Князь

Князь стоял на широкой крепостной стене и смотрел на огни. Под светом луны они казались всего лишь стайками светлячков, но князь знал — каждый огонёк это костёр, вокруг которого сидит по пять-шесть татар. Огоньков было столько, что болели глаза. И душа болела.
На востоке и юге над заснеженным лесом разливалось красное зарево. Соседей уже пожгли, и только маленький гордый Галич-Мерьский держал оборону.
Первый раз они пришли с требованием. Дескать, полмира уже наши, и вам не выстоять. Поцелуй, князь, сапог татарский, да ключи от города вынеси. Губить, мол, не станем никого. Но князь татарских послов приказал удавить и к лошадям привязать.
Второй раз они пришли с угрозами. С отрядом, человек пятьсот. Сказали, что Бату-хан, величайший из ханов, грозит Галич разорить и землю солью засыпать, а самого князя в ханские конюшни поставить конюхом. Вышла дружина, побила татар, трофеи взяла.
Но князь недолго радовался, понимал, чем ему соседство с ханом грозит. Воеводе приказал стены укреплять, колодцы рыть, верных людей в Кострому отправил, в Вологду, в Ярославль, за помощью. Народ исполчил, вооружил, каждый день в гриднице самолично на мечах рубился.
В третий раз пришли татары с войском. Тьма-тьмущая. Перед крепостной стеной гарцевали, удалью хвалились, хвастались, как Рязань со Владимиром пожгли, как всех пожгли. Но Галич держался.
Татары на приступ пошли ночью, тайком. Выдало их только то, что один татарин со стены сорвался и закричал. Кое-как дружина отбилась, до рассвета сражались. И князь сам, как простой воин, на стене стоял, татар бил.
- Сегодня полезут, собаки, - пробасил воевода, и князь стряхнул с себя нахлынувшие воспоминания.
- Даст Бог, сдюжим, - вздохнул князь.
- От вологжан до сих пор ответа нет? - поинтересовался дружинник.
- Нет.
- Худо нам придётся, княже, - сказал воевода.
Зубцы крепостной стены, кое-где подпаленные после вчерашнего штурма, торчали словно пеньки гнилых чёрных зубов. За ними прятались дружинники и ополченцы с луками и самострелами. Порой нетерпеливые воины высовывались из укрытия и стреляли на любой подозрительный шорох внизу. Чаще всего это заканчивалось всего лишь пустой тратой стрел. Воевода приказал не стрелять на звук, но галичане не могли утерпеть. Было страшно.
Князь смотрел на огни и думал о том, как татары вообще могли достичь такого могущества.
- Слыхал я, что у татар если один побежит — весь десяток казнят, - произнёс он.
- Верно, - ответил воевода.
- По одному татарина возьми — так его любой мужик заломает. Да и не всякую бабу татарин одолеть сможет, если один.
- Много их, - хмыкнул воевода.
- Да, - согласился князь. Продолжать беседу не хотелось.
- Идут нехристи! - раздался чей-то крик с южной стены.
- Ну, братцы, с Богом! - зычным сильным голосом сказал князь.
Князь вытащил из ножен старый родовой меч. Вспотевшая ладонь скользнула по берестяной рукояти, но князь вцепился в неё так сильно, что побелели костяшки.
- Здесь стоим! - рявкнул воевода, когда увидел, что кто-то из ополченцев побежал на южную стену.
Над головой князя просвистела татарская стрела, и воевода силой пригнул его в укрытие. Князь убрал его руку и гордо встал на то же место, наблюдать за передвижениями войск.
- Не подставлялся бы ты, княже, - хмыкнул воевода.
- Меня Бог защитит, - вздохнул тот. - А не защитит — так и Галичу не устоять.
- На Бога надейся, а к берегу греби! - воевода попытался убедить князя, но тот был непреклонен.
На южной стене татары уже поставили лестницы и с дикими завываниями карабкались наверх. На восточной, где стоял князь, пока было тихо, лишь редкие стрелы перелетали крепостную стену.
- Крепкая сшибка, - заметил воевода, показывая, как русские дружинники вновь и вновь сдерживают татарву. Князь кивнул.
- И к нам нехристи полезли! - вскочил один из ополченцев, рукой указывая в сторону врага. Через мгновение татарская стрела вонзилась ему в горло, и тот упал, захлёбываясь собственной кровью.
Татары бежали на стену с длинными лестницами в руках. Князь вспомнил, что Рязань они брали с помощью стенобитных машин и катапульт. Сердце кольнуло некое подобие ревности.
- Смолу готовь! - крикнул князь. - Лучники, стреляйте!
Дружинники разом высунулись из-за стены и хлопок множества тетив слился в единый мощный звук. Внизу закричали татары: русские стрелы собрали видный урожай. Впрочем, татар это не остановило, воиска Батыя надвигались неумолимо, как судьба.
Лестницы с глухим стуком ударились о край стены, галицкие ополченцы подбежали с топорами и принялись рубить мокрое дерево. Но татар было слишком много, топоров слишком мало, и дружинники, кряхтя от натуги, поднимали вражеские лестницы и сбрасывали вниз.
К краю подтащили котёл с кипящей смолой, и, когда осмелевшие татары попытались забраться наверх — котёл опрокинули. Истошные вопли резанули слух многоголосым хором. Князь хищно улыбнулся.
На стену забрался первый из татар, коренастый и плосколицый, столь непохожий на русских воинов. Ему удалось зарубить кого-то из ополченцев, но дружинники тут же сбросили татарина вниз.
- Господи спаси, - пробормотал князь, перехватывая щит.
На врагов вылили ещё один котёл смолы, на этот раз почти безуспешно. Татары прибывали и прибывали, постепенно оттесняя защитников от края. Князь шумно выдохнул и сам бросился в сечу.
Татары карабкались на стену как пауки, дружинники сбрасывали их вниз, и это, казалось, длилось целую вечность. Повсюду лязгало железо, кричали люди. Кровь лилась широкой рекой, над стеной стоял пар.
Князь ударил щитом очередного татарина и вонзил клинок ему в грудь. На смену мертвецу пришли ещё двое, и князю пришлось отступить, чтобы через миг снова пойти в атаку. Он стоял плечом к плечу со своими соратниками-галичанами, изо всех сил сдерживая вражеский натиск.
Южная стена пока стояла,  но там татары уже смогли закрепиться. Лучники на башне поливали их стрелами, воины на стене старались выбить их обратно. Напрасно.
Князь рубил и колол, десница налилась свинцовой тяжестью, иссечённый щит болтался на перебитой руке. Татар было слишком много. Плетью обуха не перешибёшь. Но галичане упрямо продолжали драться, невзирая на страх и преимущество врага. И князь продолжал драться, в исступлённой злобе превращаясь в мясника.
Сражение давно потеряло всякий смысл, на смену молодецкой удали пришла монотонная тупая работа. Южную стену взяли, Никольскую башню подожгли вместе с защитниками, татары ворвались в город, но князь продолжал битву.
Даже когда татары окружили их на небольшом пятачке — князь лишь свирепо взглянул на татарского нукера и кинулся в атаку.
Разорённый Галич ещё долго горел. Разорённая земля ещё долго страдала.