The Battleship Girl

Линкор-тян  когда-то была простой девочкой, дочкой одного из инженеров, строивших  последние американские линкоры. Тогда ей было двенадцать лет. Когда её папа пропадал целыми днями  на верфи или сидел над чертёжной синькой и ему было не до маленькой Айовы, но иногдааа...  Айове, конечно, строго воспрещалось заходить в "кабинет" - солнечную мансарду,в которой уже осенью ощутимо холодало и приходилось затапливать камин, но разве можно было удержаться? Ведь там, на многочисленных книжных полках, меж рядами скучных книг (Айова пробовала их читать, но все слова только мешались у неё в голове и она ничего не поняла. Отец, увидев её за этим занятием, тогда совсем не рассердился, хоть она и взяла книжку без спросу, а только потрепал по голове и сказал, что ей надобно ещё чуть-чуть подрасти. ), на специально сделанных полочках, словом везде,кроме письменного стола и маленького верстачка, где они и рождались, жили модели кораблей. Там были и парусники с парусами из настоящей парусины, которую матушка  сама подрубала суровыми нитками. Там сурово таращились в окно и на портрет индейского шамана кисти Джорджа Кэтлина орудиями башен броненосцы "белого флота", чья броня была выполнена из тщательно разрезанного, отшлифованного и спаянного металла консервных банок. Стремительно неслись, рассекая острым форштевнем волны доносившегося с кухни аромата оладий, лёгкие крейсера. Иногда корабли уплывали из мансарды навсегда в деревянных посылочных ящиках в музеи или к тем, у кого хватило долларов в кармане их заказать и Айова очень расстраивалась,иногда даже тихонько плакала.  Айова приходила в "кабинет", просила разрешения "посидеть тихо-тихо, как мышка в норке" и, не дожидаясь ответа, забиралась с ногами на старое кожаное кресло с "Матушкой Гусыней" в руках. Конечно, это обещание она никогда не сдерживала. Гораздо больше, чем все  сказки она любила,сняв сандалики, босиком по деревянному полу, подойти к папе и рассматривать как на  огромном листе бумаги появляются тонкие синие линии. Лет до десяти она верила, что так появляются нитки из которых, как ткань для её платьев, ткут металл кораблей.
Потом, она принималась так же тихо ходить по комнате,заглядывая орудийные порты и иллюминаторы корабликов. Пол скрипел даже под её лёгкими шажками. Следивший за ней краем глаза отец некоторое время  держал перо в руках, но всё же откладывал его. Подходил. Некоторое время они стояли  молча у  привлёкшей сегодня его дочку модели. А потом сами собою появлялись первые слова.
Так шло её детство.
Имена Магеллана и кэптена Сигби, чуть было не убитого подло испанцами, говорили ей больше, чем имена Винни-Пуха или Алисы.
Шли годы. Айова успела вырасти из того синего платья с накрахмаленным передником. Её семья несколько раз переезжала и та мансарада осталась где-то далеко, в Нью-Йорке, модели давно разошлись по рукам - возить с собой их было накладно, а отец всё реже склонялся над своим верстачком.
Но даже вдали от моря, детская мечта о кораблях, не теряла для неё своего очарования. Флот? А почему бы и нет!
Как бронебойный снаряд, она прошла навылет сквозь кабинеты и аудитории Аннаполиса и вспыхнула ослепительной золотой вспышкой якоря на  офицерском погоне уже  на борту своего первого боевого корабля. Мать ей, конечно, как-то раз сказала, что имя её не имеет отношения к его названию и, помниться она здорово на неё рассердилась. Какая там прабабушка-индианка, которую она и знать не знает! Что за глупости! У папиного корабля, как она считала, было больше прав на родственные отношения и любовь. Было всё это в ноябре 1952-го года.
Тогда же,  впервые, над линейным кораблём, стоявшем у пирса в Норфолке, пролетело звучное, лёгкое словечко -  Аль-Фараби. Точнее, это должно было произноситься как " пространство Аль-Фараби", но в разговорах произносили имя только имя древнего безумного арабского философа, предрекавшего ненависть природы к пустому пространству и первым правильно определившим время как свойство движения. И только шёпотом, и только за броней корабля.
