Сократ был прав

Старый погост. Где-то рядом должен быть овраг.
Сосновый лес в золотых лучах заходящего Солнца. Поляна.
Ещё пятьдесят шагов.
Овраг.
— Обернись!
*Дьявольский ужас*.
— Как твоё имя?
— Пиде.
— Готов?
— Да.
— В чём истина?
— Уточни понятие.
— Что?
— Ты подразумеваешь, что истина — это некоторое качество или параметр объекта?
— Допустим.
— Или же ты подразумеваешь, что истина — это некоторая категория, которая может быть проявлена в каких-либо объектах? Только отвечай точно — иначе я не смогу правильно понять вопрос, который ты задал мне.
— С чего ты вообще решил, что я стану подводить тебя к ответу?
— Но ведь ты не можешь убить меня, пока я не отвечу на твой вопрос неправильно или пока не откажусь от попыток ответить. То есть, ты убиваешь тех, кто не отвечает на твой вопрос, но я-то отвечаю; только для этого мне потребуется уточнение некоторых деталей, потому как нельзя вести осмысленный диалог, если не знаешь, что под теми или иными словами подразумевает собеседник.
— Верно...
— Итак, ты готов помочь мне разобраться с определениями? Только в таком случае я смогу сказать наверняка, знаю я решение твоей загадки или нет.
— Да, да, конечно, теперь я готов помочь тебе и буду отвечать так точно, как только смогу.
— Хорошо. Итак, начнём. Когда ты спрашиваешь "В чём истина?", в твоих словах кроется некоторая недосказанность. И сейчас я объясню, почему. Вот смотри: если бы я спросил у тебя, в чём вода (подразумевая сосуд, в котором она хранится), что бы ты ответил мне?
— Я бы ответил, что вода в кувшине, Пиде.
— И это был бы правильный ответ. А вот если бы я спросил тебя, в чём меч, что бы ты ответил?
— Я бы сказал, например, что меч — в ножнах.
— И это было бы верно! А теперь попробуем немного иначе — что бы ты ответил, спроси я тебя, в чём разум?
— Ну уж теперь и я не могу обойтись без уточнения — это зависит от того, подразумеваешь ли ты некоторое существо, наделённое разумом, или, например, часть тела, в которой собственно разум содержится. Ведь разные мудрецы имеют разные мысли на этот счёт. Египетские жрецы убеждены в том, что разум человека сосредоточен в его сердце. Халдейские же утверждают, что место его средоточения — голова.
— Нет-нет, я имел в виду именно то, какое существо наделено разумом.
— В таком случае, я без промедления отвечу тебе, что из всех животных, обитающих на Земле, разумом наделён исключительно человек. Остальные животные тоже наделены им в некоторой мере, но они не способны ни к осмысленной речи, ни к искусству.
— Но ты сказал "в некоторой мере" — значит, на мой вопрос о том, в чём разум, можно было бы ответить и "в животном" — *в некоторой степени*?
— Получается так, Пиде.
— Вот видишь, сколько здесь нюансов! Насколько же труднее мне разрешать твою загадку, если понятие "истины" столь много более сложно, чем понятие "разума"!
— Ты прав, тебе придётся нелегко. Но не надейся, что я отпущу тебя без ответа!
— Я вполне согласен с тобой и только прошу немного прояснения. Готов ли ты продолжить наш диалог, или ты настаиваешь на том, чтобы я дал тебе ответ прямо сейчас?
— Нет, Пиде, я согласен помочь тебе, сколько смогу. Ведь мне и самому теперь интересно проникнуть в природу наших слов и понятий, содержащихся в разуме.
— Очень хорошо. Тогда продолжим. Мы остановились на том, что вопрос "В чём есть что-либо?" требует ответа на вопрос, в чём это что-то находится, то есть содержится, располагается. Ты согласен с этим утверждением, или имеешь что-либо возразить?
— Нет, мне нечего возразить, и я полностью согласен.
— Тогда нам остаётся совсем немного работы. Давай же подумаем, является ли истина, о которой ты так настойчиво спрашиваешь меня, неким предметом или объектом, или субстанцией (как, например, душа), которая могла бы быть сосредоточена в чём-либо?
