Иду с ней рядом, фонарь ослепил глаз. Ложу руку на плечо, чтобы вела. Останавливается, говорит, что нужно зайти по дороге в переулок на близкой улице. Сбрасывает руку, ноги еле держат. Почему сбросила? Мы же с ней неделю.
- Как я пойду? Ноги не держат, глаза не видят. Ты меньше пила, веди меня.
Слышу смешок. Мерзкая женщина. Слюна накапливается, горло жжет. Великий запой кончился, мы не достигли вершины горы.
В белизне перед глазами мелькает ее силуэт, протягиваю руку, пытаюсь схватить. Опять смешок. Убегает. Пытаюсь бежать за ней, ориентируясь на смех и стук каблуков. Неуклюже перебираю ногами, мотает в стороны.
- Ты где? Я упаду сейчас.
- Здесь.
Где-то близко, может быть метрах в ста, речь на арабском. Двое человек. Она перестает смеяться, прижалась под плечо, быстрым шагом повела меня. Белизна становится меньше: теперь уже просто точка. Голова повисла, смотрю на брусчатку.
- Они за нами блять.
- А нахуй ты игралась?
Речь становится отчетливей, эти двое подобрались ближе. Рывок налево, мы в переулке. Узкий проулок ударил в нос запахом помойки. Ускоряет шаг, ноги утопают в мусоре. Идти трудно, как по мху.
- Куда мы идем?
- У знакомой здесь квартира, там до утра посидим.
- В этой бомжатне?
- Только ей об этом не говори.
Останавливаемся, вижу черную дверь. Она стучит, сквозь минуту открывает бородатый в сером пиджаке. Лицо у него знакомое, Васей звать.
И тут я почувствовал тошноту. Она захватила меня, точкой боль сосредоточилась внутри лба по центру. Подкосился, Вася поймал меня, поток блевоты разукрасил пиджак, его губы сложились в ухмылку отвращения, он отталкивает меня, бьюсь головой о старый выброшенный холодильник. Рукой нащупываю бутылку, глаза вновь залились белизной, на меня совершено нападение. Не смотря, разбиваю бутылку о стену, прыжком поднимаюсь и рывком вхожу в его шею бутылкой, она вскрикивает, толкаю Васю вперед, со всех углов притона на крики уже сбежались бомжи, Вася хватает меня за руку, кровавые всхлипывания не дают ему сказать, в глаза его протухает жизнь, он обмяк на моей бутылке. Она куда-то бежит, ставлю ей подножку, она на коленях, хватаю ее за шею. Из большой группы бомжей в лестничных потемках выходит светловолосая чистая женщина в приятном белом платье.
- Зачем ты привела его сюда?
- За нами шли двое хачей, хотели скрыться.
- Зачем он убил Васю?
- Он напал на нас.
- Вон отсюда!
Взгляд ее был суров и зол. Рука на горле Наташи сжимается, она поперхнулась, стала вырываться. Разрезаю бутылкой ее вечернее платье, мы шли из дорогого ресторана по случаю моего дня рождения, она была красива, мон шер, знал бы ты как тяжело мне было в тот миг разрушать эту сентиментальную легкость ее обаятельности. Коротки волосы ее были смочены слезами, я почти физически ощущал ее грусть по этому платью.
- Пойми, моя дорогая, нет другого выхода.
Ее платье, разорванное на куски, падает на грязный заплеванный пол, ее прекрасный зад оголился, она мило поежилась от холода и взглядов бомжей, предводительница стояла, смотря на прекрасную грудь Наташи, мне захотелось, чтобы те двое арабов выебали ей глаз. Я бы сам лично подержал ей голову. Но не суть. Я нагибаюсь, легкий аромат недельной немытости женского тела и свежих месячных, вперемешку со смазкой, ласками защекотал мне нос.  Достаю член, начинаю ебать. Внутри ее тела я чувствую энергии земли поток, он передается мне и опьяняет голову. Внутри назревает взрыв, я умираю под наплывом великой радости уничтоженья, в Египте тараумара пришла театром жестокости, изваяв меня в песке и глине, чтобы в этот вечер бомжам продемонстрировать картину счастья в пучине желтой серости.
Спускаю ей в утробу, у нас будет жестокое дитя. Переворачиваю ее на спину, стягиваю красные, влажные, соленые, пахнущие трусы, поднимаю рукой над головой, свет в глазах мещан осветил мой лик, она упали передо мной на колени, вожу трусами по их лицам.