 Полевые испытания по сверхбыстрому движению техники шли тогда успешно. Стандартный армейский грузовик(В меньшее не влезало потребное оборудование и дополнительный бензиновый генератор для его питания) с основательно просевшими колёсами, действительно, проходил сложную дистанцию в сотню километров быстрее любого самолёта, хотя водитель клялся всеми святыми, что скорость была не выше пятидесяти миль в час, а уровень топлива в баке подтверждал, что это не фата-моргана. И всё это было очень хорошо.   Сеть Аль-Фараби выстреливала импульсами и сама же принимала их в следующем всеобщем кванте пространства-времени  "озвучивая" на трепещущей в междумировом нигде-никогда лопасти Аль-Фараби, резонирующим контуром в точке появления волновой пакет, в точности соответствовавший грузовику. Отдаление лопасти воссоздания задавалась амплитудой колебаний волнового пакета, соответствовавшего объекту, которая, в свою очередь, зависела от  полной внутренней энергии. Проще говоря, стоящий CCKW 353, при включении Сети Аль-Фараби, мог просто  появиться и исчезать, мог неожиданно опрокинуться на борт,  но не сдвигался ни на сантиметр. Нельзя было даже выключить двигатель после достижения нужной скорости - как только работавшая только в импульсном режиме(Цикл передача-приём-звучание-зарядка конденсаторов-передача иной возможности и не давал) Сеть  оставляла его на некоторое время в обычной логике перемещения по лопастям Аль-Фараби, машина начинала тормозиться трением о дорогу как и любой другой макрообъект, и скорость снижалась. Этот эффект, обнаружившийся ещё при предварительных расчётах, был крайне неприятным открытием для "монахов из  монастыря Уайт Сэндз", создававших Сеть Аль-Фараби для полной замены моторов, но военные чины он даже обрадовал. Для работы Сети  нужно движение, а значит, нужны обычные моторы. Ничего не надо менять. К тому же "монахи" так и не могли дать ответ на то, как задавать точку воссоздания, а так движущимся объектом кое-как можно было управлять во время его появления, а дальше Сеть как бы  просто швыряла его  вперёд во время-пространстве эфира Аль-Фараби за доли секунды, воссоздавая в точке примерно задаваемой формами волн эфирного пакета, находящиеся под непосредственным влиянием логики смены времяпространственных координат при эволюционной смене лопастей Аль-Фараби. А значит, достаточно будет небольшой модернизации имеющихся самолётов.
Да,  Аль-Фараби решили использовать для создания сверхбыстрых бомбардировщиков с атомным оружием на борту. И их, может быть, и создали бы, если бы не не взорвавшийся на испытаниях торпедоносец. Сеть Аль-Фараби позволявшая двигаться в обычном мире лишь некоторое, весьма небольшое время очень сильно экономила топливо. Так что, поначалу даже задумались о  ещё большей экономии, о замене сверхтяжёлых "крепостей" на небольшие самолёты. У такого хода было и ещё одно преимущество-при меньшей массе объекта передать его Сетью Аль-Фараби можно было с меньшими энергозатратами, позволявшими отказаться от вспомогательной установки и положиться только на мощность двигателей самолёта. В качестве эксперимента, старый "Эвенджер" получил вместо торпеды, ПТБ, брони, двух членов экипажа, половины топлива  и пулемётов Сеть. Взлетев с "Блок-Айленда", пилот, управлявший ставшим невероятно лёгким самолётом, набрал высоту, дал половинный газ, включил питание Сети и... Самолёт появился над авианосцем вновь уже в виде металлического дождя.
Потом, после двух недель исследования пяти коробок, вмещавших всё,что осталось от "Эвенджера" и расчётов всё стало на свои места. Слишком малая масса давала столь малую полную внутреннюю энергию, что волновой пакет гас, теряясь в естественных колебаниях квантовых лопастей Аль-Фараби. Сеть не могла "озвучить"  полностью даже самоё себя. Но "монахи" уверяли, что для  более тяжёлых машин этого удастся избежать и что как только  на появятся компактные установки, способные дать энергию для питания вечного голода конденсаторов Сети и не забирать значительную долю полезной нагрузки, можно будет снова вернутся к этому проекту.
