Фрагменты

Ь загорал, раскинув руки в стороны и подставляя своё лицо яркому полуденному солнцу. То и дело он проваливался в жарко-натопленные сны, сквозь которые прорывались крики морских чаек и монотонное шипение волн, накатывающих на берег. Пляж вокруг него был почти пуст, и только метрах в сорока пожилая супружеская чета играла в нарды и ела арбуз. Время от времени кто-то бежал вдоль берега, оставляя за собой череду следов на мокром песке и звук шлёпающих по воде ног. Иногда ему приходилось сонным движением кисти смахивать жука или божью коровку, щекочущих его своими лапками, чтобы затем быть вновь подхваченным заботливо-ватными руками сна.
 	Какое-то время спустя, решив освежиться в воде, Ь потянулся, встал и, позёвывая, направился к морю, шагая по песку, что обжигал ему ступни и попискивал под пятками. Поначалу оно ощетинилось своей холодностью, но немного погодя, любезно приняло Ь, плывущего всё дальше и дальше от берега. Почти что у оранжевого буйка он лёг на спину, подхватываемый волнами снизу, подогреваемый солнцем сверху. Поплыв к берегу, он уже не бил по воде лопастями рук, но единым, одновременно плавным и мощным движением рассекал море, описывая по воде полукруг.
 	Вернувшись к подстилке, Ь лёг и начал листать потрёпанный сборник стихов из библиотеки, меж страниц которого то и дело попадались песчинки. Ни одно из стихотворений не приковывало его внимания, в каждом из них для него был сокрыт какой-то изъян: мелодия, набрав силу и скорость, вдруг, споткнувшись, разбивала нос, урчащая кошка начинала отхаркивать ком шерсти, а пение птиц прерывалось, как точкой, — раскатистым звуком ружейного выстрела, после которого был слышен лишь гогот подвыпивших охотников.
 	Ему захотелось чего-нибудь съесть, к тому же солнце постепенно заволакивали густо-слоистые облака с лёгкой примесью туч, и скоро Ь засобирался. Только что выкупанное и обласканное на солнце тело противилось подъёму в дюны и не спешило стряхнуть с себя негу и морскую соль. Немного запыхавшись и черпая сандалями песок, он шёл домой.
 	Ь снимал крохотную квартиру на окраине городка, куда он приехал в отпуск на 3 недели. В ней был матрас, лежащий прямо на полу, старый, гудящий холодильник и маленький балкон. Стола, ванной, большей части обоев и горячей воды в этой квартире не было, что, впрочем, не слишком угнетало его, потому что большую часть времени он проводил либо гуляя по городу и его окрестностям, либо на пляже. По дороге домой Ь купил пиццу и бутылку пива. Скрипнув дверью, стряхнув с ног сандалии, он уселся по-турецки и начал есть.
 	Из-за образа жизни, который больше подчинялся не логике, но прихоти, ощущение времени у него было слегка спутанное. Ту неделю, что он уже провёл здесь, Ь почти что ни с кем не заговаривал, если не считать коротких фраз, обусловленных необходимостью. Этим в нём была вызвана некоторая неловкость и неуклюжесть и задумчивость и отчасти даже замкнутость. Если бы кто-нибудь из прохожих спросил у него, который час, он бы, наверное, вздрогнул, смутился и только через несколько мгновений понял, чего от него хотят. Но его, гуляющего по мощёным улочкам этого города, никто и ничто не тревожило.
 	По профессии Ь был, что называется, — фрилансер. Бог весть, почему из всех городов у моря его выбор пал именно на этот, находящийся на берегу Балтики, бывший когда-то немецким, городок. Может быть, он был ведо́м ландскнехтовыми корнями этого слова или, что более вероятно, просто искал здешнего покоя, что пах елью и йодом.
 	Считая, что проводит время как нельзя лучше, смотря старые фильмы, неуловимо-прекрасные, раз разом выскальзывающие, как шёлк, из пальцев, прогуливаясь по городу, пробуя каждый день новое мороженное и загорая на пляже, он был безусловно прав.
  	Ещё иногда он шёл в парк, что-нибудь читал и после пары бутылок пива шутливо барахтался, утопая в чуть-хмельной дрёме .
 	После он пытался попасть сюда снова, сначала вполне физически и как бы конкретно, а затем хотя бы в воспоминаниях, потому что ему хотелось проникнуть в тайну, которая, как ему казалось, была сокрыта в глубине развесистых крон клёнов, чьи листья играли на солнце, в лучах здешнего солнца, в раскатах выбиваемых ковров, что будили его по утрам, в каждой мелочи, которая ему здесь встречалась. Ему вспоминалась девушка с рыжими волосами и милым лицом, присыпанным веснушками, которая сидела в дюнах и сосредоточено что-то рисовала, смешивая белые и чёрные, красные и зелёные, жёлтые и синие краски. Её окружала музыка: высокие крики чаек прорывались сквозь низкий шелест волн. Отдельность каждого из элементов, сливавшихся затем воедино, бесконечная увлечённость каждой песчинки собою, её верность своей задумке — вот, что так его трогало и восхищало.
 	Но вернуться обратно в те дни у него так никогда и не выйдет, и спустя годы он вдруг понял, что всё то время, которое прошло с тех пор он только и делал, что стремился обратно. Так иногда просыпаешься среди ночи от холода, чтобы закутаться в одеяло. Но дрожащая рука Ь потянется к одеялу лишь тогда, когда оно невозвратно истлеет, покусанное и переваренное молью, пришедшей в его жизни на смену прочим разноцветным Чешуекрылым.