Голос

Кресла повернулись к зрителям. Прожекторный свет упал на скотообразные лица. Выпрыгнул из-за кулис молодой, щуплый певец и павлиньим тенором запел на английском.
В момент, когда внимание зала переключилось, Лепс приподнял на два пальца правую ягодицу и гаденько испустил кишечный дух.
В ухе кольнуло скрипочной фальшью. Микронаушник затрещал, и Билан, и Гагарина, и Лепс, не сговариваясь, сморщили лица.
- Сука, бля! Мирно стой, падла! – плюнул наушник психопатичным голосом.
- Лепс, еб твою мать! Опять пернул в народ?! Исподтишка, так, бля?!
Лепс в недоумении приподнял левую ягодицу и окатил уже Гагарину.
Он неожиданно ощутил тепло в брюках. Гагарина зашлась каркающим кашлем.
- Сука, животное нахуй!
В ухо залился женский стон, затем влетели дикий смех и сочный шлепок.
- Заткни хавальник, шлюха! Лепс, епта, тут твоя дочурка, блять, доченька облевала платье… За сто тыщ, сука! – звонкий удар, свинячий визг и хохот. –как теперь запердишь?!
Лепсу поплохело. Гулко, как неисправные трубы, затрещал кишечник, нарастающая резь переломила певца пополам.
- Что вы… хотите? – он тяжело прошептал.
- Ничего! Ничего уже не хочу, бля! Я щас просто выебу твою дочку, а потом выдавлю ей глаза, отрублю руки нахуй и снова выебу! Ха-ха! А потом, бля, трахну ее в задницу, оболью бензином и спалю нахуй!
Лепс зарычал от боли и снова выпустил анальный газ, так громогласно, что перекрыл музыку и пение павлина. Болотное облако укрыло судей.
Гагарина, выпучив глаза, закрыла нос и рот ладонями. Но глаза ее задымись и, как клубничное мороженое, вытекли нежными соплями на пальцы.
Не выдержав отсутствия воздуха, Гагарина оторвала руки от лица и захрипела дохнущим хорьком. Вдохнув смерти, закашлялась мокрым и выплюнула кровавую тряпочку легкого.
Билан отодвинулся от ядовитого духа и бешено вертел яблоками глаз в поисках ассистентов. Ассистенты в больших наушниках завороженно слушали дикие вопли Инги Лепс и теребили через штаны нестерпимые бугры.
 - Уроды, несите противогаз! – закричал он в истерике.
Они не обратили внимания, погруженные в красный, туманный зуд страсти. Тогда Билан снял футболку и приложил ко рту. Но белая ткань вмиг окрасилась буро-алым, через нос потекла мутная черная слизь.
Неизвестный в ухе у Лепса зарычал гориллой и замолк. Женский плач прервался:
- Фу, блять, фу, нахуй!! Я тебе покажу, нахуй, как жопу не мыть, как пизду не брить, сука! Клади руки на стол! Не убирать руки! Не убирать, сука, или убью!..
Резкий деревянный удар, мягкий звук упавших на пол обрубков
Лепс залепетал матершиной, в потном обмороке завалился головой на пол, в позе собачьей самки. Брюки сзади вздулись и покрылись испариной. Затем, упершись лбом в черную плитку, забил жилистыми руками в неистовой истерике, заполнившей зал певчей хрипотцой.
- А теперь глазки! – продолжал незнакомец. – Блядь и синька, глазки вынь-ка!
Лепс задергался туловищем, красное лицо покрылось пульсацией вен. Дырка под носом издала чавкающий всхлип и запела предсмертную песню творчества:
–ТОООООООООООООООООООООООООООООООООООООООООООООООООООООЛЬКААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА РЮУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУМКАААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА ВОООООООООООООООООООООООООООООООООООООДКИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИ НААААААААААААААААААААААААААААА СТААААААААААААААААААААААААААААААААААААААЛЕЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭ!
Дорогая ткань брюк не выдержала давления, с трескучим стоном разорвалась по шву, и в спинку кресла ударил тугой гейзер бурой жизни Лепса. Она, под сопротивлением препятствия, сплющилась и тонким слоем разошлась в стороны, образуя коричневое солнце российской эстрады.
Углядев символ конца света, зрители в восторге закричали, зарукоплескали. Упиваясь видом тонувшего в смрадной жиже технического персонала, они радовались, смеялись и целовались. Вдруг в их головы ударило осознание, что вскоре в лепсовом творчестве увязнут сами. Началось спасительное бегство, люди дрались за место повыше, ломали головы, грызли шеи, вспарывали животы нагими руками.
Билан испустил томный вздох, и творческая сила янтарной струей забила изо рта в гущу зала, орошая озверевших от жестокости людей. Те, на кого попали капли популярности, завертелись вокруг своей оси, изрыгая гнойные проклятия во славу всех богов.
От спятивших бесноватых оторвались тени и поплыли в сторону Гагариной. Она уже вся расплывалась бесталанной лужицей, лишь на волосатом бесформенном мешке из костей и кожи угадывались очертания лица, кричавших от ужаса. Тени всосали останки певицы, поглотили плоть с костями, окрасились красной паникой и, осознав глупость свою, стыдливо утекли в реку, натекшей из внутренностей Лепса.
Билан, испуская из носа изумрудную слизь, покрылся хрустящей алой коростой, защищаясь от подступившего к ногам бурого озера смрада. Субстанция дошла ему до колен, и короста беспомощно посыпалась, обнажая черные вены Билана, черные ошметки мышц и испуганное сердце.
«Жопа убила!»: спел он последние ноты и взорвался черным дымом, подняв смертельную волну, изъедающую мертвые зрительские тела.
Вскоре Лепса полностью накрыло его же внутренним миром, заполнив фантазиями все полости организма. Недолго из глубин вздымалась слабая струя, но вскоре затухла, скромно и чинно перерезав себе вены.
Слабосильный юноша в цветастом костюме допел песню и заулыбался в мертвую тишину зала.
- Спасибо за внимание, – сказал он тоненько.
Потом достал из глубин блестящего пиджака очки в толстой оправе, протер рукавом и повесил их на кончик носа.
- О, говно! – воскликнул он изумленно и весело, подошел к краю сцены и зачерпывая ладошкой, стал хлебать Лепса.