На этом, может быть, пухлые папки, увенчанные именем древнего араба, с чертежами, расчётами и фотографиями отправились бы в архив- сверхбыстрые танки и автомобили, у которых будет более чем тонна  весьма некомпактно распределённого лишнего веса   генералам были не нужны -  если бы чья-то светлая голова не догадалась предложить Сеть.... Флоту. Авианосец,способный пересечь Тихий океан за часы? Линкор, что мгновенно оказывается от вражеского корабля на дистанции действительного огня, сколь далеко бы тот ни был? Подлодка, что мгновенно окажется в центре вражеского ордера? Все возражения отмёл рёв вице-адмирала Кларка:
-Чёрт побери,  дайте мне это и у русских не останется ни одного корыта с положительной плавучестью!
 Гигантская, невозможная на суше масса судовых механизмов, огромный внутренний объём, быстрота движения кораблей, мощность двигателей - всё это делало их идеальными реципиентами Сети Аль-Фараби. Первым кораблём с Сетью должна  была стать "кровная" сестричка энсина Айовы Джонсон, офицера первой орудийной башни - один из самых быстроходных и  одновременно самых защищённых, самых тяжеловооружённых кораблей Ю-Эс Нэви. Работы начались немедленно, после возвращения линкора из Йокосуки в Норфолк и продолжались пару месяцев.
Выйдя в море, линкор выжал всё возможное и невозможное из своих машин - гидродинамический лаг показывал, что чудовищная масса металлического тела врезается в стылые волны Атлантики со скоростью более тридцати узлов. Оглушительно  ударили колокола громкого боя, способные поднять даже убитый расчёт. Тридцать секунд  их звон  вышибал из головы мысли, заменяя их инстинктами и инструкциями. "Боевая! Тревога!" "Боевая! Тревога!"   А потом включилась Сеть.
В ход любого, даже самого продуманного, эксперимента может вмешаться непредвиденное. "Зазвучав" на новой  лопасти Аль-Фараби объект всегда вносит некоторую дисгармонию в её звучание, прежде чем вливается во всеобщую симфонию. Но если шёпот рассекаемого машиной и самолётом воздуха едва слышен и легко заглушается, то рёв куда более плотной водяной массы...
На мгновение, на линкоре все ощутили себя не на своих местах. И не так как надо. Погас свет. Потом снова загорелся. Кто-то не мог дышать густым как масло воздухом и упал на потолок, синея и пытаясь руками лёгким проглотить хоть кусочек газа. Кто-то, не чуя боли, рвал на себе кожу, которая, как только ему одному казалось, пахла нефтью. На глазах Айовы, матросик опёрся лёвой рукой  на снарядный лоток и а с его черепа стали стекать кроваво-белой жидкостью волосы, кожа, кости, обнажая серый студень мозга. Он зажал свою голову в ладонях, пытаясь  сохранить хоть остатки черепа, оглушительно завопил.  Айова отшатнулась, больно ударилась плечом о броню башни. На мгновение, она ощутила привычную твёрдость металла, а потом провалилась куда-то в пустоту, резко дёрнулась обратно, пытаясь восстановить равновесие...  В этот момент всё вернулось на круги своя.  Линкор, привыкший побеждать океан, не мог проиграть ему сейчас, в этой схватке.  Некоторое время, он просто плыл не управляемый никем и внутри его не слышалось ни единого звука,кроме тех,что порождаются работой машин. Его могучее тело выдержало это испытание. Плоть и дух  экипажа оказались слабей, но всё же вскоре он наполнился топотом спешно собранных из тех,кто ещё мог кое-как находиться на ногах.
Айова сидела, не в силах встать и смотрела на  разодранный рукав кителя, на подсыхавшие ручейки крови, бравшие своё начало там, где плоть  девичьей руки плавно переходила в металл. Металл, имеющий прежние нежные формы.  Но всё же металл. Она положила уцелевшую руку и поняла, что почти не ощущает разницы между тем,что осталось её и  новоприобретённым куском стали. Разве что, когда сжимаешь, сталь не так податлива. Металл был тёпел - кажется, внутри него продолжала пульсировать кровь.  Её тошнило от отвращения, хотелось закричать, но никакой боли не было и в помине.
