал вставать:
- Да, думаю, как раз душ принять успею. И Мартин, - я улыбнулся, глядя на него, - не могли бы вы сходить со мной, и объяснить той девушке, что когда я к ней захожу, то ожидаю, что она даст мне большое полотенце и фен? Боюсь в отличие от той, что была до нее, с этой у меня возникло недопонимание.
Человек тяжело вздохнул, видимо у него были немного другие планы, но он сказал:
- Ладно, пошлите.
На выходе я стянул бахилы, и кинул их в расположенную неподалеку урну. Все равно об грунт мигом истреплются. Линия поведения, и так, какая линия поведения? Слепо отрицать все нельзя, ложь рано или поздно раскроется. Нужна полуправда. Итак, я пришел к ней, увидел, что она новая. Она испугалась меня, но я не знал языка. Попытался объясниться, увидел полотенце рядом с ней, подошел взять. Она закричала, и я от неожиданности зажал ей рот рукой. Подержал немного, пока не успокоилась, взял полотенце и ушел. Вот и все домогательство. Глупая, нелепая ситуация, над которой можно посмеяться. Просто недоразумение.
Интересно, примет ли она это? Мартин скорее всего поверит мне, но не попытается ли она создать мне проблем? Хотя, что она может сделать? Ну, кроме как пакостить по мелочи? Проблема в том, что общение с ней все же пойдет через Мартина, и значит, мне нужно упирать именно на то, что меня не так поняли. Да ладно, я ведь ничего такого не сделал. Вот если бы я ее все же трахнул, тогда проблемы и могли бы быть. Хотя, может быть они бы того и стоили.
Мы дошли до нужного здания. У входа стоял и курил крепкий, смуглый мужчина. Он смерил нас подозрительным взглядом, но больше ничего не предпринял, и мы вошли внутрь. Запахи, интересные запахи. Кажется тут новые постояльцы, и не только люди. Я принюхался. Конечно, на самом деле лучше всего запах сохраняется на поверхности, в воздухе лишь слабая тень. Но не стану же я обнюхивать пол на глазах Мартина? Модификантка, определенно она. Хм, да еще только приехала. Интересно, интересно. Надеюсь тот хмурый парень не ее любовник. А то перспективы уж больно любопытные вырисовываются. А вот, наверное, и комната где она остановилась, оттуда доносился неясный шум, спор вроде, но мы прошли мимо. Я старательно скрывал любопытство, и потому не имел времени разнюхать все более подробно.