Дело всей моей жизни было, безусловно, похоронено, когда я, лёжа на боку и отчаянно сжимая зубы, думал о том, как бы не сдохнуть. В голове было чёткое осознание того, что осталось мне не больше нескольких лет – а может, я словлю инсульт на следующей неделе. Писать, конечно, в таком состоянии было невозможно, и в голове бурлило сожаление лишь о потраченных впустую часах: на тупую работу, на длинную учёбу, на пустые пьяные взгляды и забытые трипы.
Нет, ну когда эта голова уже пройдет? Она болит ровно неделю, да, с двадцать второго. Тогда я немного перепил, и теперь я боюсь, что у меня сужены сосуды. Я прямо вижу перед собой эту картинку, взятую из глянцевого учебника или плаката на жёлтых стенах поликлиники: на одном изображении сосуд обычный, здоровый, широкий, а на другом – с грязным зелёным налётом, и тромбоциты поодиночке протискиваются сквозь круглые пещеры, забитые шлаком.
Википедия говорит, что инсульт грозит людям старше тридцати лет. Мне двадцать один. Но википедии я не верю. Я знаю, что сдохнуть можно когда угодно – об этом я слышал в песне «Кровостока». Страх смерти впервые поселился в меня два года назад, когда я обожрался мускатного ореха и очень испугался за своё сердце. Отец говорит, что я ипохондрик. Ему я тоже не верю.
Ах да, глаза! Глаза у меня красные, как у чёрта. Я обошёл всех своих друзей, интересуясь про цвет белков и прося оттянуть вниз подглазные мешки, пытаясь понять, у меня ли одного такая хуйня и насколько это опасно. Ребята говорят, что всё нормально. Но я - то знаю!