Бах!
1.	Пощёчина.
-Вы меня слышите?!
У  Айовы едва достало сил поднять голову и посмотреть в расплывавшееся чёрными кругами лицо.
-Даа...
-Встать можете?!
На этот раз она просто кивнула.
- Марш на койку и спать пока не разбудят! Приказ кэптена Купера!
Она кивнула ещё раз, ничего не желая выяснять. Приказ так приказ.
Уже бредя по тёплой тиковой палубе, она поняла, что идёт босиком. Удобные, совсем не как положенные ей форменные, туфли затерялись где-то между лопастями Аль-Фараби.
Это было последней каплей.
Айова сидела, прислонившись спиной к металлу  башни и рыдала. Ей было жаль всего - своё плечо, туфельки, матроса, потерявшего кисть, линкор...
Сначала она даже не заметила, как начал медленно корабль начал медленно крениться на борт. Она встала  - и толстый трёхдюймовый тик треснул под её ножками, как стекло. Заноза больно впилась в босую ступню. Она упала. Слёзы мгновенно уступили место злости на сегодняшний дурацкий,кровавый день.  Ярость мгновенно вскипела в ней термоядерным пламенем - она никогда не знала,что плоть может быть сжигаться таким огнём. Крик рвался из её горла, но никак не мог вылететь- она больше не могла говорить. Она снова, шатаясь,попыталась встать. Трещал тик, а под её пальцами прогибался металл башен универсальных артустановок. Форменная юбка и китель то исчезали, то появлялись под слоями странно мерцающей, невесомой для неё, стали. Кажется, где-то внизу скрипел металл шпангоутов, обшивки, отказываясь  переносить эту пытку далее. Айова вскинула одну из рук к закатному солнцу и вся злоба пробежала по плоти хлестнула у неё изнутри облаком огня.  Она ещё не слышала голоса орудий своего корабля и потому ей на мгновенье показалось, что этот чудовищный рёв исходит из её открывшегося  рта. Пламя обнимало её. Она знала -  этот огонь способен расплавить сталь, но её  он коснулся тёплым дуновением костра. Потом всё исчезло. Пламя опало, стало  дымом, от химического запаха которого в носу щипало. Айова не удержалась  и чихнула. Улыбнулась. Внутри неё распространилось неожиданное спокойствие, наполнявшее её медленно и постепенно, как горячее молоко с мёдом, что давала ей мама, когда она простужалась - кружку.
Её взгляд упал на тот самый кусочек стали в плече. Корабль поделился с ней плотью? И она теперь- плоть от плоти её?
Тут её слуха коснулся топот многочисленных ног. И мгновенно всё произошедшее стало сном. Она была  уже не "Айовой", а просто Айовой Блейк Джонсон. Маленькой девочкой лет двадцати.
Огромный корпус линейного корабля подпрыгнул, освобождаясь от внезапно исчезнувшего веса. Она стояла посреди изуродованной палубы.
-Что случилось!? Вы целы?! Мисс Джонсон, вы нас слышите!?
Она  посмотрела на кричавших. Помолчала, удерживая на лице улыбку. И наконец произнесла:
-Всё хааарашо.
И пошла. Деревянный настил теперь  под ней не ломался. Она сейчас думала о тех словах, что когда-то сказал отец :
-Смотри на них, моя девочка. Они живут много дольше нас. И не стареют  до самой смерти. Ты не завидуешь им? Я -завидую.
Она сейчас ощущала себя именно такой - вечно молодой. Которой все завидуют.
Кэптен  Купер налил себе полный стакан виски и, даже не поморщившись проглотил его,как горькое лекарство.
- Наши координаты, доклады о повреждениях? Где мы, чёрт побери, и можем ли сами вернутся?
-Много раненых, четыре трупа- все из расчётов орудийных башен, но  корабль  в отличном состоянии. Мы находимся примерно в двухста милях на северо-северо запад от Соммерсет-Айленд.
Командир корабля помолчал, наклонил бутылку над стаканом, но, раздумав, закрыл и поставил её обратно.
-Пусть меня на берегу хоть на сковороде жарят, но больше... Пусть сам комфлота плавает с этой дьявольщиной.