Скрипя суставами на ногах, я шел по весенней улице. Электромагнитное излучение, выпущенное звездой по имени Солнце, игриво ложилось на мои белокурые и кудрявые от природы локоны, а так же на молодые и розовые щеки. От этого действия локоны  становились еще более белокурые, так как элементарно выгорали. А розовые щеки  со временем должны были стать коричневыми и облезть. Такой силы было электромагнитное излучение.
  Но всем нравилось. Голуби купались в теплых, но грязных лужах, распространяя по ним свою голубиную заразу. Кошки, жмурясь и мурча, сидели на крышах и деревьях. А воробьи, ничуть не боясь, скакали прямо кошкам, откладывая периодически на тех свои воробьиные личинки. А я всё это время шёл.
  Собаки, соревнуясь как будто наперегонки, целой оравой бежали, рискуя жизнью, прямо на красный свет за каким-то чужаком. А автомобили, управляемые добрыми и весенними городскими жителями, снисходительно притормаживали и пропускали собак. Не смотря на это, я неумолимо шёл.
  Небольшая группа то ли таджиков то ли евреев, стоя с кирками по пояс в траншеях, улыбалась электромагнитному солнечному излучению и напевала себе под нос то ли Хава Нагилу, то ли Надежду Кадышеву. И все хором по-татарски, почему-то, поприветствовали меня фразой: “Инэн батагэ, кунак!”  Учитывая все эти непростые вещи, я быстрым и пружинистым шагом, что есть силы, шёл.
 Подойдя к краю проезжей части, я увидел одинокую, подслеповатую старушку. Она стояла и беспомощно смотрела то на меня, то на светофор, который что-то, видимо осознав, тут же включил зеленый свой свет и начал отсчитывать жалкие пятнадцать секунд. Явно недостаточные для того, чтобы старушка успела перебежать дорогу. Повинуясь великодушному душевному порыву, я схватил бабушку на руки, и мы побежали с ней на другую сторону улицы под одобрительные аплодисменты пропускавших нас водителей.
 Добежав до середины, я взглянул на лицо мирно спящей на моих руках старушки и, узнав его, обомлел. И опять таки, повинуясь внезапному порыву, я резко развернулся и побежал обратно. Добежав через пять секунд , я разбудил старуху, несильно бросив ее на тротуар.
- Я вспомнил, как ты не пустила меня посрать к вам на этаж, - с плохо скрываемой ненавистью шептал я бабке прямо в подслеповатое  лицо и сверкал своими красными глазами. – И не нужно делать вид, что ты меня не узнала. Мы работали на четвертом, а вы на пятом этаже! Я всегда ходил срать к вам на этаж, когда у нас было занято. И никто – ты слышишь? Никто мне слова не сказал. Но потом появилась ты и не пустила. Ты! Это все ты! Ты появилась – и запретила!
 Я победно развернулся и на вновь загоревшийся зеленый свет не менее победно поскакал на другую сторону улицы. А бабка так и осталась лежать на тротуаре, окруженная горлубями и заботливо подбежавшими к ней водителями троллейбусов, у которых  отвалились рога. Они, не зная, насколько чудовищного человека окружили, помогали ей подняться и с осуждением что-то бормотали мне вслед.
- Что ж, помогайте, - кричал я им с другой стороны улицы. – Посмотрим, как вы запоете, когда она не пустит вас посрать! Тогда-то вы поймете, какую змею пригрели.
Я шел и философским образом поглядывал на окружающий мир, делая мудрые умозаключения.  Весной люди гораздо более наивны. А виной всему – электромагнитное излучение!