— Я полагаю, нет. Теперь я начинаю понимать, к чему ты клонишь, Пиде.
— Значит, вопрос "В чём есть истина?" является не совсем правильным, поскольку заключает в себе логическую несостыковку двух слов: "быть" и "истина". Давай определим два этих понятия, чтобы окончательно уяснить, что они означают на самом деле, и с какими другими понятиями могут сочетаться.
— Давай.
— Тогда я предлагаю начать со слова "быть", так как оно кажется немного более простым — а начинать надо всегда с более простого.
— Я согласен.
— Что значит "быть"? Можем ли мы сказать, что вот тот сосновый лес есть, равно как и каждое отдельное дерево, которое вместе с остальными этот лес образует?
— Определённо можем, ведь они существуют.
— Хорошо. Значит, быть означает "существовать", "присутствовать в этом мире"? Так?
— Так.
— А может ли это слово означать ещё что-либо?
— Даже не знаю, Пиде. Давай проверим.
— Я тоже считаю нужным проверить это прямо сейчас. Возьмём, к примеру, искусство. Оно есть или не есть?
— Мне кажется, будто есть. Ведь есть картины, нарисованные мастерами живописи, и есть мелодии, сочинённые мастерами мусическими.
— Но есть ли они само искусство?
— Они есть его выражение.
— А есть ли ещё что-нибудь, в чём искусство бы выражалось?
— Есть сами мастера, которые носят в себе его: они наделены талантом, умением, которое добывается долгой практикой, идеями, которые они воплощают в своих произведениях, и вдохновением, или поэтической одержимостью, которая заставляет их творить.
— Но постой, разве талант, умение, идеи и вдохновение не являются самостоятельными вещами? Разве если сложить все их вместе, мы получим само искусство?
— Мне кажется, получим, но я не уверен.
— Я тоже не совсем уверен — ведь если бы мы получили само искусство, разве мы не должны были бы быть способными как-то ощутить его или увидеть? А получается, что мы ощущаем и видим только сами произведения искусства, и мастеров, их создавших; видим, как мастер долго сидит в раздумьях, нелюдимый и угрюмый, а потом внезапно бежит куда-то, уже сам на себя не похож, как будто увидел какое-то чудо, бежит, одержим вдохновением, распугивая окружающих, и потом мы видим, какую прекрасную скульптуру он высек из куска скалы, или наслаждаемся мелодиями, которые он сочинил.
— Мне кажется, ты немного отклонился от темы, Пиде.
— Да, да, прости; но без подробного разбора каждого понятия мы не сможем продвинуться вперёд в наших поисках правды. Итак, можем ли мы утверждать, что искусство существует, если мы наблюдаем только его составные части, но его самого представить не можем? Вот представь колесницу — она существует или нет?
— Определённо существует.
— А она сама состоит из каких-нибудь частей, или же является к нам так, одним целым, неделимая на составные члены?
— Конечно же состоит: в ней есть и корпус, и колёса, которые в свою очередь состоят из спиц и ободов. А колёса соединяются осью, которая, к тому же, несёт на себе каркас, в который вставляется корпус.
— Всё верно. А теперь ответь мне: может ли быть такое, что мы видим все составные части колесницы, но её саму увидеть не можем? Что вот есть колёса и ось, а на них стоит крепкий корпус, и при всём при этом самой колесницы мы не видим?
— Никак нет, не может быть такого. Это глупость.
— Действительно. Ну а теперь давай спросим себя: может ли быть такое, что талантливые мастера и их произведения есть, а искусства, которое из них состоит, нет?
— Наверное, не может такого быть...
— А теперь давай вернёмся к тому, с чего мы начали эту длинную ветвь диалога, а то я и сам уже начинаю забывать, зачем мы обо всём этом говорим. Мы решили дать определение понятию "быть". Мы убедились, что "быть" означает "присутствовать в этом мире", как например присутствуют лес или колесница, а затем захотели проверить, не обладает ли слово "быть" какими-либо ещё значениями.
— Именно так.
— Значит, мы не можем сказать об искусстве, что оно существует?
— Мне трудно это признавать, Пиде, но получается так.
— Но ведь мы постоянно употребляем это слово в речи, и оно обладает определённым значением?
— Это так.
— Не значит ли это, что искусство тоже есть, но в каком-то другом смысле, в каком-то другом виде существования?
— Это было бы замечательно, Пиде, ведь мне так неприятно думать о том, что такой прекрасной вещи, как искусства, не существует.
— И мне тоже. Но разве наша любовь к вещам не становится ещё благороднее, ещё чище тогда, когда мы видим их истинную природу? Поэтому давай всё же разберёмся с этим вопросом. Значит, искусство проявляется в составляющих его частях, но само по себе не существует (не существует в том смысле, что не присутствует непосредственно в этом мире)?
— Так.
— Но мы говорим о нём, и составляющие его части всё-таки есть, как есть части, составляющие колесницу?
— Да, они есть.
— Значит, возможно, проблема заключается в том, что само слово "быть" обладает и другими значениями, которые остаются незаметными для нас, пока мы не присмотримся к ним?
— Наверное, так и есть — ведь мы ещё в начале предположили это.
— Обычно бывает так, что вещь существует непосредственно, то есть находится в этом мире, как например колесница, мастера, картины и скульптуры. Но может ли быть такое, что понятие есть, а предмета, который оно бы обозначало, нет?
— Мне почему-то кажется, что в случае с искусством так и получается.
— Отлично. Но каким же образом это устроено?
— Дело в том, что есть определённое количество вещей, совокупность которых мы суммарно обозначаем как "искусство". Поправь меня, если я ошибаюсь, Пиде.
— Нет-нет, ты абсолютно прав! И тогда мы приходим к выводу, что вторым значением слова "быть" является как бы "быть именем". То есть, об именах, не имеющих под собой действительного соответствия, мы тоже говорим "быть".
— Теперь я вижу, Пиде.
— Как утомительно было искать правду! Нелёгок умственный труд. Давай же теперь с триумфом вернёмся к изначальному предмету нашего диалога. Ты спрашиваешь, в чём истина?
— Именно так...
— И я готов ответить тебе, если только ты поможешь мне ещё кое с чем — совсем недолго! Ты готов разрешить загадку?
— Я готов помочь тебе.
— Что ты подразумеваешь под истиной? Из каких компонентов она состоит? Или же чем является? Есть ли ей какое-либо соответствие в реальном мире?
— Мне представляется, будто она состоит из всего, что является логически непротиворечивым. Как искусство состоит из мастеров и их произведений, так и истина состоит из людей и вещей, ими созданных. Так как Истина — самая высокая категория, которая включается в себя всё реальное, что существует, то человек есть тот, кто Истине соответствует — потому как он является вершиной развития живых существ на Земле и своими способностями как бы охватывает всё, что было до него.
— Я вижу. Но не мог бы ты сказать конкретнее, в чём истина проявляется?
— Легко! Первостепенно она проявляется в вещах наиболее высоких: в математике, музыке, скульптуре и живописи. Истина проявляется в том, что два плюс два — четыре, а квадратный корень из шестидесяти четырёх —  восемь. В том, что у мажорного трезвучия есть доминанта, которая требует разрешения в тонику, а всё вместе составляет ровно октаву. Скульптура показывает нам, что человеческое тело создано в соответствии с математическими законами и может быть воспроизведено в камне, если соблюсти гармонию в его пропорциях. В живописи истина проявляет себя в том, что существуют три основных цвета, а все остальные могут быть выведены из них; и что один цвета лучше сочетаются с другими, а значит внутри них есть определённый порядок. Вот в чём проявляется истина.
— Действительно, она проявляется в самом прекрасном. Да и что есть красота, если не соответствие истине, не так ли?
— Так, Пиде.
— Но есть ли какое-либо реальное воплощение истины?
— Нет, Пиде.
— Значит, она — только слово, которым мы обозначаем всё, что ей соответствует?
На глазах у чудовища выступили слёзы.
— Это так.
— Так задай же мне свой роковой вопрос, и я дам ответ!
— В чём есть истина?
— Её нет!

Солнце испустило последний багровый отблеск и скрылось за горизонтом.
Мрак опустился на сосновый лес.
Холодный труп монстра лежал на дне оврага.